Несмотря на внутреннюю победу над искушением, мне было сейчас тяжело. Психически тяжело. Казалось, что я второй раз в жизни теряю прекрасный шанс отличиться, выплыть как-нибудь. Я мог бы превратить эту посредственную, полупровальную операцию в ого-го-го! Да и физически нелегко…

От купола исходило тяжелое облако, которое быстро окутало меня и стало давить сок, погружая в дремоту-дурноту. Еще чуть-чуть и совсем бы погрузился, но успел представить, какие силы распирают Космику вширь и вглубь. Я как бы стал линзой, в которой они сфокусировались. Проявилось гудящее от напряжения защитное поле. Его силовые линии впитывали тяжелую тучу, а потом вдруг превратились в раскаленные шампуры. Которые проткнули меня, как заурядное мясо! По-моему, я выгнулся дугой и заорал. При этом, сгоряча пальнул вверх из бластера. Из продырявленного потолка, булькая, потекла вместе с вонью какая-то белесая, пузырчатая, я бы даже сказал, волосатая жижа.

Я мигом перестал страдать от болезненных ощущений. Вот где, оказывается, излучатель психотронных волн — в самом куполе, который вертится вокруг оси. Кошмарненький излучатель, биополимерный или даже квазиживой.

— Надо куда-то сматываться,— наконец, напомнил я Кнопке. Она из обалдения вернулась к нормальной жизни, когда уже сработали датчики, взвыла сирена, по акватории понеслись аквабордщики, а где-то внизу загорланили растревоженные люди. У нас же инструкция имеется, дурнее некуда: при угрозе захвата — оружие уничтожить, и выдавать себя за обычных хулиганов. Раз так, с десятка два художников может порисовать ботинками на наших лицах. Да, чтобы не стать натюрмортом, надо очень постараться.

Я поработал электрорецепторами и столбы, поддерживающие потолок, показались мне любопытными. Шах-шарах бластером — так и есть, полые внутри. Это же фановые трубы, по которым путешествуют выделения из купола. Швырнул в трубу зонд, тот и падал, и прыгал, и рикошетил. Потом доложил, что внизу какие-то пустоты.

В начале спуска мне казалось, что мы с Кнопкой попали в обычный канализационный стояк — потому что гадость текла нам на голову и за шиворот. Потом, однако же, труба стала ступеньками расходиться вширь и дресневый сток лишь слегка увлажнял стеночки. Все уяснилось, когда добрались до дна. Там была просто балластная цистерна, сейчас едва заполненная. Имелись и люки, за которыми, наверное, начиналось озеро. Но кромсать их было нечем, резак уже выработал ресурс и стал пенсионером. Бластер применять — это все равно, что царапать ногтем по стеклу.

Когда ситуация приблизилась к трагедии, одно обстоятельство все-таки размягчило меня. За переборкой скрежетнуло и раздался неслабый шум бьющей воды. Ага, за счет заполнения и продува балластных танков достигается нормальная осадка острова, чтобы он не бултыхался на поверхности озера, как надувной мяч. Наверное, сейчас нас хотят утопить, однако не знают, в какой точно цистерне мы засели. Дойдет очередь и до этой.

Нашли мы с Кнопкой местечко получше (на уступе), подсушили его сквизером и стали ждать хорошей погоды для купания. Было однако мокро и холодно, несмотря на усиленное добывание АТФ из быстро скудеющих жировых запасов. Как-то совершенно естественно мы с девушкой стали прижиматься и объединять наше тепло, мы оба нуждались в грелке. Что ж, грелка не унитаз — ничего в ней плохого. Однако, обозначился и дополнительный фактор. Я, между прочим, как телозритель, давно приметил, что солдатка Кнопка интересна не только упорством в борьбе и стойкостью характера, но и своим экстерьером. А теперь, кажется, и ее интерьер вполне симпатичен мне. Да вроде и она, на базе общих испытаний, взрастила ответное чувство. В общем, она меня не только обогревает, но и толкает потихоньку на кое-что. И глаза ее черносливные с зеркальным слоем отражают легонький ультрафиолет, сочащийся из лампочки у меня над карманом, и дыхание такое нейтральное на фоне окружающей вони и упругий бюст на фоне всеобщей твердости — все нравится мне сейчас.

И я, между прочим, не какой-нибудь Финогенов в расхристанных портках, а настоящий кшатрий, пускай не утяжеленный мозгами, но боевая личность, способная продолбить лбом любую стенку. Обстановочка, кстати, располагает. Здесь вам не нужен стыковочный скафандр, как в вакууме, и не требуется постоянный отстрел песчаных спрутов, подбирающихся к заднице, как в марсианских пустынях. Среда совсем неагрессивная. Я поворачиваюсь к Кнопке получше, для пущего удобства кладу руку на округлое ее бедро и чувствую необычайную легкость.

— Ты там случайно на крючок бластера не нажмешь? — решаю все-таки уточнить.

— Вблизи я действую самостоятельно, без помощи оружия,— предрекает она непротивление. Вроде все в порядке, можно дожать знаменитую Кнопку, которая превратила в зубной порошок десяток добытчиков на копях Шеба только потому, что они ей делали неприличные предложения. Однако, когда моя рука уже гуляла по ее приятному животику, я вдруг засомневался — пружинка тайная меня затрясла. Крюк — проверенный герой, с которым она была не хамоватой как со всеми, а нежной и ласковой — и вдруг он отставлен. Отчего, зачем? Я ведь еще особенно не отличился перед ней. Не хватало мне с Крюком иметь неприятности из-за бабенки. Которая, кстати, бортанет и меня, если не сегодня, так завтра. Вдобавок статистикой установлено: те кшатрии, что навещают девушек перед ответственным заданием, возвращаются с него целыми и теплыми на тридцать процентов реже, чем более стойкие товарищи. А с чего, кстати, я почувствовал такую легкость? Тяжести и легкости в этих краях связаны с последующими неприятностями. Может, разогрелся уже где-нибудь резервный излучатель? В итоге, руку я свою поскорее убрал и отодвинулся.

— Ты чего? — грубым голосом спросила солдатка.

— А ничего. Лучше как-нибудь в другой раз поваляемся на приличном диване, не свиньи же. Нам, наверное, после экспедиции отпуск дадут недельный. Представляешь, номер в отеле на Фобосе с видом на Марс — и бокал с шампанским у тебя на пупке. В приличном отеле, а не в курятнике, где стоит только уединиться с дамой, как некто начинает царапаться в дверь и выкрикивать: “Эй, вы что там, заболели?”. Глядишь, сообразим, как детеныша нарисовать.

Она в ответ скрипнула зубами и налилась мраком. А потом от бабенки вдруг прыгнула на меня тяжелая волна. Я расстелился на железе, бессильный, как мочалка. Лучше бы на меня напал марсианский червяк-констриктор, его хоть видно. Надолго я запомню такой исход любовных усилий — если, конечно, будет чем помнить. И все-таки я почувствовал Космику. Я будто вошел в резонанс с далекими, но мощными вибрациями, которые возбудили мое оборонительное поле. Оно вобрало нагрузки, а потом резко вспенилось и погнало мучительную волну прочь. Едва избавился от наваждения, как натужно заскрежетали люки и в цистерну рванулось озеро. Нас забросали, запинали струи, надо было срочно нырять, придавая себе ускорение выбросами сквизеров.

Под люком была дыра, в которую едва-едва продевалась голова. Нас когда-то учили продираться сквозь узости, но это было давно. А люк вот-вот должен поехать назад и разрезать на две половинки любого протискивающегося. Я съежился с помощью судорожного выдоха и проскочил, едва не потеряв дыхательную маску. Плыву, в нос поддувает все более хило, а до берега еще пятнадцать минут. Из воды пришлось выжигать пузырьки кислорода! Наверное, на эти испытания килограмм последнего заветного жирка спустил. В общем, на берег я выбрался в полной прострации, хорошо, что там не бегали какие-нибудь киберсобаки. А Кнопка довольно свеженькой осталась, даже противно.

Чуть отдышался, стал искать пневмопрыг, запрятанный в кусты. Ищу безрезультатно и по ходу дела соображаю, что Крюк слишком долго отсутствует, не встречает с цветами-незабудками свою маленькую Кнопочку. Неужто повязали? Но когда я у своей напарницы поинтересовался: “Где же нынче твой дружок, во вражеском плену подвергается насилиям или спит под кустом да курей видит?”, послышался суровый голос. Голос принадлежал Крюку, был обращен ко мне и не предвещал ничего хорошего.