- Вы подождете два часа, - обратился к нам Баггинс, - а затем начнете поиск. Если все будет нормально, двигайтесь тихим ходом к базе. Как только мы доедем и отдохнем немного, несколько машин вернутся сюда вам на помощь. Пока на базе ни одного свободного экипажа, а то можно было бы вызвать машины для поиска прямо сейчас... Связь с нами, как обычно. Желаю успеха.
Он скомандовал ребятам, те немедленно направились к машинам. Почти одновременно зажглись фары, свет их пошел выхватывать пятнами из мрака песчаные холмы. Один за другим трогались с места головные бронеходы, за ними с криками и хлопаньем кнутов потянулся отряд аборигенов. Колонну замыкали три машины, ребята из последней помахали нам и что-то крикнули, но из-за шума двигателей слов нельзя было разобрать.
Хозяин повозки стоял возле своих вещей и смотрел, как и мы, вслед уходящим бронеходам. Потом повернулся к нам с улыбкой доверия на лице.
- Скоро поедем. Пусть начальник не волнуется.
Но для волнения были все основания. Неизвестно, что с человеком, который теперь в пути. И неизвестно еще, благополучно ли он получит своего осла, да если и получит, то и это вовсе не гарантия хорошего конца. Не гарантия.
- Кто пошел за ослом? - грозно спросил я.
- Жена моя пошла.
- Но почему?! - вышел из себя Хаскинс. - Почему ты сам не пошел?
- Жене осла по-хорошему дадут, - невозмутимо ответил абориген.
Я вдруг понял, что значит: "биться лбом об стену". Я ощутил с негодованием вопиющую несуразность жизненной логики кочевников, основанной, однако, на вековом опыте выживания в условиях пустынь. Главное в том, подумал я, что ни один из нас не совершил бы такого поступка, И еще в том, что я должен, обязан понять человека независимо от своих личных представлений о целесообразном и нецелесообразном, о допустимом и недопустимом. И принять единственно правильное решение.
Хаскинс сказал, что нужно немедленно ехать на поиски. Я прикинул, сколько у нас шансов не найти женщину, а повозку - потерять, и отказался. Хаскинс вспылил: "Ты понимаешь, ведь она может погибнуть!" А я словно заразился спокойствием аборигена, который укладывался на ночлег в своей повозке, как ни в чем не бывало. Я спросил у него, уверен ли он, что жена скоро вернется. Он, казалось, был удивлен. Конечно, вернется. Как это его жена посмеет не вернуться!
- С каким удовольствием... - мрачно начал Хаскинс, напрягая руки, но я поспешил остановить его. Не хватало мне еще такой ссоры!
- Мы выедем с рассветом. Через два часа. И никаких возражений, Хаскинс! Если она не вернется к назначенному сроку, только тогда мы должны будем начать поиск. Это приказ Баггинса. Все.
Мне легче всего было сослаться на Баггинса. Залезая в бронеход, чтобы немного поспать, я вдруг подумал, что Баггинс, возможно, поехал бы. Ведь он совершенно не рассчитывал, привыкнув иметь дело с такими молодцами, как мы, что в бурю в вихри песка и темноту кочевник пошлет именно женщину, слабое существо. Это просто не пришло бы Баггинсу в голову, и свое решение он принимал, исходя из того, что ушел все-таки мужчина, который сумеет за себя постоять. Получалось, что я не прав. Мне следовало сейчас мчаться на ее поиски. Но, в конце концов, два часа ничего не меняют, а я чертовски хотел спать. Хаскинс остался торчать снаружи. Он о чем-то разговаривал с аборигеном. Было видно, что он собирается ждать вот так все два часа. Железный парень, подумал я с уважением и тут же уснул. Сквозь сон я слышал, как в машину наконец-то сел Хаскинс, сказал, ни к кому специально не обращаясь: "Надо ехать", - повозился и притих в углу. Окончательно засыпая, я еще подумал о женщине, но вместо того, чтобы волноваться, ощутил вдруг уверенность, что все будет в порядке, и поэтому уснул крепко.
Разбудил меня крик Хаскинса:
- Приехала! Слышишь, Вуперс, - растолкал он меня, - она приехала! Приехала же!
Я открыл глаза и сразу зажмурился от солнца, бьющего, в лобовое стекло. Прямо перед бронеходом стояла молодая женщина в синем балахоне с капюшоном, защищавшим от ветра. Она смеялась, смотрела на нас и смеялась. Я открыл дверцу, собираясь отчитать ее, но гнев мой совершенно прошел, едва я выскочил под освежающий утренний ветер и увидел, как улыбается ее юное лицо. Новый осел уже стоял, впряженный в повозку, и недовольно прядал ушами.
- А ведь она привела осла из какой-то деревни, - вдруг сказал Хаскинс. Неужели там кто-то остался?
Из этих мест все уходили, спасаясь от песка. Мысль Хаскинса показалась мне сначала нелепой, но потом я понял, что он прав. Где-то ведь она взяла осла, значит, кто-то еще оставался здесь, поблизости, в то время как местность медленно заносилась песком. Здесь опасно было находиться, а в селении кто-то жил, и спокойно держал ослов, и спокойно наблюдал надвигающиеся сыпучие пески, не трогаясь с насиженного места. Я насторожился.
- Слушай, девочка, а где ты взяла осла? - спросил я у нее, уже чувствуя, что ввязываюсь в нехорошую историю.
В душе я надеялся, что она ответит примерно так: "тут их целое стадо пасется, и совсем ничьи..." - настолько мысль об оставшихся людях была мне неприятна. Но, конечно, я уже понимал, что люди остались.
- Здесь, во-он там, - она показала рукой, - живет один старик. Он говорит, что песок живой, и не боится его. Как только песок подойдет к дому, он с ним поговорит, и песок посыплется обратно в дыру, из которой вылез.
- В дыру? - озадаченно спросил я.
- Ну, в нору...
- Ты что-нибудь понял, Хаскинс? - сказал я.
- Я понял, что мы должны найти этого старикана и увезти его отсюда. А дыра там, понимаешь, или нора, мне совершенно все равно.
- А эти? - показал я на кочевников.
- Они доедут сами, - безапелляционно заявил Хаскинс. - Вызови базу, пусть их встречают, наверное, уже есть свободные машины.
Я вернулся в бронеход и вызвал Баггинса. Его голос был хриплым и злым: они попали в самую бурю, до базы еще ехать и ехать, а продвигаются они очень медленно. Но два бронехода с базы уже посланы к нам, так что все в порядке.
Я рассказал ему про старика. Он тихонько выругался, а потом приказал немедленно ехать за ним, забрать со всеми пожитками и расспросить хорошенько, что это за "живой" песок.
