Низинные области Гшамм показались мне еще более серыми и унылыми, чем скалистые плато. Но, конечно, более населенными. Чтобы не поднимать панику, мы оставили огромный «Тихо Браге» и экзотический «Цветок» на прежнем месте, а для вылазки использовали «Глорию» и мой «Странник». Оба наших со Смодом корабля обладали более развитой системой невидимости, чем стандартные модули с Базы, и потому шансы быть обнаруженными уменьшались. Мы выбрали для посадки поверхность соленого озера — в нынешний сезон она затвердевала до самого дна, пропеченная горячим солнцем, и днем ослепительно сверкала. Для наших фильтров это не имело значения, но аборигены избегали горячей пустыни, и потому так было безопаснее. Мы дождались ночи, разглядывая местность из рубки «Глории» и размышляя над показателями датчиков. Вдалеке, на буро-желтом пригорке, виднелось старое строение одной из двух деревенек, дополняя пейзаж полуразрушенными стенами и проваленной кровлей из кривых, полусгнивших досок. Свои наблюдения я дополняла сведениями от сириусианского корабля, что завис снаружи, ощупывая сенсорами окрестности и время от времени делясь впечатлениями со мной.

Всегда сложно объяснить общее ощущение, но оно у всех оказалось одинаковым. Чахлая, редкая растительность, изломанные под дикими углами стволы и ветви, пыль, от малейшего дуновения фонтанчиками выплескивающаяся в воздух да так и остающаяся мутной взвесью над холмами… Грязные, ветхие дома и не менее грязные жители в тряпье, медленно ковыряющиеся в сухой, крошащейся земле. Кое-как достающие воду из покосившегося колодца и неловко роняющие бурдюк, так что все приходится начинать сызнова… Да, аборигены тут были самой безотрадной частью картины. Я давно не видела такого тупого, бессмысленного взгляда, слюны, падающей в придорожную пыль, корявых, неестественных движений. Даже до нас здесь доходило это состояние безнадежной, бесконечной тоски, давящей тяжести и безразличия.

— «О этот край, отечество несчастья…» — процитировал Стивен. — М-да. Кстати, вы заметили, как это похоже на декорацию?

У Т-4 какая-то своя эстетика, не всегда мне доступная:

— В чем сходство? Что ты имеешь в виду?

— Такой наигрыш, чрезмерность, эмоциональная накачка. Не жизнь, а ее мрачное подобие. И к тому же внизу, под поверхностью почвы, скрыто много занятных помещений.

— Я тоже на них смотрю. — Нат действительно не отрывала взгляда от тех экранов, где загорались объемные модели сканированных подземных пустот. Лерни же продолжал свой комментарий:

— Часть — совершенно натуральные пещеры на месте тектонических трещин, сильно деформированные натечными породами и размытые грунтовыми водами. А вот в этом месте, — он ловко переключил изображение, — нечто особенное. Слишком правильные, шаровидные, овальные, прямоугольные фигуры. Большие размеры, но самое интересное — технология. Они сделаны методом «вынутого объема», то есть способом, не доступным ни Гшамм, ни, тем более, Склероту. Стоит, конечно, побродить внутри, но спорю на ящик кофе — стены ровные, не выложенные плитами, очень точных геометрических форм.

— Другая культура. Третья сила. — Стивен сделал единственно возможный вывод. Но меня он не устраивал:

— Подождите. А почему тогда это место «органа» К'Таага?

Нат похлопала меня по плечу:

— Помнишь блаженного Августина?

— Кого?!

— Некоего христианского средневекового авторитета. Он как-то написал в своем трактате о христианском учении: «Если языческие философы, особенно платоники, случайно обронили истины, полезные для нашей веры, то этих истин не только не следует остерегаться, но необходимо отнять их у незаконных владельцев и употребить на пользу нам». Церкви часто ставились на место древних храмов, и не думаю, что это только земное изобретение.

ЭМ-СИ лишний раз подтвердила мое мнение — у нее потрясающая память на древние сочинения. Я бы в жизни не смогла воспроизвести подобной цитаты. Между тем «Странник» тоже вмешался в мои мысли. Мы общались только телепатически, причем сигнальные системы сириусиан были не языковыми, а образно-эмпатическими, если проводить земные аналогии. Пообщавшись, я решила поделиться:

— Мой малыш уверяет, что к нашим экзотическим пустотам стекаются под землей с нескольких направлений энергетические сгустки. Особенно со стороны Лантера. Кроме того, вокруг собственно помещений тоже происходит постоянное движение, как бы мерцание, полей.

Техномаг не переваривает, когда замечают что-либо, что не способна фиксировать аналитическая система «Глории». Он кинулся перепроверять мои сведения, потом нехотя признал:

— Да, есть очень незначительные электромагнитные и температурные колебания. Не думаю, что они имеют какое-либо значение.

Стивен покачал головой:

— Имеют, Лерни, да еще какое. Ты не понимаешь?

— Нет.

— Это то, что связывает воедино всю структуру К'Таага. Некие импульсы, на которых работает эта схема. Мы должны разобраться, что именно они из себя представляют и каков эффект этой деятельности. Тогда можно понять ее происхождение и то, как ее нейтрализовать. Так что без очередного подземного путешествия нам не обойтись.

— Здесь проще — никакой охраны, — заметил Т-4. Структурный маг опять думал иначе:

— Это только кажется. На самом деле может оказаться куда сложнее.

Шенгуф был уверен, что никто на Гшамм не чувствует и не понимает К'Таага так, как он. Это всегда давало ему силы, внушало непобедимую уверенность, позволившую отречься от всех человеческих слабостей, стать выше любых понятий о милосердии, жалости, сострадании. Ничто не имело значения, кроме воли его Бога и приказов его «брата» Императора. Он всегда действовал только так, как нужно было во славу Небесного Повелителя и слуг его. За долгие годы у него развилось тончайшее чутье, интуиция, позволяющая определять малейшую опасность для его веры или для его власти. И теперь ему было неспокойно. Казалось бы, К'Тааг возле Деу подал ему божественный знак, увиденный всеми, и надо было только ожидать новых указаний свыше, но была какая-то мутная, невнятная тревога, которая теперь, к середине ночи, стала только возрастать. Теперь к его обычной бессоннице прибавилось странное нервное напряжение. Император встал, оделся и покинул спальные покои. Мимо низко склонившихся часовых он проследовал к проходу, скрытому за массивной лепниной, и набрал код. Бронированная плита бесшумно отошла в сторону, открыв длинную, сделанную из кованого металла лестницу с бледно светящимися ступенями. Шенгуф прошел в дверь, которая тут же за ним затворилась, и начал спускаться. Отполированные до зеркального блеска стены отражали его крупную темную фигуру и в этих неестественных отблесках снизу он походил на призрак.

Через боковой люк он попал в коридор и лишь затем вышел в большой ярко освещенный зал, полный людей и приборов. Вдоль длинной оси помещения располагался, переливаясь и мигая бесчисленными кнопками и лампочками, огромный пульт. Это был центр управления всей его технократической империей.

Мы переждали красочный закат, не выходя из «Глории» и обсуждая план посещения подземелий. Посмотрев, как заходит здешнее светило, я поняла, почему гшаммцы считают небесную твердь красно-бордовой: казалось, от горизонта до горизонта полыхал чудовищный пожар, а вместо облаков, над самой землей, текли оранжево-бурые потоки растрескавшейся лавы. Наша дискуссия затянулась — никто не хотел оставаться на корабле, а по всей логике и по всем правилам это было необходимо. Лерни сразу заявил, что он уже побыл на дежурстве, а я вообще поставила их перед фактом, что раз все равно лететь придется в моем «Страннике» (нужно было пройти твердую среду, скальную породу, в отличие от Ширтахо здесь не было никаких выходящих наружу коридоров или тоннелей), то мое присутствие абсолютно необходимо. Нат твердила про надписи, которые могут оказаться полезными прямо на месте. Стивен молчал, но было ясно, что в столь сложное место он никого без себя не отпустит. Заметно стемнело, густой, чернильный мрак залил унылый пейзаж равнины, а над горизонтом, из-за туч, начала медленно выскальзывать синевато-серая луна, почти не дающая света. Внезапно Стив, сидевший, положив ногу на ногу, возле обзорного экрана, подался вперед и поднял руку. Мы прекратили спор и посмотрели туда же, куда и он. Видение было беззвучным, но ощущения от него, непонятно почему возникли зловещие.