XXIII

Весть о скором отъезде Каверзнева быстро разнеслась повсюду, проникнув в самые отдаленные и темные закоулки городских трущоб.

Преступный мир ликовал. Воры и разбойники ходили с просветленными ликами и при встрече перемигивались, спрашивая друг друга:

- Что, брат, точно Каверзнев едет?

- Точно! Сам слыхал, - крестился встречный.

- Уж скорее бы...

Желая ускорить это событие, бандиты устроили в своем кругу специальную подписку. В подписке приняли участие даже бомбисты. Каверзнев, как оказалось, и им стал поперек пути. Бомбисты сообща договорились неделю просидеть на хлебе с квасом и временно снизить себестоимость своих самоделковых бомб за свет убавки вложений пороху, укорочения бикфордовых шнуров и более прицельного метания.

В общее дело они внесли 34 с половиной рубля медной мелочью. Деньги бомбисты принесли на воровскую малину и молча высыпали на стол. Уголовники хотели было их высмеять, но, хорошенько рассмотрев их замкнутые лица в поднятых кожаных воротниках и оттопыренные бомбами карманы, передумали связываться и лишь сгребли медь в общую денежную кучу.

Бомбисты удалились, не проронив ни слова и неизвестно чем гордясь.

Вскоре Леопольд нашел под дверью надушенный конверт с изрядной суммой денег и железнодорожным билетом до юга. Некоторое время Лепа ломал голову над природой происхождения этого конверта, но шедший от него запах все сбивал Лепу в сторону каких-то оторванных от реализма фантазий, содержание которых являлось в образах прекрасных влюбленных дам, кладов и прочего такого, что можно повстречать только где-нибудь в дальних странах из детских книжек, куда иначе не добраться, кроме как океан-морем, преодолевая препятствия.

Словом, в означенный час Леопольд забрался в свой вагон-люкс, удобно расположился на мягком сиденьи и помчал, наконец, к югу.

Проспав всю ночь под вагонную раскачку, он проснулся от яркого солнечного света, отраженного огромной сияющей поверхностью, сливающейся с небом и отрезанной берегом, вдоль которого шла насыпь.

Леопольд радостно выскочил из постели, потянулся всеми суставами и бодро принялся за чистку зубов.

XXIV

Леопольд Каверзнев стоял на возвышении, широко расставив ноги и смотрел на раскинувшуюся под ним гавань с военными кораблями.

Кораблей было великое множество. Большие замерли неподвижно, малые сновали туда-сюда по своим неведомым делам.

Тут были и крейсера, и дредноуты, броненосцы с линкорами, и эсминцы с миноносцами. Полный выбор на любой вкус.

Но Лепин придирчивый глаз охотнее останавливался на судах с парусным оснащением или на весельном ходу. Если бы не Терентий, он бы выбрал один из таких.

На всех кораблях развевались андреевские флаги, летали от одного к другому кучерявые угольные дымки. Доносился крик чаек.

Лепа спустился к самому причалу и послал с одной шлюпкой, шедшей на "Потемкин", записку Терентию. Терентия все прекрасно знали и охотно взялись передать послание. Чувствовалось, что и Лепа поднялся в глазах матросов.

Тем же вечером сменившийся с вахты Терентий сидел с Лепой в матросском заведении за пивом и объяснил тому, как поскорее устроиться на службу.

Терентий состоял в боцманской должности. Громадная его грудь украшалась медной дудкой, казавшейся ювелирным украшением. На коленях он держал известного кота, только что поручкавшегося с Каверзневым.

Когда Лепа передал поклон от Григория Котовского, Терентий очень обрадовался, на глаза ему навернулась даже слеза. Он долго и подробно расспрашивал Леопольда о Котовском. Кот же забрался передними лапами на стол и немигающим человеческим взглядом жадно следил за беседой, прислушиваясь к каждому слову.

Терентий сказал Леопольду, что "Потемкин" Готовится уйти в кругосветное плавание, и Лепе следует поспешить с формальностями, чтобы вписаться в команду и получить довольствие.

Лепа обеспамятел от счастия. Тут же побежал к морю и стал там на пристани у самой воды, обдаваемый соленой водяной пылью. Одна из волн чуть было не смыла его вперед всех приключений, благо подвернулся чугунный кнехт, и волна отбежала ни с чем. Лепа не зло ругнулся и вернулся в заведение, где и провел ночь с Терентием в разговорах на сугубо мужские темы.

XXV

На всем юге начиналось чудесное весеннее утро. Встречала его и морская гавань.

Вода была так прозрачна, что совершенно не заслоняла взору вида на морское дно. Оно все было как на ладони, усыпанное разного рода раковинами и поросшее водорослями. Вид открывался фантастический с крабами, морскими коньками и прочими чудищами, незаметными на первый взгляд. Рыбы, само собой.

Сияло яркое солнце, многократно отражаясь в надраенных медных частях военного корабля, мерно покачивающегося на зыбкой морской поверхности.

Вода шлепалась о толстые якорные цепи, прочно держащие корабль на одном месте.

По бортам и спасательными кругам судна написано было его название:

"КНЯЗЬ ПОТЕМКИН - ТАВРИЧЕСКИЙ"

Да, это был легендарный броненосец.

На верхней палубе броненосца выстроилась его команда для поднятия флага.

Обведя взглядом строй, можно было убедиться, что команда сыта, бодра и готова к плаванью.

Матросы застыли по команде "смирно". Силой неколебимого приказа каждый из этих очень разных людей, объединенных одной формой и общим занятием, получал прекрасную возможность сосредоточить свои вечно разбегающиеся мысли на чем-то высоком и божественном, что воплощалось теперь в ползущем к облакам флаге.

По уставу прижатые к бокам локти, замершая шея и вытаращенные неподвижно глаза - все это не допускало суетную мысль в голову и не давало ей отвлечь сознание, устремленное к небу. Каждым овладел его дух и спешил произвести свой созидательный труд...

Но вот флаг поднят, подана команда "вольно", и можно разглядеть в строю знакомые лица.

Вон Терентий держит у чьей-то повинной скулы пудовый татуированный кулак, а вот и Леопольд Каверзнев в белой рубахе с синим воротом стоит, сделав грудь напружкой, одинаково со всеми на своем месте, имея в виду грудь четвертого от себя человека.

Окрепший утренний ветерок треплет ленты его бескозырки с золотыми якорями на концах. На лбу у Лепы блестит золотом название броненосца.

Леопольд смотрит сияющими глазами в прозрачную даль на ясный горизонт, вдыхает глубоко свежий морской воздух и счастливо думает о том, что впереди еще длинная увлекательная жизнь, конец которой скрывается где-то в бесконечности, в замкнутом спиралью туманном отдаленьи.

1984.

? ? ?

Вещь "Золото на ветру" выгодно отличается от других произведений аналогичного жанра (авантюрного) полным отсутствием нравоучительных лирических отступлений. И как это здорово! Чистый "поток событий" (по аналогии с "потоком сознания"). Даже скрепляющие сюжет основные линии отсутствуют, если не считать историю с алмазом (см. аналогичную пружину для интриги в "Трех мушкетерах").

"Золото на ветру" - любование нереализованными детскими представлениями об авантюрах; особенно выразителен в этом отношении конец - прямо ветер распирает грудь и персонажи совершенно забылись в беспредметном героизме...

Этот бандитский героизм - характерная черта творчества Тихомирова - его живопись и литература до неимоверной концентрации заполнены лихими всадниками в заломленных папахах и с шашками наголо впрочем, жертв почти нет, разве что набьют морду, и то не больно.

На месте Тихомирова, я бы к своим произведениям взял эпиграф: "Я, как вы знаете, люблю, чтобы мои произведения были набиты событиями, и за ваши деньги выдаю их вам без остатка". (У.Теккерей)

В.Шинкарев