- Кто там?
- Каре священников или гора священников, как говорит Профира. Можно войти, Герр Директор?
- Нельзя, - дерзко ответил Дэнуц, держа флакон с одеколоном в руке.
- А тебя не спрашивают, Плюшка! - крикнула Ольгуца.
- Входи, Ольгуца. А вы, я вижу, все еще в состоянии войны?
Дэнуц насупился. Ольгуца мгновенно оглядела ванную комнату и тут же позабыла о том поручении, которое ей дали в столовой.
- Герр Директор, хочешь, покажу, как ты обливаешься одеколоном?
- Ну-ка, ну-ка!
- Лей, - приказала она смиренному чашнику.
- Лей сама.
- Нет, ты. Герр Директор велел.
- Налей, Дэнуц.
- Вот, слышишь?.. Лей как следует; это не шутка!
"На его месте я бы притворилась, что наливаю, а сама ударила бы его горлышком флакона... или бы плеснула ему в глаза", - замышляла Ольгуца месть брату, который лил яростно, но честно.
- Герр Директор, сначала ты брызгаешь на ковер...
Раскрыв соединенные ковшиком ладони, она потерла их одну о другую: едкие капли пролились на ковер.
- ...Потом ты массируешь голову от бровей вверх и стонешь: Ы-ы-ы-ы-ы-ы!.. У тебя по-прежнему бывают мигрени, Герр Директор?
- Дьявол во плоти, из-за тебя-то у меня непременно будет мигрень!
- Потом, дорогой Герр Директор, ты просишь налить еще одеколону.
Дэнуц смотрел в окно, заслонившись флаконом, словно щитом.
- Лей, слышишь?
- Налей, Дэнуц, я попал в плен!
- Вот. А теперь ты протираешь одеколоном лицо, вздыхаешь и трешь веки... Не очень жжет? Ффф-хаа! - вздохнула она прерывисто, как после ожога.
Дэнуц улыбнулся: "Обожглась! Так ей и надо! Ничего!.."
Глаза Ольгуцы следили за ним сквозь пальцы.
- Напрасно радуешься, Плюшка. Я пошутила.
- А что же я делаю дальше, Ольгуца?
- Ты думаешь, я не знаю! Дай мне флакон, Плюшка!
Дэнуц остался с пустыми руками.
- А теперь, Герр Директор, наступает очередь платка. У меня его нет. Пусть мое платье будет платком.
- Пусть... но что скажет Алис?
- Мама скажет, что ты во всем виноват.
Одеколон журнал, заливая платье Ольгуцы.
- Григоре, придется тебе самому готовить себе еду! - раздался голос госпожи Деляну.
- Входи. Я кончил.
- Что ты здесь делаешь, Ольгуца?
- Мамочка, у меня на платье было пятно, и Герр Директор сказал, что его можно вывести одеколоном.
- Ты портишь мне детей, Григоре!
- Вот видишь, Герр Директор!
- Лучше скажи, чем ты собираешься меня кормить?
- Одеколоном... Вот чего ты заслуживаешь.
- В таком случае, я уверен, что все будет очень вкусно!
- Попробуй пообедать в Бухаресте так, как у меня!
- В Бухаресте много лакомых блюд!
- Тех самых!..
- Каких, Герр Директор?
- Тебе о них расскажет Дэнуц... через несколько лет.
- Григоре!
- Я-то знаю, а вот Плюшке не скажу.
- Ольгуца!
- Но если я и правда знаю, мамочка! В Бухаресте можно покутить.
- Кто тебе это сказал?
- Ты, мама.
- Я?!
- Конечно. Разве ты не говорила, что папа кутит в Бухаресте?
- ...Я пошутила!
- Ну и я пошутила, мамочка!
- Tante Алис, яичница стынет, - сообщила Моника, с видом застенчивого пажа появившись на пороге.
- Вот единственный в этом доме послушный ребенок!
- Ничего, я тебе покажу! - пробормотал Дэнуц, на которого никто не обращал внимания, локтем задевая Монику, державшуюся позади всех.
Глаз Герр Директора, оснащенный моноклем, не делал существенных различий между красивыми женщинами и изысканными блюдами. Он глядел на них с одинаковой дерзкой любезностью, в то время как его полураскрытые губы, казалось, колебались между словом и делом.
Все уселись за стол на свои обычные места. Перед одиноким прибором Герр Директора трепетало розовое золото яичницы; рядом подремывала томная мамалыга; чуть дальше - масло, татуированное ложкой и украшенное двумя ярко-красными редисками; потом сметана цвета лика мадонны...
- Одобряю!
- Да ты, батюшка, лучше ешь, а не одобряй! Сейчас время завтрака!
- А вы будете на меня глядеть?.. Нет уж, увольте!
- Что же нам прикажешь делать? Повернуться к тебе спиной?
- Тоже есть... Иначе вам придется платить за вход!
- Мама, а может быть, нам подадут дыню, - любезно предложила Ольгуца.
- Хм! - посоветовалась госпожа Деляну с господином Деляну.
- Аминь. Сегодня у нас байрам!
- Прохвира, принеси канталопу... Вот видишь, Герр Директор, я тебя не покинула!
- Узнаю тебя, Ольгуца: ты любишь жертвовать собой! - пошутила госпожа Деляну.
- Мама, скажи честно, разве тебе не нравится холодная дыня?
- Нравится!
- Значит, мы обе жертвуем собой!
- Ольгуца!
- Дорогая Алис, все прекрасно в твоем доме, начиная с тебя самой! Но почему у вас...
- ...нет пепельниц? - перебила его Ольгуца, вставляя в глаз монокль, чтобы точнее изобразить дядюшку.
За завтраком пепельница у Герр Директора стояла рядом с тарелками, а папироса входила в меню.
- Ольгуца, вынь монокль: только этого недоставало!.. Курево! Курево и снова курево! И это ты называешь едой, Григоре?
- Оно убивает микробов и способствует пищеварению!
- Поставь на место пепельницу, Дэнуц!
- Дай мне ее, Дэнуц!
- Не давай!
Ольгуца выхватила пепельницу из руки, колебавшейся между двумя противоположными магнитными полюсами, и поставила ее на стол.
- Мама, смотри, что делает Ольгуца!
- Так тебе и надо, раз ты не слушаешься!.. А ты, Ольгуца, почему не делаешь так, как велит мама?
- Разве ты мне что-нибудь говорила, мамочка?
- Я сказала. Довольно!
- Мама, ты всего только мама, в то время как Герр Директор...
- Что именно?
- Гость... а ты хозяйка дома.
- Какая дерзость!
В столовую вошла Профира, торжественно неся голубцы; следом за ней Аника с бледной морщинистой канталупой, похожей на голову христианского мученика.
- Кто хочет дыню, пусть поднимет палец.
Ольгуца двумя пальцами боднула канталупу.
- Видишь, Моника, это прием джиу-джитсу! Если бы на месте дыни была ты, - прошептала Ольгуца на ухо Монике, опасаясь, что ее услышит Дэнуц, тебе бы пришлось ладонью разделить мне пальцы. Иначе я выцарапала бы тебе глаза. Так отбивают удар. Теперь ты все знаешь!
Моника подняла вверх согнутый палец, чтобы получить свою скромную порцию.
