— Нет, подожди! Пожалуйста, не уходи, Стив! — Мишель соскочила с софы.

Ее отчаяние было таким явным, таким сильным, что Кортни резко вынырнула из глубин собственного несчастья. Ее сердце сжалось. Глаза сестры сияли любовью к мужчине, стремление которого уйти было столь же очевидным, как желание Мишель остановить его.

О Мишель, когда приходит пора расставания, все, что ты можешь сделать, — это отпустить, уныло подумала Кортни. Она узнала эту горькую истину на собственном опыте всего несколько часов назад.

— Мы еще не обедали, — задыхаясь, продолжала Мишель. — У меня в морозильнике чудные блинчики с курицей. Я могу…

Ее прервал настойчивый звонок в дверь.

— Я открою, — быстро сказал Стив. Кортни ожидала, что он выскочит за дверь, как только откроет ее. Но он не выскочил, потому что дверной проем был заблокирован двумя внушительного роста и вида мужчинами.

Кортни с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть. Нет, не может быть! Сердце ее упало. Она была так уверена, что в квартире Мишель их с Сарой никто не найдет.

Лицо Стива Сарацени осветилось радостной улыбкой.

— Вы — Ричард Тримэйн! — воскликнул он, обращаясь к пожилому мужчине. — Я узнал вас по журнальным фотографиям, на финансовых страницах, разумеется, — добавил он почтительно, протягивая руку для рукопожатия. — Стив Сарацени. Ужасно рад познакомиться с вами. — Он повернулся к Мишель, его красивое лицо раскраснелось от восторга. — Дорогая, я не знал, что ты знакома с Ричардом Тримэйном.

Мишель перевела ошеломленный взгляд со Стива на Кортни, затем на двух мужчин, загородивших дверной проем.

— Я с ним не знакома.

Коннор вошел в квартиру. Его глаза встретились с глазами Кортни, и она быстро опустила взгляд на Сару, лежавшую у нее на коленях.

— Ричард, почему бы тебе не пойти с Мишель и… э… Стивом пообедать, а мы пока с Кортни поговорим. — Голос Коннора был тихим и таким непреклонным, что Кортни задрожала. Инстинктивно, из чувства самосохранения, она встала и начала медленно отступать к двери в спальню.

— Хорошая мысль! — сердечно подхватил Ричард Тримэйн. — Мишель, Стив, я уверен, что вы можете порекомендовать хороший ресторан.

— Да, сэр, я точно могу, — просиял Стив Сарацени. — Скажите, какую кухню вы любите, и я назову лучшее место. Мишель, дорогая, идем скорее.

Он протянул ей руку, и она колебалась лишь долю секунды, прежде чем взяла ее.

— Что привело вас в наш ничем не примечательный городок, мистер Тримэйн? — спросил Стив, включая свою обаятельную улыбку на полную мощность. — Я надеюсь, что вы получите удовольствие от…

Сарацени крепко держал нить разговора, когда все трое покидали квартиру.

Коннор и Кортни остались одни. Она продолжала пятиться к спальне, слишком шокированная его внезапным появлением, чтобы придумать что-нибудь другое.

— Кто этот сладкозвучный красавчик, прилипший к моему отцу? — спросил Коннор, медленно, но целеустремленно приближаясь к ней.

— Я… я познакомилась с ним здесь только что, — неестественно высоким голосом проговорила она. — Я думаю, он увлечен Мишель.

— Это Мишель, возможно, увлечена им, а он увлечен только самим собой, — заметил Коннор. — Знаю я этих типчиков!

— Как ты догадался, что я здесь? — прошептала Кортни, задыхаясь.

— Потому что я сам был таким, — задумчиво произнес он. — Конечно, хорошо развлекаться, веселиться, когда ты совершенно свободен и ни перед кем не отчитываешься. Никаких обязательств, никакой ответственности. Твое время и деньги принадлежат только тебе. И вдруг в какой-то момент все это начинает бледнеть. Ты осознаешь, что у тебя нет друзей, с которыми можно по-настоящему поговорить и на которых можно положиться, нет женщины, которой можно довериться и которая близка тебе. Вдруг даже секс теряет свою привлекательность, становится просто гимнастикой, способом снять напряжение.

— Коннор!

— Надоел мой самокритичный монолог? — Он невесело улыбнулся.

— Ты все помнишь! — воскликнула Кортни. — Ты должен был вспомнить Мишель, чтобы найти меня здесь!

— Да, — утвердительно кивнул он. — Я помню все. Цыганочка.

Кортни бросило в жар, потом в холод. Она не понимала, не смела надеяться.

— Когда?.. — неуверенно спросила она.

— Прошлой ночью. Это происходило постепенно. Сначала меня осенило, что ты не могла оставаться девственницей, если мы были женаты пять лет.

Она вздрогнула, и ее щеки залились жарким румянцем.

— Но только после того, как мы снова занимались любовью, после того, как покормили ребенка в полпятого утра, я вспомнил все. Историю с усыновлением, наш план с вымышленным браком, чтобы одурачить Уилсона. Единственный провал в моей памяти — от столкновения до того момента, как я пришел в себя в больнице.

— Значит, когда мы гуляли утром, и во время встречи с отцом… и пикник… ты все помнил? — прошептала она.

Он утвердительно кивнул.

— Почему же ты не сказал мне? Я…

— Я пытался. Ну, некоторым образом, — поправился он, когда она осуждающе взглянула на него. — Я же говорил, что тебе не стоит волноваться и что все будет хорошо. Я сказал, что ты моя и я никогда не отпущу тебя.

— Ты говорил это и до того, как твоя память вернулась, — напомнила Кортни. — Откуда мне было знать…

— Дело в том, что я не знал, как сказать тебе и как ты воспримешь эти новости. Возможно, я боялся, что ты испугаешься и сбежишь.

Они уже были в спальне Мишель. Кортни так тряслась, что едва могла стоять. Она уставилась на смятую постель, и ее румянец стал ярче. О, она действительно что-то здесь прервала. И тут Бартон, сиамский кот, появился из-под кровати, поприветствовал их громким мяуканьем и прыгнул на подушку. Кортни не отводила взгляда от кота, загадочно смотревшего ей в глаза.

— Вернемся в гостиную, — предложил Коннор. — Здесь у меня слишком много соперников, отвлекающих твое внимание.

Он потянулся к Саре.

— Дай ее мне.

Глаза Кортни наполнились слезами.

— Я не отдам ее, Коннор, — прошептала , она.

Он внимательно посмотрел на нее, взял Сару и вышел в гостиную. Кортни последовала за ним. Он вынул одеяло из сумки, расстелил его на софе, затем осторожно уложил Сару и подоткнул аккуратно одеяло вокруг нее.

После он медленно выпрямился и повернулся к Кортни:

— Почему ты оставила меня? Нет, лучше сказать: почему ты сбежала от меня? Потому что ты именно сбежала, Кортни.

— У меня не было другого выхода! — проговорила она, подавляя рыдания. — Я не могла сказать тебе правду, боялась, что ты придешь в бешенство. Но рано или поздно ты бы все узнал и возненавидел меня.

— Никогда не слышал большей глупости! — Его глаза сверкали. — Я же сказал, что люблю тебя, и ты ответила, что любишь. Что может быть реальнее?

— Но ты думал, что мы женаты! Выражение его лица смягчилось.

— И тебе казалось, что я не захочу тебя, когда вспомню, что это не так? — Он подошел ближе и запустил пальцы в ее темные шелковистые волосы. Его голос стал тише. — И маленькая Цыганочка собралась и уехала?

— У меня не было другого выхода, — повторила она, смахивая слезы. — До катастрофы единственное, чего ты точно не хотел, — это быть женатым. Ты настаивал на том, чтобы я вернула ребенка Ноллеру, и обвинил меня в том, что я пытаюсь заманить тебя в ловушку…

— Это было до того, как в меня вбили немного здравого смысла. — Он вдруг засмеялся. — Буквально.

— Не шути так! — Кортни передразнив. — Ужасно было видеть, как ты лежишь там в больнице без сознания.

— Что возвращает нас к понятной лишь посвященным теории избирательной амнезии доктора Аммона. Мой внутренний конфликт — это война с самим собой из-за тебя, малышка. Ты была всем, что я хотел, всем, что мне было необходимо…

— И всем, чего ты избегал всю свою сознательную жизнь, — закончила она, поднимая на него огромные бархатные глаза. Она обвила его руками и, прижалась к нему.

— Я был идиотом, а эта автокатастрофа дала мне шанс узнать, как чудесно быть твоим мужем и отцом Сары. — Его руки крепко сжали ее, словно успокаивая. Его губы, теплые, нежные, ласкали ее виски, шею. Это было чистое блаженство. — Выходи за меня замуж. Цыганочка. Я хочу заменить это фальшивое кольцо настоящим. Я хочу любить тебя и быть с тобой до конца жизни, — он улыбнулся, глядя ей в глаза. — Я хочу смеяться с тобой, бороться с тобой, играть с тобой во всевозможные игры, ездить на эти глупые пикники… Господи, спаси меня. Цыганочка! Скажи «да».