11

Мы приехали в двенадцатом часу.

Народу было много. Среди фраков и вечерних платьев - несколько фигур в одинаковых черных домино и голубых масках. Очевидно, одна компания. Кроме них, маскированных не было.

- Ну, вот вам она. Видите? Привезла, - сказала моя приятельница, подведя меня за руку к хозяйке.

В большом зале пела цыганка. Маленькая, щупленькая, в черном закрытом платье из блестящего шелка. Она страдальчески закидывала шафранно-смуглое личико.

Расставаясь, она говорила:

"Не забудь ты меня на чужбине..."

- Подождем минутку, - шепнула мне хозяйка. - Сейчас она кончит.

И продолжала стоять около меня, ища кого-то глазами.

- Теперь мы можем пройти.

Она взяла меня под руку и повела по залу, все ища кого-то.

Мы прошли через всю комнату и вошли в маленькую полутемную гостиную. Гостиная была пустая. Хозяйка усадила меня на диванчик.

- Я к вам сейчас вернусь. Вы не уходите.

Она действительно скоро вернулась, но не одна. С ней пришло черное домино.

- Вот эта таинственная маска, - смеясь, сказала С., - будет вас пока развлекать. Подождите меня здесь.

Черное домино село рядом со мной и молча смотрело на меня через узкие прорези маски.

- Вы меня не знаете, - пробормотало оно наконец. - Но мне ужасно надо поговорить с вами.

Голос был незнакомый. Но интонация знакомая. Таким прерывистым истерическим тоном говорила со мной фрейлина Е. Говорила о Распутине.

Я посмотрела на свою собеседницу. Нет, это не Е. Та была маленькая. Эта - очень высокая. Чуть-чуть картавила, как все наши великосветские дамы, которые в детстве начинают говорить по-английски прежде чем по-русски.

- Я все знаю, - нервно продолжала незнакомка. - Вы в четверг должны быть в одном доме.

- Нет, - удивилась я. - Я нигде не должна быть.

Она страшно взволновалась:

- Ну зачем, зачем вы не говорите правды? Ведь я же все знаю.

- Где же, по-вашему, я должна быть? - спросила я.

- Там. У него.

- Ничего не понимаю.

- Вы хотите проверить меня? Ну что же, я скажу прямо. Вы будете в четверг у... у Распутина.

- Почему вы так думаете? Меня никто в четверг к нему не приглашал.

Дама притихла.

- Может быть, вы еще не получили этого приглашения... Но все равно вы его должны поучить. Это уже решено.

- Что же вас в этом деле так волнует? - спросила я. - Может быть, вы мне скажете ваше имя?

- Я не для того надела эту идиотскую маску, чтобы говорить вам мое имя. Да это для вас безразлично. Не в этом дело. Дело в том, что вы будете в четверг там.

- Нет, я не собираюсь к Распутину, - спокойно сказала я. - Уверяю вас, что я к нему не пойду.

- А-ах!

Она вся вскинулась и схватила меня за руку своими затянутыми в тугие черные перчатки руками.

- Нет, вы нарочно так говорите. Вы пойдете! Почему вы не пойдете?

- Да мне неинтересно.

- И вы не передумаете?

- Нет.

У нее задрожали плечи. Мне показалось, что она плачет.

- Я думала, что вы искренне, - прошептала она.

Я совсем растерялась.

- Вы чего же это от меня хотите? Вам неприятно, что я не пойду? Я ничего не понимаю. Она опять сжала мне руку.

- Умоляю вас всем, что у вас есть святого: откажитесь идти в четверг. Надо, чтобы он отменил этот вечер. Он не должен приезжать из Царского в четверг. Этому надо помешать, потому что это будет ужасно.

Она бормотала что-то, вздрагивая плечами.

- Я не понимаю, причем я здесь, - сказала я. - Но если это может вас успокоить, то поверьте мне: я даю вам честное слово, что не пойду. Я через три дня еду в Москву.

У нее опять задрожали плечи, и опять показалось мне, что она плачет.

- Спасибо вам, дорогая, дорогая...

И, быстро нагнувшись, она поцеловала мне руку.

Вскочила и ушла.

"Нет, это не Вырубова, - подумала я, вспомнив, как та ждала меня на вечере у знакомых. - Нет, это не она. Вырубова довольно полная, и главное, она хромает. Это не она".

Я разыскала хозяйку.

- Кто эта дама в маске, которую вы мне подсунули?

Хозяйка как будто была недовольна вопросом.

- Как же я могу знать, раз она в маске?

Во время ужина черные домино исчезали. Или, может быть, просто сняли маскарадный наряд.

Я долго присматривалась к незнакомым лицам, ища губы, целовавшие мне руку...

В конце стола сидели музыканты: гитара, гармонь и бубен. Те самые. Распутинские. Цепь... нить.

12

На другой день пришел ко мне Измайлов, страшно расстроенный.

- Случилась ужасная гадость. Вот прочтите. Дает газету.

В газете сообщалось о том, что Распутин стал часто бывать в кругу литераторов, где за бутылкой вина рассказывает разные забавные анекдоты о чрезвычайно высоких особах.

- Это еще не все, - прибавил Измайлов. - Сегодня был у меня Ф. и говорил, что его неожиданно вызвали в охранку и допрашивали, кто именно из литераторов у него обедал и что именно Распутин рассказывал. Грозили высылкой из Петербурга. Но что противнее и удивительнее всего, так это то, что на столе у допрашивавшего его охранника Ф. ясно видел тот самый листок который собственной рукой написал М-ч.

- Неужели М-ч работает в охранке?

- Неизвестно, он ли, или кто другой из гостей Ф. Во всяком случае, надо быть очень осторожными. Если нас и не будут допрашивать, то следить за нами, конечно, будут. Поэтому если Распутин будет писать или вызывать по телефону, то отвечать ему не следует. Впрочем, вашего адреса он не знает, да и вряд ли и фамилию хорошо усвоил.

- Вот вам и мистические тайны старца! Розанова жалко! Такой прозаический бытовой конец...

13

- Барыня, вас два раза кто-то по телефону нарочно спрашивал, - смеясь, говорит мне горничная.

- Как так - нарочно?

- Да я спрашиваю: кто такой? А он говорит: "Распутин". Кто-то, значит, подшучивает.

- Слушайте, Ксюша, ели он еще будет подшучивать, отвечайте непременно, что я уехала, и надолго. Поняли?

14

Я скоро уехала из Петербурга. Распутина больше не видала.

Потом, когда прочла в газетах, что труп его сожгли, - вспомнила его, того, черного скрюченного, страшного колдуна:

"Сожгут? Пусть сожгут. Одного не знают: Распутина убьют, и России конец.

Вспомни!.. вспомни!.."

Вспомнила.