Проезжая мимо салатной "волги", Строкач притормозил, опустил стекло и бросил струхнувшему водителю:
- Вы присмотрите за приятелем. Боюсь, сегодня машину он водить уже не сможет. Ну, да еще встретимся, Бог даст...
Из поселка майор выехал неспешно - требовалось время, чтобы разговорить женщину.
- Вы первый раз у доктора? А как вам удалось узнать о нем?
Как и следовало ожидать, нервное напряжение пассажирки разрядилось сумбурным монологом:
- Да случайно. У него побывала женщина одна, односельчанка. Муж у нее запойный. Три раза приезжала, и теперь - как рукой сняло, в рот мужик не берет спиртного. У меня ведь тоже из-за нее, проклятой. Мой-то с молодых лет заливается, вот сын и расплачивается за отца-пьяницу. И вот беда - за ум взялся, бросил водку - да ведь уже ничего не поделаешь. Вот мы и приехали сюда, поможет, не поможет - хуже не будет. Мальчик-то у меня добрый, хороший. Зверюшек всяких любит, не может видеть, как животных мучают... Ох, Господи, все бы отдала, чтобы жить ему человеком!..
- Что ж, теперь у вас есть надежда. Может, все и образуется как-то. Строкач включил приемник, юноша, бормотавший и возившийся на заднем сидении, затих. - Так говорите, дороговато берет доктор? Это ничего, был бы толк.
- Да что вы такое говорите? - женщина уставилась на него с недоумением. - Какое "дороговато"? Где это вы такой ерунды наслушались? Он вообще платы не назначает. Можно, конечно, что-то дать в благодарность, но открыто - кладешь деньги на стол, доктор говорит: возьми из них сколько хочешь и отнеси в церковь... "Дороговато"! А кормиться-то с помощниками ему надо?..
Тем временем начался город - потянулись унылые, как коровники, пятиэтажки рабочего района в окружении чахлой, выморочной какой-то зелени, складские дворы, автобазы, - и очень скоро женщина попросила высадить ее и сына.
Теперь Строкачу не терпелось увидеть Обреутова. Сегодня воскресенье, и отставник должен быть на дежурстве вплоть до полудня.
- О, Павел Михайлович, не забываете старика! Располагайтесь, устраивайтесь как дома. - Обреутов был весел и громогласен. - Ну, как движется следствие?
- Работаем, Владимир Лукич. Спасибо, я немного пройдусь по лестнице. Славно у вас все-таки. Чистота, порядок, глаз радуется. И вокруг неплохо зелень, все ухожено. Так я поднимусь, погляжу кое-что.
- Давайте, и я с вами, если вы, конечно, не возражаете. - Обреутов выбрался из-за своего стола. - Может, вопросы возникнут, а я - вот он, под рукой.
- С удовольствием. А как же вахта? Все-таки на посту... - шутливо заметил майор.
- Да что вы, товарищ майор. Здесь все на контроле. Открываю только по звонку, удостоверившись, что свои. Остальным - извините. Если надо отойти, я ведь тоже человек живой, - все на замок. А звонок тут такой - на весь дом слыхать.
- Серьезное устройство. Не жалуются жильцы, не мешает?
- У него звук регулируется. Вот он, ползунок. Я на полную мощность никогда и не включаю.
- Интересно, а на четвертый этаж, да еще и в квартиру - слышно его?
Обреутов как-то смешался, недовольно покрутил носом и последовал за майором вверх по лестнице. Переводя дыхание, Строкач на минуту задержался на площадке между вторым и третьим этажами. Окно было наглухо закрыто на два массивных бронзовых шпингалета. Строкач постучал пальцем по нижнему, поглядывая сквозь стекло.
- Уютный здесь дворик. Прямо тебе пейзаж Поленова. Одна эта скамеечка, утопающая в зелени, чего стоит. Ага, там и наша почтенная Октябрина Владленовна, бессменный часовой. А почему не открываете? Воздух свежий, дождик прошел...
- Инструкция запрещает. Раньше, бывало, детвора открывала, но теперь - ни-ни. Такое время.
Спустились, и Строкач внезапно спросил:
- А что, Владимир Лукич, здорово вы удивились четыре дня назад, когда внезапно обнаружили, что окно открыто? Да не суетитесь, спокойно. В этом я вас не виню. К чему бы, казалось, вам выпускать незваных гостей в окно, если в вашем распоряжении дверь? Здесь, правда, Октябрина Владленовна начеку, но и она может отвлечься...
Обреутов слушал молча, виновато кивая. Строкач гнул свое:
- Ну, конечно, что хорошего, если некий подозрительный субъект незамеченным ушел из охраняемого вами дома. Можно ставить вопрос о профессиональной пригодности. А это весьма и весьма неприятно и может иметь далеко идущие последствия...
Наконец Обреутов глухо отозвался:
- Ясное дело, как бы оно ни повернулось, а стрелочник всегда под рукой. Да, шпингалет я закрыл, когда мы с вами сразу после убийства поднимались наверх. Кому охота оказаться на улице? Если бы вы меня тогда спросили - я бы и сказал сразу, а так - не хотелось лезть под горячую руку.
- Ладно, проехали, - Строкач махнул рукой. - Вообще, в таких ситуациях надо поменьше темнить. Я еще раз наверх пройдусь, а вы пока поразмыслите, может, еще что вспомните...
- Да чего сидеть? Сейчас время самое тихое - одиннадцать, народу нет вовсе.
- У вас часы отстают. Семь минут двенадцатого, подведите. И подумайте, разговор наш еще не закончен.
Одним махом майор взлетел на четвертый этаж позвонил, вызвав собачий лай и не слишком радушное "Кто там?" за дверьми.
Мария Сигизмундовна выглядела неважно и на вопросы отвечала каким-то сырым, болезненным голосом.
- Мужчина? В это время? Ну, разве что сын. Но и его не было. Если угодно, поинтересуйтесь у вахтера, как раз Владимир Лукич дежурил, как и сегодня. Это серьезный человек, порядок знает.
- Скажите, Мария Сигизмундовна, а бывает, что Обреутов заходит к вам в квартиру, или вы встречаетесь только внизу, у вахты?
- Ох, какое слово - "встречаетесь", - пожилая дама рассмеялась, но чувствовалось, что она недовольна поворотом разговора. - Уж не решили ли вы, что у нас с Владимиром Лукичом роман? Увы! Мы действительно по-приятельски знакомы, он иной раз забегает чайку попить, поболтать.
- А в тот день, когда обнаружилось преступление, Обреутов был у вас?
- Да, где-то в половине девятого. Я встаю рано, а чай предпочитаю покрепче и в компании. Сын ушел раньше.
- То есть Обреутов находился у вас в рабочее время?
- Ах, вот вы о чем... Ну, да ведь он ненадолго, а подъезд заперт. Дверь оставалась приоткрытой, так что и звонок слышно, а если кто выходит из подъезда, то сами управятся...
Торопливо распрощавшись, Строкач сбежал по лестнице. Но здесь его ждал сюрприз. Обреутова не было! За столом вахтера восседал высокий, костлявый старик с оттопыренными ушами и вислым носом, посверкивая угольками черных глаз. Сменщик! Строкач взглянул на часы - двадцать минут двенадцатого. Это не осталось незамеченным. Вахтер сурово сдвинул кустистые брови, но промолчал.
- Где Обреутов? Ведь смена в двенадцать!
- А я всегда чуть пораньше прихожу. У меня электричка, вот и получается - прихватываю чуток. Посидим, бывает, с Володей, покалякаем. Дома скучно. Вот только сегодня он что-то заспешил, не с кем старику и словом перемолвиться. Вы ведь следователь? Ну, тогда угощайте куревом да спрашивайте...
- Боюсь, придется брать и Обреутова под наблюдение. - Строкач сидел на подоконнике в кабинете, за спиной у него шумела улица.
- А при чем тут этот парень, который выпрыгнул из окна лестничной клетки? Тот, которого видела Октябрина... как ее...
- Владленовна. Да, прыгун этот, конечно, задачка. Жигареву прыгать было незачем - внизу дверь свободна. Разве что не хотел Турчину компрометировать, а это уж вовсе чушь... Не те нравы.
- Прыгуна видела только Скалдина. Зрение у нее, мягко говоря, не очень, - протянул лейтенант.
- Да ты за нее Бога должен молить! Пятьдесят метров, вполоборота, со спины, да тебе еще и словесный портрет подавай. Ну, ты, брат, совсем заелся. Короче, Жигарев или кто другой прыгал, давай организовывать за ним наблюдение, но и Теличко нельзя из виду упускать.
- Ты Засохина имеешь в виду? Пустим и за ним. Ничего себе подъезд как один просятся под наблюдение. Один майор не подкачал, железное алиби Варшава. Но на его счет есть у меня любопытное соображение. Как там у нас насчет уголовного прошлого фигурантов?
