Док надолго замолчал. А потом сказал:
- А что, может сработать. Давай попробуем. - И добавил: - Загадочная история. Думаю, в ней еще немало сюрпризов.
- Надеюсь, что нет, - сказал я. - Куда уж больше!
Я ошибся. Главный сюрприз нас ждал впереди - на муниципальном кладбище южнобаварского города Аугсбург.
Было начало первого ночи, когда мы вышли из небольшого отеля "Хохбауэр" и по Фридхофштрассе, что означало улица Кладбищенская, направились вдоль высокой ограды из стальных пик, соединенных чем-то вроде гербов, к центральному входу кладбища. Слева тянулись одноэтажные строения похоронных контор и гранитных мастерских, светились стеклянные ангары оранжерей. Перед конторами возвышались самых разных форм стелы и надгробные памятники, пока безымянные и с открытой датой.
В одной из этих контор мы утром выбирали гроб. Оказывается, самые дорогие элитные гробы делают не из мореного дуба, а из вишневого дерева. И высшим классом считается дерево, источенное какими-то древесными жучками. Поверхность получается не гладкой, а как бы с тиснением, и весь гроб кажется сделанным словно бы из темно-вишневой кожи. На ней очень эффектно смотрятся литые позолоченные ручки, такие же металлические венки на верхней крышке и фигурные струбцины, которыми верхняя крышка прижимается к гробу вместо плебейских гвоздей.
Выбор гроба мы предоставили Томасу как лицу некоторым образом кровно заинтересованному. Когда мы вылетали из Таллина, он еще не вполне проспался, но уже в Мюнхене выглядел бодрячком, а по дороге из Мюнхена до Аугсбурга и вовсе оживился, восхищенно рассматривал аккуратные, словно кукольные, немецкие деревушки и городки в удалении от трассы, заснеженные альпийские склоны. И лишь в придорожном кафе при "Интертанке", где таксист остановился заправиться, при виде стойки бара и стеллажа с бутылками Томас помрачнел и в его голубых глазах появилось коровье уныние.
Но Док потрудился на славу. Сделав заключительный укол, он минут двадцать методично объяснял Томасу, какие разрушения его организму может принести любое спиртосодержащее лекарство вроде валокардина и даже квас или несвежий кефир. А сто граммов - это верная смерть. Он отпечатал на компьютере памятку и велел всегда носить ее при себе, чтобы медицинские работники в случае какого-нибудь происшествия с ним знали, что при лечении категорически запрещено применять любые препараты, в состав которых входит алкоголь. Томас понимающе кивал, но вид у него при этом был такой пришибленный, что нам стало его искренне жалко. И даже Артист, относившийся к Томасу несколько иронически, счел нужным приободрить его:
- Старичок, это же всего на год. А что такое год? Каких-то триста шестьдесят пять дней.
- Триста шестьдесят шесть, - мрачно поправил Томас. - Потому что следующий год високосный.
К выбору гроба для своего названного деда он отнесся с большой ответственностью. Из десятка этих произведений столярного искусства, выставленных в демонстрационном зале, отобрал два со сплошными крышками, приказал поставить их рядом и долго сравнивал, щупал белую атласную обивку, проверял на мягкость. Потом перешел к тиснению. И наконец сказал:
- Dieser! - И, подумав, прибавил: - Bitte*.
Гроб стоил восемнадцать тысяч марок. Мы расплатились кредитной карточкой, которую выдал мне Янсен, распорядились доставить покупку в служебное помещение кладбища, а сами отправились улаживать дела в мэрии.
Наше появление в приемной мэра вызвало тихую панику, причины которой мы не понимали, пока ее не объяснил сам мэр города Аугсбурга, коренастый розовощекий баварец с внушительным от баварского пива животом. Вид у него был такой, будто бы мы пришли обсудить с ним процедуру его собственных похорон. Он встретил нас посередине своего огромного сумрачного кабинета и, даже не предложив сесть, обратился к нам с энергичной речью, содержание которой тезисно излагал молодой переводчик.
Господин мэр не видел никаких причин, чтобы не дать разрешения уважаемому господину Ребане на эксгумацию его гроссфатера и на перевозку его останков на родину.
Господину мэру стало известно, что в Эстонии этому мероприятию придается определенный политический смысл.
Господин мэр об этом ничего не знал и знать не желает.
Господин мэр настоятельно просит господина Ребане и сопровождающих его господ держать причину их приезда в Аугсбург в глубокой тайне и не обсуждать ее ни с кем из посторонних лиц и особенно с журналистами, так как это может вызвать нежелательный резонанс как в самом городе, так и во всей Германии. По этой же причине господин мэр желал бы, чтобы господин Ребане воздержался от посещения могилы своего гроссфатера в дневное время дня, так как это посещение может быть зафиксировано журналистами.
Со своей стороны господин мэр гарантирует, что господину Ребане будет оказано всяческое содействие и все формальности будут сведены к минимуму.
Господин мэр очень надеется, что господин Ребане с должным вниманием отнесется к его просьбе и правильно поймет причины, которыми она вызвана.
Томас выслушал переводчика и успокоил мэра:
- Jawol, nat?urlich. Wir alles verstehen*.
- Карашо, - просиял мэр. - Sehr gut!**
- Auf Wiedersehen!*** - попрощался Томас.
Когда мы вышли на площадь, Муха одобрительно похлопал Томаса по спине:
- Вот видишь! Завязал и сразу немецкий вспомнил.
Во избежание огласки для эксгумации и была выбрана ночь.
Возле высоких ворот кладбища нас ждал пожилой чиновник то ли из мэрии, то ли из прокуратуры и кладбищенский сторож в черной униформе. Чиновник нервничал, тревожно оглядывал пустую Фридхофштрассе. Увидев нас, он неодобрительно покачал головой, хотя мы пришли не только точно, но и даже на пять минут раньше. Его неодобрение относилось, возможно, к тому, что он ждал трех человек, а явились четверо. В последний момент к нам присоединился Док, добиравшийся до Мюнхена через Берлин.
Чиновник открыл калитку, впустил нас на территорию кладбища, еще раз оглядел, как подпольщик, пустынную улицу и юркнул следом.
Кладбище напоминало хорошо ухоженный парк со столетними дубами и буками. Вдоль аллей стояли круглые садовые фонари, на зеленой газонной траве, кое-где прикрытой мокрым снегом, возвышались надгробные камни и памятники самых разных размеров и форм, от простых гранитных глыб до величественных скульптурных групп с ангелами.
