На мгновение Мамаева охватила злорадная, животная радость. Восемьдесят один миллион захотел? А пять пуль? Не хочешь? Жри, тварь! Жри, паскуда! Жри, жри! Но тут же боковым зрением увидел возникшую в дверях черную фигуру охранника с маленьким черным автоматом в руках и закричал, не понимая почему, но понимая, что кричать нужно, и кричать то, что он кричит:
- Не стреляй в меня! Не стреляй! Не стреляй!
Детская растерянность отразилась на лице Николая, он потянул к Мамаеву руки, как бы успокаивая его. В правой руке по-прежнему был "глок". Он так с ним и упал на ковер, перерезанный по ногам очередью охранника, с тем же детским растерянным выражением на лице.
Мамаев сидел в кресле за письменным столом Бурова и не понимал, чего от него хотят заполнившие кабинет люди, сначала в черном - охрана банка, потом в синем - менты и в белом - врачи.
- Шок, - сказал кто-то в белом.
Мамаева перевели в курительную, уложили на диван, оголили руку. Он ощутил холод от спиртового тампона, потом укол и на какое-то время забылся.
В сознание он вернулся сразу, без перехода. Голова работала ясно, четко. Он увидел нервно вышагивающего взад-вперед по комнате знакомого генерала с Петровки и сразу закрыл глаза. Ему нужно было хоть немного времени, чтобы осознать свое положение.
Первая мысль была: пистолет. Его телохранитель застрелил президента Народного банка. Из пистолета "глок". Проклятый идиот! Проклятый ублюдок! Приказал же ему Мамаев выбросить к такой матери пистолет! Сразу приказал, как только вчера вечером вышел из офиса после разговора с Тюриным. Специально велел остановиться на набережной и выкинуть "глок" в Москву-реку. Самому нужно было выкинуть, но сил не было выйти из машины. Николай вышел, сказал, что выкинул. Показал пустую кобуру. Не выкинул, ублюдок! И сделал ситуацию безвыходной. Безвыходной! Потому что на этом "глоке" - следак из Таганской прокуратуры!
Тюрин был прав: следователя убрали по приказу Мамаева. Опасен он стал своей прыткостью. Люська раскололась бы на первом допросе. Да и не стала бы она ничего скрывать, сразу сказала бы, что двенадцать тысяч долларов ее попросил отослать Мамаев. После этого механизм его комбинации стал бы дураку ясен. А следователь был далеко не дурак. И неизвестно, чего можно было от него ждать. Он понял, что попал на золотую жилу. Мало ему показалось новой "бээмвухи". Намекнул, что к ней очень нужен гараж. Получил гараж.
Мамаев никогда не требовал у Николая отчета, кто выполняет отданные им приказы. Он и на этот раз был уверен, что все сделано руками каких-нибудь солнцевских или подольских. Нет, решил сам. В кайф ему было пришить мента!
Но это потом, остановил себя Мамаев, потом. Пройдет время, пока "глок" отстреляют, проверят по пулегильзотеке и выйдут на Николая. Он не сразу расколется. Кто ему будет зону греть, если он сдаст Мамаева? Расколется, конечно, дожмут, но не сегодня и даже не завтра. Так что это проблема второго плана.
Ну что за черная полоса! Даже в малости не повезло! Что бы этому охраннику не взять чуть повыше и не полоснуть Николая очередью не по ногам, а по груди! И не было бы сейчас лишней головной боли!
Генерал все вышагивал от стены к стене с видом человека, готовящегося к важному разговору. Мамаев представлял, чем заняты его мысли. Мысли у этих продажных сук всегда заняты только одним: как бы побольше содрать с попавшего в трудную ситуацию бизнесмена. Но ты у меня сдерешь! Ты у меня, тварь, сдерешь!
Мамаев сел, нашарил в кармане пачку "Житана" и закурил. Генерал навис над ним и спросил с тем сочувствием, с каким спрашивают преступника, вина которого очевидна и не требует никаких доказательств:
- Как же так вышло, Петрович? А?
- Что вышло? Что? По-твоему, я приказал этому ублюдку стрелять в Бурова?
- Знаю, что не ты. Я-то знаю. Но вот как это выглядит со стороны! Твой охранник при тебе убивает президента банка. Приехал ты к нему по делу, с чемоданом "зеленых". Не договорились...
- Сколько я был в отключке? - перебил Мамаев.
- Почти два часа.
Мамаев посмотрел на часы. Десять пятнадцать. Два с лишним часа пропали. Отвалились, как кусок штукатурки. Булькнули. Два часа времени его жизни.
- Калмыков? - спросил он.
- Ищем. Ищем твоего Калмыкова. Но сейчас не о нем речь. Дело взял на контроль генеральный прокурор. Все наши на ушах стоят. Шутка ли: самого Бурова пристрелили. В собственном его кабинете! Резонансное преступление, Петрович. Как его приглушить? Только одним способом: свалить все на тебя. Трудновато будет отмазать тебя от этого дела. Прямо тебе говорю: трудновато.
- Меня? Себя! - рявкнул Мамаев. - Ты не меня будешь отмазывать, а себя! Понял, сука? Себя!
- Но, но! - отскочил генерал. - Полегче! Полегче, господин Мамаев!
- Заткнись! На первом допросе я буду говорить не о своих отношениях с Буровым. Я тебя заложу. По полной программе. У меня компромата на тебя выше крыши. Лет на десять. Ясно?
- Ты меня не пугай! Не пугай! - крикнул генерал. - Пугать он меня, понимаешь, надумал!
В курительную заглянул милицейский полковник:
- Товарищ генерал, можно вас?
Генерал вышел. Вернулся через час. Выложил на стол ключи от "мерседеса" и техпаспорт, мягко укорил:
- Неправильно ты держишь себя со мной, Петрович. Так себя с друзьями не держат. Но я не обижаюсь. Понимаю, стресс. Уладим эту историю. На твое счастье, ваш разговор с Буровым записывался. Я сейчас просмотрел пленку. Там одно место плохое. Получается, что твой Николай вступился за тебя.
- Вырежи это место, - бросил Мамаев.
- Тогда будет непонятно, с чего он вдруг начал стрелять.
- Все понятно. Увидел деньги, ошалел, решил ограбить.
- Годится, - подумав, кивнул генерал. - Версия: попытка вооруженного ограбления. Николай подтвердит?
- Куда ему деться? Намекнем через адвоката, что это посоветовал я. Все подтвердит.
- Годится, - повторил генерал. - Так и сделаем. Там твой Тюрин крутится...
- Тюрин? - неприятно удивился Мамаев. - Как он сюда просочился?
- Тюрин куда угодно просочится. Не хочешь увидеть его?
- Нет.
- Может, что-нибудь ему передать?
- Нет! А впрочем... Скажи ему по секрету, что меня задержали по подозрению в причастности. И что я буду сидеть у вас на Петровке.
