- Играют в карты. В покер.
- А ты почему не играешь?
- Я больше не мог. Я проиграл все деньги.
- Во сколько смена? - спросил я.
- В шесть утра. В шесть ноль-ноль, - отрапортовал Валдис.
Я взглянул на свою "Сейку". Два ночи. Нормально.
- Поднимайтесь, - приказал я. Они встали. Валдис был примерно моего роста, а Петер на полголовы выше.
- Опять моего размера нет! - снова расстроился Муха.
- А что ты хотел? Эстонцы - самая высокая нация в мире. Ладно, придумаем что-нибудь. Раздевайся! - приказал я Валдису.
- Я не могу голый, - запротестовал он. -Я могу простудиться!
- Мое наденешь. Хороший костюм, хоть и не от Хуго Босса. А плащ как раз от Хуго Босса. Но для хорошего человека не жалко. Быстро! - приказал я.
Если честно, плаща мне было жалко. Не потому, что он был от Хуго Босса, а потому, что его выбрала и купила мне Ольга. И она расстроится, когда я скажу, что его потерял или его у меня украли. Врать, конечно, нехорошо, но не говорить же ей, что я обменял его на обмундирование спецподразделения "Эст". Не поймет.
Все-таки в "Эсте" кое-чему учили неплохо. Через две минуты заместитель командира второго взвода Валдис Тармисто был в моей одежде, а я в его камуфляже. И даже ботинки подошли по размеру.
- А теперь слушайте. Сейчас мы идем в штабной блиндаж. Без фокусов, предупредил я. - Убивать мы вас не будем, но колени прострелим. И будете до конца жизни хромать. Когда подойдем, постучите и попросите отпереть.
- Они не запирают, - сказал Петер. - От кого?
- Тем лучше. Тогда просто войдете.
- А потом будет что?
- Потом будет ничего. Останетесь играть в карты. До конца смены. Все ясно? Двинулись!
Я прошел вперед - на случай, если еще кто-нибудь из охраны проиграется и выйдет подышать свежим воздухом. Муха шел сзади с автоматом, поставленным на боевой взвод. Понятно, что стрелять даже по ногам пленников мы не собирались, но в случае чего пальба над головами могла дать нам возможность смыться.
Тяжелая дверь штабного блиндажа была приоткрыта, оттуда тянулся сигаретный дым, слышались возбужденные голоса. Когда мы появились из-за спины Петера, разгоряченные покером "эсты" не сразу поняли, кто мы такие и что нам нужно. А когда поняли, оцепенели и утратили всякую способность к сопротивлению.
Очень может быть, что они были неплохими солдатами и на показательных выступлениях вызывали восхищение зрителей. Но они ни разу не стреляли в живого человека, не всаживали ему под лопатку нож и не слышали, как хрустят под руками шейные позвонки. А мы слышали. За нами был страшный опыт нашей войны. И воевали мы в Чечне не с солдатами. В чечне мы воевали с волками. И потому сами стали волками. Нам пришлось стать волками, чтобы выжить и победить. Мы не победили, но выжили. А опыт волчьей войны так и остался в нас, проник в самые наши гены и давал о себе знать в минуты опасности. И те, с кем сталкивались мы в эти минуты, чувствовали нашу волчью суть.
Мухе повезло: среди самой высокой нации в мире нашелся и нормальный человек, всего на десяток сантиметров выше Мухи. Так что теперь мы оба были экипированы одинаково - как бойцы спецподразделения "Эст". Только Муха был толще: он натянул камуфляж на костюм - не из жлобства, а чтобы камуфляжка не болталась на нем, как на вешалке.
Обраслетив всю охрану и обрезав телефон, мы заперли блиндаж снаружи на все засовы, свалили их "калаши" у стены, потом умылись из лужи и напрямую, не скрываясь, двинулись к ярко освещенному гарнизону. Так, как возвращаются в часть часовые, сдав разводящему свои посты, - не слишком медленно и не слишком быстро: "калаши" на плече, небрежно сдвинутые на затылок форменные камуфляжные кепарики. Часовой с угловой вышки что-то крикнул нам, но я лишь неопределенно махнул рукой: то ли привет, то ли не до тебя. Понимай как знаешь.
Сошло.
Второй этап нашей операции вошел в решающую стадию. И тут любая ошибка могла быть очень даже чреватой. Нужно было учитывать и то, что весь командный состав "Эста" вздрючен разгоном, который наверняка устроил ему генерал-лейтенант Кейт, а младшие командиры соответственно вздрючили рядовой состав. Оставалось надеяться только на то, что с момента отлета командующего прошло достаточно времени, а неприятный эпизод с русским разведчиком относился не к службе, а к делу, в общем-то, постороннему и не слишком серьезному - к кино. А кино - это развлечение.
И все-таки.
Главное в таких ситуациях - расслабиться. Тоже как бы раствориться в окружающем. Чтобы от тебя исходило не больше напряжения, чем от мирно пасущейся на лугу коровы. Не всегда это получается. Но на этот раз у нас получилось.
Два бойца "Эста", курившие у ворот КПП, очень удивились, когда обнаружили, что в грудь им уперлись стволы наших "калашей", и никак не могли понять, чего хотят от них эти солдаты, такие по виду свои. Ну это дело мы им быстренько объяснили. Четверых "эстовцев", несущих ночную вахту на КПП, мы обезоружили, прицепили наручниками к трубам водяного отопления, а старшему лейтенанту, начальнику караула, велели проводить нас на гаупвахту.
По его приказу часовой отпер дверь "губы", а больше нам ничего и не требовалось. Мы заперли их в караулке, взяли ключи и углубились в коридор, куда на обычных гауптвахтах выходили двери камер.
Но в этом гарнизоне "губа" была необычная. Камеры отделялись от коридора не стеной, а решеткой, как в американских тюрьмах, как их показывают по телевизору. Всего на "губе" было четыре камеры. Две из них пустовали, а две другие, в конце коридора, расположенные друг против друга, были обитаемыми. И картина, которую мы увидели, осторожно подкравшись, была прямо-таки умилительной.
На бетонном полу возле решетки одной из камер сидел Артист, подстелив под задницу арестантский тюфяк и набросив на голые плечи эсэсовскую шинель. Все его облачение, в котором он ходил за "языком", сушилось на батарее. Обняв руками голые колени, он с интересом слушал то, что из-за другой решетки ему рассказывал внук национального героя Эстонии Томас Ребане. Немецкие сапоги с короткими голенищами стояли рядом с Артистом, точно бы готовые к тому, что в них сунут ноги и продолжат "дранг нах остен". Или, как это было в феврале сорок четвертого, "нах вестей".
