– Может, встретимся! – шепнул рядовой. Поезд резко дернулся и унес его прочь. Оскару показалось неуместным бежать ему вслед или что-то орать в ответ австрийцу. Он только развел руками, повернулся и побрел к зданию вокзала.

Ночь Энквист провел в неудобном жестком пластиковом кресле зала ожидания под пристальными взглядами дежурных жандармов, а утром сел в поезд, идущий из Цюриха в Вену. Двое суток старенький тепловоз тащил уютные вагончики мимо крутобоких, поросших темно-зеленым лесом гор, мимо лугов с пасущимися на них стадами, мимо маленьких симпатичных городков и быстрых чистых речек. Это путешествие казалось экскурсией в другой, лучший мир, и оно так быстро подошло к концу! Инсбрук, Санкт-Иоганн и Санкт-Пёльтен бросали в небо косматые клочья черного дыма, заслоняли васильковые небеса и белые верхушки гор серыми коробками человечьих обиталищ. Вена, этот людской муравейник в горной стране, вырастал за окном!!

На Западном вокзале Энквист со вздохом вытащил из сумки черный плащ и уродливые ботинки, в которых он ходил в Генуе. Как ни ужасно это одеяние, сейчас оно подходило больше всего. Лысый шофер такси, весело блестя золотозубым оскалом, довез его до Швехата за предпоследние деньги. Там, в бывшем аэропорту, превращенном в огромную дешевую ночлежку, ждал агент, толстяк с грязными сальными волосами и противно оттопыренными губами. Услышав слова кодовой фразы, он жутко перепугался. Оскар был немедленно уведен в кабинет – толстяк Людвиг заправлял всем этим клоповником, находясь на должности «администратора ночного приюта для беженцев».

– Зачем вы приехали!! – захныкал агент, едва прикрыв за собой дверь. – Здесь неимоверно опасно!! Жандармерия и Контрразведка лютуют и пользуются при этом безобразными методами!

Оскар молча выслушал его слюнтяйские жалобы, кривясь с каждой секундой все больше и больше, пока его чаша терпения не переполнилась, и он грохнул кулаком по столу:

– А ну, заткнись и сядь! Вытри сопли, соберись и ответь мне на парочку вопросов.

Людвиг безвольно упал в кресло, которое оглушительно заскрипело под весом его немалой туши.

– Вопрос первый: что здесь говорят об инциденте в Венгрии, связанном с применением оружия нового типа?

Толстяк всхлипнул и затараторил, по-бабьи теребя пальцами платок:

– Одни сплошные слухи!! Это очень темное дело. Говорят, что якобы где-то под Веспремом на бронепоезд, везший венгерское правительство, напали румынские диверсанты и обстреляли его из пистолетов, выпускающих яркие лучи. Они резали людей и вагоны напополам! Венгры всячески препятствуют деятельности разведок и даже журналистов. По большей части, они даже не садят их в тюрьму – просто убивают. Господин, ехать туда, – глаза его расширились от ужаса, – самоубийство!! Здесь, в ночлежке, собирается много всякого отребья, причем беженцы из Венгрии занимают среди них немалую часть. Поэтому я знаю…

– Заткнись! – властным движением руки Оскар прервал ужасную повесть толстяка. – С этим все ясно. Тебе передали для меня деньги?

– Н-нет! – Людвиг мелко затряс головой. Оскар не спеша перегнулся через стол и треснул его по голове попавшейся под руку конторской книжкой.

– Слушай ты, толстый мешок с картофельной шелухой! Ты дерьмовый агент, и мне приказано пристрелить тебя, чтобы обеспечить себя деньгами, а если захочу – то даже просто ради удовольствия. Хочешь смерти, или мы с тобой договоримся?

Через полминуты беззвучно плачущий толстяк вывалил на стол кучку золотых.

– Я думаю, ты помнишь, – сказал Энквист, – что если ты вдруг захочешь иметь дело с тайной жандармерией, то они там вскроют твое брюхо, достанут твой противный жир и па нем же поджарят!!

– Ой!! – пискнул несчастный, мертвенно бледнея. – Н-ни-когда!

– Да, кстати, как насчет переночевать здесь у тебя. Не опасно?

– Нет! – Толстяк резво подпрыгнул и приобрел нормальный для себя, землистый цвет лица. – Здесь живет полторы тысячи оборванцев, среди них легко затеряться. Пойдем, я тебя провожу.

Как оказалось, оборванцы – слишком слабый термин для обозначения тех жалких существ, что обитали в маленьких комнатах, на которые был разгорожен бывший зал ожидания. Потолок здесь считался предметом роскоши, так же, как и электричество, газ, водопровод и канализация. В узких коридорах шмыгали грязные бродяги, продающие кокаин и водку. Пропитые проститутки с щербатыми ртами, одетые только в засаленные халаты, хватали за руки, пытаясь затащить в свои логова. Один их вид мог вызвать импотенцию на год, но нищие, возвращающиеся из Большой Вены, охотно заключали в объятия эти безобразные создания с вислыми грудями.

Оскар заперся в своей «келье», закрытой сверху решеткой – «спецномер», как назвал его Людвиг. Он бросил в угол сумку, несколько нерешительно посмотрел на покрытый толстым слоем рваного и грязного поролона топчан, наконец, вяло махнул рукой и улегся на него лицом кверху. Где-то высоко в наступавших сумерках пряталась крыша; гораздо ниже ее плыл сизый дым – это соседи, отчаянно ругаясь по-венгерски, жгли костер. За другой стеной громко стонала женщина – то ли ей было очень хорошо, то ли очень плохо. С третьей стороны никто не шумел, но в ночлежке эта тишина не имела значения. Несмотря на то, что, прислушавшись, можно было различить отдельные громкие выкрики, вопли, стуки, шлепки и прочее, над залом висел непрерывный гул, создаваемый множеством глоток. Шум и сон – понятия трудно совместимые, если ты не устал до смерти. А если к этому добавить незабываемый запах помойки? Конечно, все эти нищие и шлюхи, родившиеся и состарившиеся в такой обстановке, на разные посторонние звуки плевать хотели, однако для «приличного» человека ночлежка – место, из которого ад покажется раем. К счастью, Оскар был готов к подобной ситуации. В его сумке нашлись затычки для ушей и хвойный освежитель воздуха.

Утро началось с драки. Из-за двери доносились вопли на разных языках, сопровождаемые стуком падающих тел. Драка, как известно, – разновидность утренней зарядки для плохих мальчиков. Оскар, слушая содрогание стен и стоны сексуальных соседей, достал последний пакет консервов из тех, что уцелели в памятной битве посреди итальянских Альп. Консервированный завтрак с ассортиментом человечьих пороков за тонкой стеной вместо воды – довольно дерьмовая вещь, лучше не пробуйте. К тому же Энквисту хотелось как можно скорее покинуть этот крысятник.

Через десять минут Энквист вышел в коридор в черном тяжелом плаще до полу и с мятой сумкой в руке. У стены лежал перемазанный кровью старик.

– Ы-Ы-ыы! – промычал он, протягивая к Оскару скрюченные пальцы.

– Ыгы! – ответил тот, перешагнул через тощие ноги и быстро пошел прочь. Перед дверями, ведущими наружу, комнаты кончались, оставляя подобие «вестибюля». Там толкались группки небритых мужчин, ищущих партнеров для вылазок в город. Голову одного из них украшала черная фетровая шляпа, почти не измятая и лишь слегка загрязненная, что совсем не подходило к местному антуражу.

– Дьявол! – подумал Оскар. – Мне нужен головной убор!

Его шляпа, которую он удачно прикупил вместе с плащом на теплоходе в Средиземном море, трагически погибла во взорвавшемся австрийском грузовике. Нужно было завладеть наголовником субъекта с красным носом, причем так, чтобы не показать местной публике денег – иначе могут пришить. Оскар пошарил в карманах и нашел в правом шприц-ампулу с болеутоляющим – она тоже завалялась в память о сражении в горах. Глупый забулдыга отдал шляпу с радостью – он, конечно, думал, что все ампулы содержат одну только наркоту. Оскар тщательно вытер шляпу изнутри платком, побрызгал бактерицидным аэрозолем и глубоко нахлобучил на лоб. Немного велика, но это не беда. Он вышел на улицу и пошагал прямо к автобану, ведущему на юг. Сверху накрапывал мелкий противный дождь, радиационный фон был весьма незначителен. От Дуная дул слабый ветер, перегоняющий по пустым улицам мусор. Да-да, мусор! Когда-то «Австрия» и «мусор» были словами, неупотребимыми вместе. Когда-то… Бог мой, а было ли это?! Может, ласковое безвредное солнце, ровный асфальт, подстриженные деревья и красивые домики с красной черепицей – это бред, вымысел? Взгляд натыкался на облупленные стены под полуосыпавшимися крышами, окна, криво заколоченные пластиковыми щитами, и разум не находил ответа на вопрос. Оскар самопроизвольно ускорил шаг, чтобы быстрее выйти на дорогу и уехать прочь, туда, где нужно действовать и нет времени размышлять. Он перевалил гигантскую гору окаменелых отходов, за которой лежал автобан. Справа теснились домики Швехата, сзади на горке осталась ночлежка. Шоссе выглядело так, словно многие годы по нему никто не ездил. Энквист спустился на обочину, стряхнул со шляпы скопившиеся на полях капли и размеренно зашагал на юго-восток, погружаясь во все усиливающийся дождь. Через час его подобрала старая-престарая IFA.