– Хозяин мой, великий и непобедимый чародей Сорген! Ик! Готов идти за тобой в чертоги Тьмы, горящие миры, на дно моря… – тут он запнулся и смущенно улыбнулся. – Только позволь сначала отлить, иначе же, клянусь, я сам сделаю новое море, не хуже Наодима!
Девлик вцепился ему в плечо цепкими пальцами с почерневшими ногтями.
– Слушай меня, Гримал! За моей спиной стоит рыцарь по имени Миланор, пришедший во главе армии, к которой вы должны присоединиться. Его солдаты долго шли, но через два дня будут готовы продолжить путь. Через два дня – слышишь! – вы все должны сидеть в седлах, трезвые, с наточенными мечами и починенными доспехами.
Гримал рьяно кивнул головой, при этом пошатнувшись. Приложив к груди руку, капитан рыгнул и с присвистом поклялся, что сделает все в лучшем виде. Девлик отпустил его, и Гримал спешно бросился сообщать остальным наемникам о возвращении. Все, что попадало ему по пути, капитан сносил со страшным грохотом.
– Это твой прежний генерал? – тихо спросил Миланор.
– Прежде он был почти что другом, верным слугой. Теперь, в силу преданности старому хозяину и страху перед тем, в кого я превратился на их глазах, они стали рабами. Так же, как и вы, в силу того, что обязаны мне избавлением от проклятия.
Миланор мрачно кивнул, немного скривившись. Наверное, он думал, что ни к чему лишний раз напоминать, кто, кому и чем обязан – но Девлику на это было наплевать. Их отношения были выяснены раз и навсегда в тот волнующий для Миланора миг, когда он и остальные в Вайборне окончательно поняли: заклятие Рану разрушено. Желтоволосый рыцарь сказал Девлику следующее:
– Помните, чем окончился наш последний разговор? Этот момент для меня словно покрыт туманом, но я уверен, что была ссора и схватка. И, кроме того, я уверен, что не обещал ничего за наше избавление, не давал никаких клятв… Однако, после ста лет непрерывных смертей и страданий я стал совсем другим человеком, нежели был раньше. Поэтому клятву я дам сейчас, и это будет клятва от имени всех людей, собравшихся под стенами Вайборна. Мы клянемся служить вам до тех пор, пока не обретем истинной, последней, очищающей и умиротворяющей смерти. Без оговорок, без условий, без ослушания. В любом месте и в любое время.
Девлик мог бы сказать, что это было правильное решение, потому как колдун, снявший проклятие, в случае чего может суметь наложить такое же, или даже более жестокое. Очевидно, что Миланору такие резоны в голову не приходили. Просто он действительно чувствовал себя обязанным.
– … Теперь предводителями моей личной армии будете вы оба, – сказал Девлик Миланору в комнате поместья Бартрес после того, как в мозгу его пронеслось мгновенное воспоминание. – Предводителями во всем. Обувайте солдат, одевайте их, кормите и давайте жалование по своему усмотрению. Я более никогда не буду полководцем, вставшем во главе колонны; теперь я буду только отдавать приказы. Куда идти, с кем сражаться.
Миланор коротко кивнул и не сказал в ответ ни единого слова. Неизвестно, каким он был до проклятия, но избавление от чар не заставило его лучиться счастьем или источать веселье. Говорил он мало, а в беседах с Девликом по большей части со всем соглашался. Для того чтобы согласиться, не нужно говорить – достаточно просто кивнуть.
Девлик тоже никогда не был склонен к долгим или бестолковым разговорам. Выдав приказы новым генералам, он немедленно покинул Бартрес, сел на Дикаря и помчался по слякотной дороге на запад. Казалось, он вдруг решил вернуться обратно в Белоранну, но через несколько льюмилов, на границе с Троллером мертвец заставил коня свернуть налево, к югу. По лесной дороге, в окружении серых ноздреватых сугробов, прячущихся под сенью соснового леса, он проскакал до самой ночи и под полной луной достиг угрюмого черного холма с развалинами на вершине. Луга вокруг лежали в серых, тускло мерцающих в лунном свете шубах сугробов. Темные массивы рощ окаймляли их, словно ограды, а в прорубленных в подошвах холма оврагах застыли пойманные ночным заморозком медлительные ручьи. Резкий ветер свистел в остатках каменной кладки с перерывами, то громче, то тише – как будто вел беседу…. Приветствовал, издевался, зазывал. Повинуясь непонятному зову, какому-то противоестественному для мертвого разума любопытству, Девлик сполз на землю со спины усталого коня и поплелся за частокол каменных зубов, жестоко изъеденных неведомой стихией. Он зашел во внутреннее кольцо, не имевшее совершенно никаких правильных очертаний. Всюду валялись кучи спрессованного наносами перегноя; в редких местах на поверхность выступали острые края обломков каменных блоков. Кучи располагались рядом с «зубами», а немного дальше было свободное пространство. Центральная постройка не подвергалась таким тотальным разрушениям, как стены, но время не пощадило и ее. Одна башня почти полностью разрушилась и походила сейчас на полузасыпанный подтаявшим, а потом вновь смерзшимся снегом гнилой пень внушительных размеров. Главное крыло превратилось в мертвый скелет, в котором не осталось ничего, кроме голых стен – без потолочных перекрытий, с рассыпавшимися и потерявшими форму оконными проемами, с обвалившимися лестницами. Только правая башня, нелепая и одинокая в своей неуместной высоте, осталась относительно целой. Девлик задрал голову и посмотрел на самый верх, смутно припоминая какие-то события, связанные со смотровой площадкой на этой башне. На мгновение он почувствовал странную тоску и скривился, будто внезапно снова обрел способность чувствовать боль. Однако мимолетная странность быстро исчезла.
Девлик медленно обозрел руины, гудящие и постанывающие в таинственном сиянии луны. Он поднял руки, словно собираясь погладить выщербленные стены. Мертвые черные губы дрогнули и прошептали: «Беорн». Склонив голову, Девлик прислушался к собственным словам и даже нахмурился, пытаясь извлечь смысл из произнесенных звуков. Странным образом, они притягивали его и заставляли снова и снова сотрясать воздух, говоря все громче и громче. Он не помнил этого места, не мог представить себе, каким оно было раньше. В его памяти царили те же самые тени и расплывчатые пятна, которые сейчас дрожали и пели в неверном лунном свете. Тем не менее, он не мог уйти, не мог оторвать взгляда – более того, Девлик вдруг понял, что борется со стремлением зайти внутрь мрачной башни и забраться на ее верхнюю площадку. Что гнало его туда? Прежняя жизнь, непостижимая и не захороненная до конца в глубинах сознания? Она рвалась наружу, как пузыри газа стремятся всплыть на поверхность болота, и прорывалась, раскрываясь и заставляя мертвеца вздрагивать. Тело его скрутило в судороге ядовитых и смутных воспоминаний. Теперь он четко осознал, что стоит на могиле своей судьбы, в которую угодил чуть ли не с рождения… по крайней мере, очень давно. Здесь лежат, похороненные под камнем, землей и снегом его надежды. Этот замок, как и он сам, стал мертвым остовом, по нелепой прихоти рока до сих пор существовавшим в материальной ипостаси. Пройдет еще несколько десятилетий, прежде чем стены разрушатся до основания. Останется только одна башня, но и та превратится в поросший травой бугор на вершине холма.
К счастью, ему не дождаться этого момента. Век норга короче века каменной кладки, пусть даже и пережившей пару жестоких штурмов.
Опустив голову, Сорген стоял, терзаемый ветром и обливаемый серебряным светом с черного неба. Отчего он здесь? Что за причина переборола могучие чары Теракет Таце и заставляет мертвый разум вспоминать о том, кем он был при жизни?? Вид разрушенного фамильного гнезда терзал и язвил его, но вдруг через непрерывное страдание, он понял! Нет никакой загадки: именно воля Старцев послала его сюда, чтобы лишний раз напомнить о смерти и бренности. Крушение надежд и глупые мысли о возможности возродиться надо тщательно похоронить, раз уж мертвое тело еще не похоронено. Никакого проблеска, никаких дум о завтрашнем дне. На самом деле, только увядание, разрушение и забвение. Правильный ход! Девлик должен окончательно победить Соргена и раздавить его, превратить в пыль, крошку, ничто.
