- Помнишь, наш разговор в ресторане? - начал Черноусов.

- Конечно.

- Так вот. Все, что я сказал - забудь! Все - неправда! От зависти и отсутствия таланта все это было сказано. Не писатель я - дерьмо!

- Во, дает! - раздался восхищенный голос Наташки. Она стояла в дверях, в джинсах и тонком свитерочке. Длинные волосы, причудливо раскручиваясь, перемещались постоянно, принимая новую форму при каждом движении головы, напоминая детскую игрушку - калейдоскоп, с прыгающей разноцветной мозаикой.

- Да, девушка! Именно, так! Дерьмо! - продолжал Черноусов, нисколько не удивляясь появлению молодой особы. За последние три дня он перебывал в таких неожиданных местах и так привык к перемене лиц, что возникшее, вдруг, еще одно новое лицо ничего не добавляло, и ничего не убавляло в том хаосе, который нагромаждался в его черепе, - Да, Вы проходите, присаживайтесь. Думаю, Вам будет то же интересно.

Нерешительно вошла Маша, словно, находилась в чужом доме. Человеку не по себе. Стоит ли становиться свидетелем пьяных откровений? Но любопытство перевешивало "на добрых полкило"! Такое сравнение пришло ей на ум и вызвало улыбку. "Мышление продавца со стажем".

- Здравствуйте, дамочка! И Вы, то же, пожалуйста, проходите! Вот, присаживайтесь. Вам, то же, будет - интересно! А, может быть, за знакомство? Не против? - он потянулся, не очень уверенно, к бутылке.

- Давай, лучше, это сделаю я, - опередил его Филимонов.

- Давай. Лучше - ты! Ты, конечно - лучше! - сманипулировал он словами и торжественно вознес рюмку на вытянутой руке, словно, хотел дотянуться до люстры, - Давайте, выпьем за тот абсурд, который превращает посредственность в талант!

- Гениально! - воскликнула Наташка, - Я - за!

Маша с Сергеем переглянулись и то же присоединились к тосту, смысл которого ускользал, как солнечный зайчик.

- Извини, Андрей! Я насчет абсурда. А без него нельзя обойтись?

- Формуя глину, делают сосуд: от пустоты его зависит его применение.

- Ты хочешь сказать, что форма не имеет значения? Но пустота сосуда будет такой, какую форму гончар ему придаст. Это ведь очевидно!

- Это - не я хочу сказать. Это сказал Лао-цзы.

- Папа! Пустота - это тайна, не подвластный человеку смысл. А форма и, правда, не имеет значения.

- Чушь. Какой то свихнутый, придумал, привлекательную для слуха бессмыслицу и Вы хотите, чтоб я, вместе с такими же, ненормальными, восторгался ею? Или делал вид, что восторгаюсь? Нет, простите. Я человек со здоровой головой и не собираюсь ловить черную кошку, в темной комнате, да, к тому же, с завязанными глазами. У меня такой надобности нет!

- В том-то и дело! Что у тебя надобности нет. А у меня - есть! Правда банальна и неинтересна! Другое дело - парадокс! А еще лучше - абсурд! И потому, я вот, теперь, прочухаюсь и начну новую жизнь. Главным моим героем станет - Пустота. Я перемешаю буддизм, дзен, католицизм, православие и выведу из всего этого, нечто, до чего никто не дойдет, до того самого абсурда! А сам обреюсь наголо и пойду в кришнаиты. Буду приплясывать и бить в бубенцы! Вот, тогда, меня признают, станут читать и выдвигать на премии! Побольше абсурда - это главное!

Черноусов, все-таки, как-бы, между прочим, за рассуждениями, дотянулся до бутылки, и в его руке уже покачивался полный фужер. "Пусть выпьет и вырубится, а то протянет бодягу до утра" - подумал Филимонов.

- За абсурд!

"Усатый" залпом выдул фужер. И - вырубился.

В понедельник позвонил Дрозд. Сообщил, что звонок в Лондон подтвердил подлинность письма. Сказал, так же, что никаких дополнительных сведений получить не удалось, так как сотрудникам нотариальной конторы и самим больше ничего не известно. Кроме того, Дрозд успел переговорить с Вишневским. Тот передает ему, Филимонову, привет, делом заинтересовался и назначил встречу. На четверг. Извиняется, но скорее - не может. Все расписано по дням.

- Время терпит. Четверг, так - четверг!

Вишневский вышел из-за стола. Обнялись. Похлопали друг друга по плечам. Ни дать, ни взять - боевые соратники, однополчане! Там, в "окопах", некогда было "ручкаться", да и из "окопов" то - разных. Кроме того, Вишневский на генеральский уровень тянул, а Филимонов, самое большое - на капитана. Не та компания, чтоб водку вместе глушить. Но полк? Полк - один!

Нынешний кабинет бывшего секретаря райкома не шел ни в какое сравнение с тем, который он, когда-то, занимал. Тот был огромным и безвкусным, увешанным портретами вождей пролетариата, отчего там, казалось, весь воздух, вся атмосфера, были пропитаны "идейностью" и коммунистической моралью. Даже, матом никто не решался выругаться под укоризненными взглядами идеологов. Этот кабинет уступал по площади. Зато выглядел точно так, как выглядят офисы на Уолл-стрит, из американского кино. Деловой мир! Бизнес, деньги, рационализм и никаких сантиментов! Если что, то и ругнуться можно. Никто не осудит.

Расселись. Секретарша (хорошенькая, длинноногая, в короткой юбочке) принесла кофе.

- Что? Не против? - забалагурил он, проследив за взглядом Филимонова.

- Хороша Маша - да не наша! - улыбнулся Сергей.

- Да, у тебя же своя Маша, - вставил Дрозд, - Его жену Машей зовут, пояснил он Вишневскому.

- Да, ты чего х.. с пальцем путаешь! Это, брат, разные вещи! Жену любить надо, а с такой "телочкой" и понаслаждаться можно. Не понимешь, что-ли?

Женская тема обсуждалась долго и с подробностями. Словно, она и явилась причиной встречи. К финалу подошли в полном согласии с тем, что "трахнуться" на стороне никогда не вредит, даже, на пользу и только укрепляет семейную жизнь. Вишневского тема раззадорила и, чтоб расслабиться, он предложил коньячку. Выпили. Секретарша принесла еще кофе, элегантно вильнув бедрами. Она напоминала изящную яхту на морской волне.

- А, может, махнем в сауну? Прямо сейчас? - выдохнул идею Вишневский, Девочек организуем в один момент. А, потом, и о деле поговорим.

Сергей Павлович вернулся домой под утро. Прокрался в спальню и попытался бесшумно пролезть под одеяло.

- Не старайся. Я все равно - не сплю.

- Ты, это, извини! Вишневский затащил на дачу. Мы, все-же, как-никак, вместе работали, а тут встретились... Через столько лет! Перебрали малость.