Валерий Суси
Привет с того света
(роман в четырех частях с предисловием и эпилогом)
Предисловие
Что такое вера? Если под этим понимать не только веру в Иисуса Христа, а более того, понимать, что множество людей на земле поклоняются другим богам? Веру, вообще? Веру одних, что мир произошел от обезьяны и веру других, что начало всему положил Всевышний? Веру в разум; в то, что красота спасет мир; веру в то, что цивилизация погубит сама себя? Что такое вера в коммунизм, капитализм, фатализм, гуманизм? Вера в собственные силы, в астрологию; в магию; в то, что черная кошка, перебежавшая дорогу - к несчастью? Вера в Кашпировского или вера в медицину? Вера, что компьютер заменит книгу? Что постмодернизм "убьет" реализм, что символ есть - смысл? Что смысла, вообще, нет ни в чем? Что, наконец, Вам полезней отдыхать в Крыму, а не на Рижском взморье?
Что же, это такое? Вера - в таком широком понимании?
Это - свобода выбора! Вот что это такое! Может быть, единственная реальная привилегия индивидуума.
Свободный вольный выбор! Право думать так, как человеку позволяют его знания, опыт, воспитание, культура, природа, менталитет, способности, разум и интуиция.
Именно - право думать! Верить!
Но следует помнить и различать разницу между тем, что человек думает, во что верит и о чем свободно высказывается и тем, что составляет суть его дел.
Дела могут быть осуждены, если они не благовидны! Но ни мысли, ни убеждения, ни вера! Потому что они - интеллектуальная собственность индивидуальности и рождены свободным духом!
Да, искусство - не только волеизъявление автора! Оно еще обладает и силой воздействия и способно поколебать чьи-то взгляды и убеждения (если это так, то какова же, тогда, цена этих взглядов и убеждений)?
Так что же делать тем, кто предпочитает не испытывать силу собственных убеждений, не доверяет им, и спешит объявить "бесовским" все, что не согласуется с их представлениями?
Очень просто! Можно выключить телевизор, книжку можно выбросить в мусорное ведро, а выставку - обойти! И нет проблем!
А потому, позвольте, дать Вам искренний совет: если Вы настроены судить мысли, а не дела и по Вашему "Своду законов" вольный выбор есть преступление, то отложите, теперь же, этот роман! Людям же, набожным и чувствительным к своей вере, я рекомендую это сделать со всем уважением к ним и со всей настоятельностью!
Этот роман, простите - не для Вас!
Автор.
Часть 1
Неприятности, почему-то, не выносят одиночества и, если обрушиваются, то непременно скопом. Точно, как банда малолеток.
Народ, вдруг, потерял интерес к товарной бирже. Крупные фирмы постепенно захватывали рынок и предлагали товар прямо со своих могучих складов, разбросанных по всей окружности кольцевой дороги.
Филимонов ничего не смыслил в финансах и ценных бумагах. Он даже не находил в себе сил заставить себя вникнуть в их хитроумное движение. (К огорчению, из комсомольского прошлого не удалось прихватить с собой, почти, никаких практически-полезных знаний, которых потребовал свободный рынок).
Мало того, в результате какого-то просчета в совершении одной из последних сделок, он оказался должен, весьма, кругленькую сумму в виде каких-то неустоек. Серьезные и грубоватые мужчины названивали по вечерам и обещали "включить счетчик".
В довершение, Маша сломала ногу. Беспомощно прыгала по квартире, как подраненная птица. Пару раз Филимонов попробовал "надраться", но оба раза его так терзало похмелье, так выворачивало кишки, словно, там орудовал лопатой кочегар - по ошибке, вместо паровозной топки.
- Тебе же не двадцать лет, - укоризненно напоминала жена, - Пожалей хоть сам себя!
- Все, Маша, все! Больше не буду! - клялся Филимонов.
Звонки становились навязчивей и угрожающей. Нужно было что-то предпринимать. Срочно.
- Обратись к Дрозду, - посоветовала Маша. - Вы же друзья. А у него ведь остались большие связи.
Дрозд был частым гостем все то время, три или четыре года, пока находился в должности районного прокурора. Должно быть, ему было нелегко. Выглядел обычно умотанным и раздраженным. Приходил поздно, когда Маша спроваживала дочь в постель и будь на его месте кто-то другой, то давно был бы отучен от этой привычки. Дрозду прощалось. Раздражение, которое он приносил с собой, было похоже на грязь, скопившуюся за день у рабочего на стройке. Оно и смывалось так же легко, как легко смывается грязь под упругими струями воды. Только вместо душа требовалась невзыскательная кухонная атмосфера, бутылка коньяка и старый друг напротив.
Коньяк (неизменно "Белый аист") и лимон Дрозд всегда приносил с собой. Молча проходил в кухню, выкладывал все это на стол, усаживался сам и закуривал. Все молча. Словно, пытаясь дать время раздражению раствориться в дружеском тепле.
Филимоновы привыкли и воспринимали "явление" без тягостного ощущения неловкости. Дрозд был "свой". А "своих" мы воспринимаем такими, какими они есть. Не задумываясь о том, что и всех остальных следовало бы воспринимать так же. Нет. От остальных мы требуем полного понимания, уважения к себе, внимания, часто подчинения. И ничего ни кому не хотим прощать.
Есть умные, а есть хитрые. Умные, знают об этом - хитрые не догадываются. Хитрые принимают свою способность к интригам, намекам, сплетням - за ум. Им невдомек, что все их ухищрения видны умному, как пятнышко на белой рубашке. Нет. Они обожают оскорблять, унижать, упиваться чужой кровью. Тогда они довольны и горды собой. Когда им это удается. С умными - не получается. Не умеют хитрые переиграть умных.
Дрозд был не глуп, а Филимонов не любил интриг. Получалось удачное сочетание. При таком сочетании можно дружить сто лет и ни разу не поссориться.
Рост у Дрозда был баскетбольный. При том, тощ - неимоверно. Кончик удлиненного носа свисал, пытаясь дотянуться до верхней губы и напоминал удилище. Бесцветные глаза. Намеченные, но не выполненные до конца, брови. С тем же скупердяйством подошла природа к оформлению его головы: реденький волос чуть прикрывал яйцевидный череп. Он не был любимцем женщин. Пока не начинал говорить. Зато, когда "включался" и начинал "искрить", "разводить костры", "поддавать пару и жару", моментально переключал внимание всех дам, без исключения, на себя. Он мог взять пустяковину и превратить ее в занимательный рассказ. Мог извлекать на свет сокровенное и интимное, что, обычно, люди держат при себе и говорить об этом так, что никто из присутствующих не испытывал смущения. С ним охотно дружили и приглашали в гости наперебой. Он вежливо благодарил, но в гостях бывал редко. Предпочитал филимоновскую кухню.
