В захваченном мужчинами журналистском мире им выпадают вспомогательные роли. Надя Сироткина нерешительна, переходит от эйфории (любовная сцена в гостинице) к почти равнодушию. Машинистка Мария Светлозерская оказывается воплощением секса и чувственности, гротескно показана Алла, помощница уролога-импотентолога. Можно согласиться с теми авторами, которые считают, что сформированная системой советская женщина, искалеченная духовно и морально, создала кодекс поведения, в котором сексуальный инстинкт заменил декалог. Разорению подверглась и семейная жизнь, в ней нет любви и взаимопонимания, родителя и дети стали друг другу чужими. Отвратительна реакция матери Ивлева на известие о его аресте -- верность идее в ней сильнее семейных связей. Даже сельская семья, так идеализируемая некоторыми писателями, у Дружникова в романе утратила традиционные общинные связи.
Писатель нарисовал мрачную картину. Он верно воссоздал реалии запрограммированной утопии, убедительно проиллюстрировал эффекты падения человека, которого вырвали из естественного хода развития, подвергнув идеологической дрессировке. Мы видим общество в состоянии упадка -- взгляд автора апокалиптичен, а все же не лишен полностью надежды. Луч света заметен в немногочисленной группе "разбуженных", которые решились проявить отвагу и несут искру надежды. Дружников дал им прекрасное название: ангелы.
Благодаря "Ангелам на кончике иглы" польский читатель знакомится с Дружниковым-беллетристом. Раньше был переведен его замечательный сборник эссе "Русские мифы". Прослеживая историю от Пушкина до Павлика Морозова писатель выступает в нем как беспощадный преследователь красных мифов, искусно создававшихся в кабинетах пропагандистов и охотно подхваченных пишущими людьми -- продажными писателями и лишенными этических принципов исследователями.
Книга Дружникова "Доносчик 001 или Вознесение Павлика Морозова" -классический для этого автора пример разоблачения мифа советской эпохи. Органы пропаганды сделали из Павлика Морозова образцового пионера, из любви к системе готового пожертвовать самыми близкими людьми. Он донес на собственного отца, что было использовано как полезный и действенный воспитательный инструмент в процессе формирования нового человека, прозванного позже презрительно "гомо советикус". На мифе о юном "благородном" доносчике выросло несколько поколений. Знаменательно, что и по сию пору в некоторых слоях общества по-прежнему жив пропагандистский миф о героическом поступке пионера, который, как показал Дружников, в действительности даже не состоял в пионерской организации.
Писатель как опытный детектив идет по следу официальной версии легенды о Павлике. Он детально прослеживает, как, отвергая традиционную мораль, обществу внушали, что доносительство -- гражданский долг. Более того, доносу придавался героический масштаб. И ничего удивительного в том, что доносительство стало эпидемией.
Собранные Дружниковым сведения о Павлике Морозове доказывают, что правду без колебаний фальсифицировали даже тогда, когда она касалась смерти, лишь бы создаваемый миф оказывался действенным. Любая манипуляция допускалась, если ее оправдывала идеологическая цель. Удивляет пытливость Дружникова, который использовал все, какие мог, источники по теме, посетил места, где разыгралась семейная трагедия, беседовал с еще живущими участниками и свидетелями событий, исследовал архивы, изучал газеты и журналы, прочел десятки книг о Павлике Морозове и советских пионерах. Его эссе представляет собой серьезный источник для исследования советского коммунизма, функционирования пропаганды, процесса формирования нового образа мышления. Оно показывает, как действовала мощная идеологическая машина, как коварны и беспощадны были используемые ею методы и каких успехов она добивалась.
В книгу "Русские мифы" Дружникова вошло еще несколько текстов. Герои их -- известные деятели русской литературы. В соответствии с требованиями пропаганды деятели далекого прошлого должны были изображаться так, чтобы они помогали исправлять образ мышления советского человека. Фальсификация была здесь не менее существенна, чем в политике, идеологии, экономике, философии или статистике. Дружников пишет: "С младенчества нас приучали считать газетные сказки истинами, а за сомнения наказывали, так что мифы у нас в крови". Писатель счел мифом поддерживаемое в советской науке убеждение о литературной дружбе двух великих писателей первой половины XIX века -- Пушкина и Гоголя. В необыкновенно интересном эссе "С Пушкиным на дружеской ноге" он развеивает легенду, в создании которой участвовал и сам автор "Шинели" (хлестаковщина Гоголя) и которую потом развил вознесенный советской идеологией на пьедестал известный критик Белинский. Миф этот оказался полезен советскому литературоведению.
В эссе "113-я любовь поэта" Дружников опровергает трактаты об образцовой жене Пушкина, говорит о ее узком кругозоре, приземленности, бедной внутренней жизни. Великий русский поэт появляется также в эссе "Пушкин, Сталин и другие поэты", где автор демонстрирует, как биографию и творчество самого Пушкина фальсифицировали и использовали даже для создания культа Сталина. Дружников пишет: "Историческая трагедия Пушкина... в том, что поэта превратили в идола, которому поклонялись, в икону... реальный Пушкин все плотнее покрывался наслоениями грима". Писатель стремится показать живого, подлинного, а не бронзового Пушкина так же, как старался это сделать А.Терц-Синявский в книге "Прогулки с Пушкиным", вызвавшей как в России, так и в эмиграции яростные нападки сторонников официального образа поэта.
Из авторов ХХ века Дружников заинтересовался Хлебниковым и Трифоновым, избегшим осложнений с властью. У Дружникова -- это художник, который вынужден платить за свой издательский успех недоговорками и полуправдой. Поражающие своими открытиями, новизной взгляда, необыкновенно увлекательные для читателя эссе находят своих оппонентов, а иногда и непримиримых врагов, считающих автора святотатцем, нигилистическим разрушителем ценностей, русофобом и ниспровергателем Пушкина.
