- Здорово, батька! - гаркнул казак.
Я срываюсь с места - только по голосу и можно было узнать Микифора Чертёнка.
- Чертёнок! Сам Бог тебя ко мне послал!
Мы крепко обнимаемся. Я усаживаю его за стол:
- На-ко с дороги чарку и рассказывай, рассказывай свои новости.
- Да нечего рассказывать, батька, - Чертёнок хмуро улыбается и, насупив брови, выпивает чарку, тянется к лепёшкам, жуёт, смотрит на меня, наконец, нехотя произносит: - Бьют нас поганые воеводы!
По губам гостя ползёт злая улыбка.
- И откуда ты, Чертёнок?! - я рад ему, такие люди мне сейчас очень нужны.
Такие, которым я верю, как самому себе.
- Из-под Тамбова. Степан Харитонов остался - ещё воюет по засекам, Микифор тяжело вздохнул. - Холодно, - он покосился на печь и скинул на пол тулуп. - Крестьяне устали и запуганы, не хотят больше воевать, разбегаются по домам, - он махнул рукой, сам налил себе чарку, выпил. - Не научились они воевать. Туда бы тысячу казачков - навели бы шороху! Крестьяне же с вилами и дубьём. Воюют они, не жалея себя, но бестолково - для воевод они не сила, а малая помеха.
- Но воюют?
- Пока воюют.
- Придёт весна, и двинем мы, Чертёнок, по новой - выведем всех бояр, объявим народу волю!
- Весной крестьяне не пойдут.
- Татары поднимутся, калмыки, мордва, марийцы, донцов подниму. Сейчас силу в Царицыне коплю - там Фрол с Шумливым заправляют. Так что люди будут.
- Это хорошо - бояре здорово крови нашей попили. Счёт к ним был большой, а стал ещё больше. Я к тебе едва пробрался, - Чертёнок зевнул. Всё мечтал отогреться, отоспаться, отдохнуть до весны, - он тихо рассмеялся невесёлым смехом и вцепился руками в чёрные, смоляные кудри. - В Арзамасе лютует Долгорукий, город залит кровью. По всему Арзамасу виселицы стоят, повешенные гроздьями висят по сорок - пятьдесят человек. Говорят, что всего казнили до одиннадцати тысяч.
Я налил ему чарку:
- Пей, Микифор.
На голове тревожно запульсировала симбирская рана. Я стиснул виски пальцами.
- Ничего, Микифор - весной... Придёт весна и как только сойдёт снег, мы за всё поквитаемся с Долгоруким, Барятинским и другими.
- Поквитаемся, - согласился начавший хмелеть Чертёнок: - В Галичском уезде ведёт сыск воевода Семён Нестеров, в нижегородском - Бухвостов. Перехватил его отписку в Москву - страшное пишет, сволочь! - Чертёнок грохнул кулаком по столу и беспокойно посмотрел на меня.
- Мы ещё живы - есть кому начинать дело! - я хлопнул есаула по плечу. Вот придёт весна.., - я посмотрел на окно - на улице начинала завывать вьюга.
- Да, придёт весна.., - задумчиво отозвался Чертёнок. - Может и Харитонов вслед за мной объявится - тяжело сейчас воевать... Знаешь, теперь даже не вериться, что мы когда-то гуляли по Персии. Славные, батька, были времена!
- Ещё славнее будут - вот сделаю тебя воеводой Москвы!
Чертёнок рассмеялся:
- За то и выпить не грех!
Я налил чарки:
- Как думаешь, Микифор - выстоим до весны?
- Выстоим, батька - не так просто отнять у крестьян волю, когда они её на вкус попробовали. Знают теперь свою силу.
- И я так думаю.
Ударили чарками, выпили. Вьюга за окном всё усиливалась - я услышал, как охранник вошёл в сени.
- Гей, казак - иди, выпей чарку!
В горницу вошёл замёрзший, высокий, широкоплечий казак в запорошенном снегом тулупе. Мохнатая шапка была надвинута на самые брови.
- Видишь, какие у меня молодцы?! - я протянул казаку полную чарку.
- Вижу. - Чертёнок кивнул кудрявой головой. - Хороший казак.
- Благодарствую, атаман! - поклонился казак и ловко опрокинул чарку себе в рот.
- Ай да казак! Каков питок! - рассмеялся Чертёнок. - Налей ему ещё одну, батька!
- Пусть выпьет, - я подал стражнику вторую чарку.
- Благодарствую, атаман, - повторил казак и так же лихо выпил.
- Теперь хватит, - сказал я.
- Благодарствую, атаман! - громко произнёс казак в третий раз и вышел в сени.
- Хорош казак! - повторил Чертёнок. А знаешь, батька, какой у свободы вкус?
- Знаю - у неё вкус крови! - я посмотрел Чертёнку в глаза - немало они увидели, узнали и впитали в себя, как земля впитывает воду, раз спросил про такое. - Ничего, Микифор, поднимемся - за нами Астрахань, Царицын, Дон, - я не успокаивал его и, тем паче, себя - говорил то, что есть и даже не мог подумать о поражении.
Никто о нём не думал, просто после затяжной войны и зимнего безделья в наши сердца прокралась усталость и желание поскорее всё закончить. Может быть, Харитонов поэтому не спешил покинуть тамбовские леса - верил, что скоро придёт с несметной силой батька-атаман, сметёт с пути бояр, дворян и воевод и откроет путь на Москву.
- Что мне делать, атаман?
- Ты же устал?!
- Что мне делать?
- Отдохнёшь и поедешь на Хопёр собирать запорожцев. Вернёшься и покончим с домовитыми, чтобы Дон стал полностью нашим.
- С ними давно надо было покончить, - пробормотал Чертёнок. А что атаманы Дорошенко и Серко?
- Молчат оба, боятся своё атаманство потерять - опасаются государя нашего, крепко под Москвой сидят. Зажрались, обленели. Весной придут татары, помогут. Надо укрепляться, зимовать и ждать. Как мне тяжко ждать, Чертёнок! Ожидание сушит душу.
Я разлил по чаркам остатки медовухи. Чертёнок зевнул.
- Смотри - так скулья выскочат! - пошутил я.
- Устал с дороги, - признался Чертёнок.
- Давай допьём за встречу - я рад тебе! Такие, как ты, сейчас мне шибко нужны!
- Я сам рад, батька, что снова с тобой.
Звякнули чарки и, уже пустые, стукнули по столу.
- Ложись у меня, чёрт бородатый - отсыпайся!
- Благодарствую, батька, - Чертёнок смешно передразнил моего стражника, и мы оба громко рассмеялись.
Микифор вытянул из-за пояса пистоли, бросил на стол, тяжело поднялся и, немного шатаясь, направился к лавке. Чему-то рассмеявшись, упал на неё и сонно пробормотал:
- Ты, батька, не кручинься - мы с тобой до конца пойдём, одна у нас судьба, одной верёвочкой повязаны, знать, и ходим поэтому вместе. Повоюем...
Он тут же сонно захрапел. Я укрыл его овчиной.
Через три дня он с казаками ушёл на Хопёр. Не мог я держать рядом с собой друзей-товарищей, торопился дела делать... Но события опережали мои планы...
Недели через три пришли вести о бунте в Царицыне - казаки бежали, а Фрола сдали домовитым в Черкасск. Корнила почуял, что подходит его время, и тут же не замедлил явиться в Кагальник. Он привёл с собой более пяти тысяч домовитых - мечтал довести дело до конца и заслужить милость государя.
* * *
13 апреля 1671 года Войско Донское вошло во вновь сожжённый Кагальницкий городок. Они не смогли взять его приступом, поэтому подожгли деревянные стены. Едва они рухнули в нескольких местах, домовитые ринулись на штурм городка через проломы. Бой был жарким, но коротким - пленных не брали. Моих товарищей полностью вырезали, а кого не успели - утопили в реке. Ко мне боялись приблизиться, словно к зачумлённому - кидались в стороны. Для домовитых я был заговорённым оборотнем. Я пробился к своей избе и заперся изнутри, став теперь больше походить на медведя, обложенного в своей берлоге. Положил на стол три заряженных пистоля, саблю - просто так живьём они меня не возьмут, многих потяну за собой. Сухие глаза жгло - мне нечем было плакать по погибшим друзьям. Меня душили злость и гнев на самого себя за то, что недооценил прыти Корнилы, понадеялся на его запуганность. Ничего назад уже не вернёшь - крёстный теперь меня не выпустит.
Вокруг избы нарастал возбуждённый гомон:
- Там он, оборотень - сидит!
Я усмехнулся - могут и подпалить.
- Говорят, захочет - вмиг обратиться в сокола или серого волка. Заговорённый он! По стенам прыгал - сколько в него не стреляли, все пули мимо летели! Словно чёрт, чёрный от сажи - затаился, ждёт!
Слушая их, я недобро улыбался, проверял пистоли - в нужный момент они не должны были меня подвести.