Брент нервно отметил, что все остальные нисташи тоже принялись разматывать кожаные ленты. Он понятия не имел, что означают эти странные кожаные полосы, но ощущал, что снятие их напрямую связано с его собственной приближающейся смертью.
- Прошу прощения, Эмон Гёт, - заговорил Мадх, и в голосе его прозвучал легкий оттенок неуверенности. - Но я стою больше, чем просто еще пятьдесят лет для вас.
Нисташи наклонил голову. На его лице с крестом мертвой плоти появилось нечто вроде снисходительной улыбки. Он уже освободил шею и теперь разматывал повязки дальше, снимая их с грудной клетки.
- Вот как, дитя?
- Твой вопрос о Тареме Хамире показывает, что ты мало знаешь о мире после Опустошения. Позволь мне стать твоим наставником. Мой господин могущественный маг, такой, какими были маги в древности, и он стал бы почитать нисташи так, как их почитали некогда. Его люди так же многочисленны, как листья в Улторне - достаточно, чтобы вы могли открыто пировать веками, а не прятаться в лесу, подобно старым паукам, которые надеются, что к ним в сети залетит какая-нибудь случайная муха. Рядом с ним ты смог бы завоевать больше земель, чем когда-то желал...
Елена Имбресс сделала шаг вперед и резким голосом перебила индорца:
- Убей нас всех - и покончи с этим.
Эмон Гёт повернул голову, желая понять, почему женщина так рвется умереть. Его пустые глаза впились в глаза Елены.
- Ты боишься, дитя...
Елена отчаянно пыталась закрыть от него свои мысли, но она понятия не имела, как это сделать.
- ...боишься того, что этот человек...
Она попыталась думать об Улторне, о том ощущении, которое она на миг испытала, когда ее утащили под воду.
Но ничего не помогало.
- ...боишься, что этот человек обладает реальной силой, чтобы разрушить Принятие Обета.
Теперь Эмон Гёт повернулся к Мадху с вполне законным интересом.
- Ты действительно обладаешь такой внушающей ужас силой?
Нападение было совершенно неожиданным и настолько мощным, что индорцу показалось, будто на голову ему упал дуб. Но Мадх оскалил зубы и вытолкнул Эмона Гёта из своего разума. Больше всего на свете ему хотелось вырвать сердце у чалдианской идиотки. Неужели до нее не доходит, что если ни один здравомыслящий индорец не желает разрушения Принятия Обета, то Эмон Гёт многими веками мечтал и надеялся именно на это? Мадх стремился к обладанию Фразами, чтобы иметь политический рычаг, но для Эмона Гёта во Фразах было заключено могущество совсем иного рода.
Вновь и вновь Эмон Гёт пытался пробиться в мозг Мадха, но индорский маг стоял, сотрясаемый дрожью, и отражал атаки с той силой, которую, как он прекрасно знал, могло породить только отчаяние.
- Очень хорошо, - хмыкнул Эмон Гёт, и нападение прекратилось так же внезапно, как началось. - Ты хорошо защищаешься.
Улыбка проскользнула на губах Мадха... но тут он понял, что древний нисташи перенес свое внимание на Хейна.
Мадх сам заставил убийцу выучить наизусть все Фразы, чтобы тот не заподозрил, что на самом деле ему нужен был только драгоценный камень, который сейчас находился в мешочке у него на поясе.
И теперь Эмону Гёту вполне хватит Хейна.
Убийца нерешительно шагнул назад, как будто его физически двигала сила взглядов двух магов. На самом деле он не ощущал ничего необычного, лишь слышал шепот голосов, слишком тихих, чтобы можно было различить слова. Он не чувствовал и не осознавал, как два мага борются за обладание его мозгом.
Но оказалось, Мадх знал больной ум Хейна лучше, чем сам думал, и потому он нырнул под кожу убийцы так же легко, как одна из игл Хейна, и той же дорогой, что веридин, пробрался в мозг убийцы. Мадх немедленно понял, насколько это отвратительное место, более зловещее, чем он мог себе представить, населенное окровавленными трупами, которых по-прежнему жаждал Хейн. Эмон Гёт чувствовал бы себя здесь, как дома.
Однако Мадх успел проникнуть туда первым. И он захлопнул его своей волей, словно крепостной решеткой, как раз вовремя, чтобы встретить сокрушительную силу вторжения нисташи.
- Еще лучше, дитя, - совершенно спокойно заявил Эмон Гёт. - Но я боюсь, ты не сможешь долго выдержать, защищая и свое орудие, и себя самого. И будь уверен, после того как я возьму то, что мне надо, я неспешно угощусь вами обоими под безлунным небом.
Брент не понимал смысла слов древнего нисташи. Он понятия не имел, как и от чего защищает себя Мадх. Индорец просто стоял рядом, но его челюсти дрожали от ужасного напряжения. Эмон Гёт тем временем продолжал разматывать свои повязки. Он уже обнажился до бедер, открыв свои сморщенные, почерневшие гениталии. Он был полностью поглощен этим занятием и по-прежнему не замечал, что в руке Мадха был зажат какой-то предмет.
Брент подумал, что если бы не шипы, эта штука смахивала бы на желудь. Они выглядели отвратительно острыми, как иглы, но если Мадх думает, будто кулак, полный иголок, - это оружие против нисташи, то он, видимо, просто сошел с ума.
Последняя повязка Эмона Гёта соскользнула с ног, и нисташи небрежно бросил на трон всю эту длинную кожаную сбрую. Его подданные тоже расстались со своими облачениями мумий. Брент огляделся, судорожно пытаясь отыскать путь к спасению, но они с Имбресс были окружены морем голодных, нагих живых мертвецов.
Внезапно Мадх вскинул руку вверх. Брент ожидал, что тот запустит свое шипастое оружие в Эмона Гёта, но Мадх просто резко сжал руку в кулак. Шипы глубоко вонзились в плоть индорца, один из них проколол кожу между большим и указательным пальцами. Кровь потекла по руке человека.
Секунду ничего не происходило. Мадх оставался на своем месте, дрожа всем телом, словно в припадке. Зубы чародея выбивали дробь.
Эмон Гёт медленно наклонился вперед, в его прищуренных глазах мелькнуло подозрение, что долгожданное пиршество украли-таки у него из-под носа.
А затем ударила молния.
Синие, зигзагообразные и короткие стрелы не вырывались из туч, но поднимались от черного камня под ногами. Словно исполняя жуткий, беззвучный балет, нисташи метнулись в разные стороны. Большинство избежало шипящих ударов с изящной легкостью, но нескольким не повезло. Там, где их коснулись молнии, плоть обуглилась и почернела, а четверо или пятеро, которым досталось больше других, извиваясь, упали на камни.
