- Ну-ка, ну-ка, выкладывай на стол козырную десятку, - насмешливо предложил Иван Иванович.

- Ты помнишь Лейлу, первокурсницу Тегеранского пединститута?

- Допустим, - чуточку помедлив, ответил Иван Иванович. Лейла была красивой девушкой из семьи зажиточного торговца пряностями и коврами, раз навсегда порвавшей с мещанской средой на почве идеологических разногласий. Они случайно познакомились прошлой зимой, когда Рамзаев по доброте душевной решил помочь революционно настроенной молодежи, которая нуждалась в бумаге для листовок.

- Так нот. Лейла беременна! - крысиные глаза Тандерболта засверкали злым блеском.

- Это ее личное дело, - невозмутимо заметил Иван Иванович.

- Зря ты так спокоен! - американский резидент ехидно прищурился. - Учти, Ваня, она беременна от тебя!

- Брось трепаться. У меня с ней ничего не было.

- Тем не менее она носит под сердцем твоего ребенка!

- Если ты и дальше будешь хлестать неразбавленное виски, тебе еще не то взбредет в голову, - осадил его Рамзаев. - Лучше хлебни холодной водички из-под крана и вздремни часок-другой, а то ты здорово набрался.

- Я, правда, не совсем трезвый, но мне это не мешает работать. А что до Лейлы, то через месяц она родит тебе дочку. Как думаешь назвать?

- Дуайт, ты опупел . . . Так не бывает!

- Раньше не бывало, а теперь сколько хочешь, - самодовольно заявил Тандерболт. - Ты случайно не помнишь, как чесался весной, едучи в переполненном трамвае? Что ты в тот раз подумал?

- Что меня укусил клоп, - не справившись с секундной растерянностью, признался Иван Иванович.

- Это был не клоп, а наш агент, который взял у тебя кровь на анализ. В Гарвардском университете разгадали твой генетический код, в Массачусетском технологическом институте по заказу ЦРУ синтезировали твою половую клетку, а летом во время студенческих беспорядков Лейле незаметно сделали искусственное осеменение . . . Кстати, ей сказали, что ты - отец ребенка.

- Откуда ты знаешь, что родится девочка? - спросил чрезвычайно заинтригованный Иван Иванович.

Рамзаев давным-давно хотел завести ребенка, но было недосуг, потому что замотался по спецкомандировкам. Был когда-то у Ивана Ивановича сын - майор "Вихрь", но он, бедный, геройски сложил голову под Краковом в 1944 году. Мать майора тоже давно успокоилась в сырой земле, так что рожать было некому. Но желание иметь ребенка временами так одолевало Рамзаева, что становилось невмоготу. И тишком он мечтал завести дочку, которую назовет Танечкой.

- Наши ученые пока синтезируют только такие клетки, из которых получаются девки, - сообщил Тандерболт. - Но мы отвлеклись . . . Как родится ребенок тебе крышка, от персонального дела ты нипочем не отвертишься. У вас насчет этого строго. В Москве тебе ни за что не простят морально-бытового разложения. Ведь Лейла еще несовершеннолетняя! Понял?"

- Вот ведь заразы какие! - воскликнула Жибоедова. - У них и наука поставлена на службу агрессивным целям!

- Гн, их нравы! - с осуждением вымолвил Парамонычев. А Парахнюк снова смочил горло нарзаном и продолжал:

"Тут Иван Иванович надолго призадумался. Он не боялся шантажа, потому что сразу же после снятия наручников почесал подбородок и незаметно для Тандерболта включил запрятанный в бороде микромагнитофон. Волновало его совсем другое - как там Лейла? Как она переносит первую беременность? Не нуждается ли в чем? Сытно ли питается? За те несколько встреч, которые он имел с ней. Иван Иванович не раз замечал, что она с любовью и лаской поглядывала на него, а сейчас он почувствовал, как в нем просыпается ответное чувство. В то же время ему думалось, что жить с Лейлой будет не так просто. Ведь есть обстоятельства, над которыми люди не властны. В самом деле - кто он и кто она? Вот в чем соль. . . Рамзаева ничуть не смущала некоторая разница в годах. Лейле скоро исполнится восемнадцать, ему - восемьдесят, но, разумеется, суть не в этом. На здоровье он отродясь не жаловался, а на вид даже враги ему от силы дают пятьдесят один год. Смущало его другое - не скажется ли впоследствии на Лейле воспитание в мелкобуржуазной среде, где, как известно, процветают алчность, дух стяжательства и бездуховность? И еще: сможет ли Лейла с ее южным организмом и темпераментом ужиться в Москве? Ведь нынешней зимой, судя по передачам "Маяка", морозы в Москве доходили до сорока градусов по Цельсию! Свои с трудом переносят такую стужу, а каково придется нежной Лейле с маленькой Танечкой на руках? Муж в длительной командировке, все надо самой - и за хлебушком сбегать, и в прачечную. . . Невольно призадумаешься. Лейла сгоряча согласится поехать с ним хоть на Колыму, а вот выдюжит ли она в нашем климате?

- Ну, Ваня, принимаешь мои условия? - поторопил Тандерболт.

- Ты подготовил мне зубодробильный сюрприз. - признался Иван Иванович. Теперь счет два - один в твою пользу. Я должен со всех сторон обдумать создавшееся положение.

- Сколько ты просишь на обдумывание?

- Дай мне сутки, Дуайт.

Изо всех сил делая вид, что он полностью деморализован, Иван Иванович думал сейчас только о том, как бы выиграть время. Предстояло сделать многое: перегруппировать силы, вывести из-под удара радиста Мансура, разыскать и надежно спрятать Лейлу и, главное, спутать карты американской разведки, чтобы никто не помешал иранскому народу построить будущее страны по-своему.

- Ты же отлично понимаешь, что в моем возрасте трудно смириться с поражением, - добавил Рамзаев после короткой паузы. - Трудно . . .

- Хорошо, Ваня, завтра жду тебя в это же время с окончательным ответом и заранее закажу тебе билет на Париж. Будь здоров! - Тандерболт повернул голову к двери и заорал: - Эй, Чарли! Куда ты запропастился, собачий сын? Завяжи мистеру Рамзаеву глаза, чтобы он не разглядел, где мы свили свое гнездо, и проводи его до трамвайной остановки... До завтра, Ванюша!" - Парахнюк сложил рукопись и оглядел присутствовавших.

- Сильно! - сказал Парамонычев. - Давно не получал такого удовольствия... Уверен, что на сегодняшний день наш Парахнюк входит в десятку сильнейших. . .

- Не знаю, как вы, а я потрясена, - перебила его Жибоедова. - Насчет политики говорить не буду, это не наше, не женское, а меня подкупила душевность Ивана Ивановича. Какой человек - с ума сойти! В наше время мужчины только-только познакомятся и тут же, дико извиняюсь, под юбку лезут, а случись что - их дело сторона. Сами-то - глядеть не на что, а мнят о себе - о-го-го! А тут человек долга: девушка забеременела, и он сразу готов расписаться.

- Иннокентий Кузьмич, а что будет дальше? - застенчиво спросила Броня Новак. - Переедет Лейла в Советский Союз?

- А дальше, Бронислава Ефимовна, я еще не написал, - сказал осоловевший от похвал автор. - Дальше все пока еще в моей творческой лаборатории.

- Неужели конец не придумали? - удивилась Броня. - Ни за что не поверю . . . Иннокентий Кузьмич, миленький, расскажите . . .

- Новак, не приставай к человеку, - оборвала ее Жибоедова. - Не видишь, человек устал. Да и горячее стынет. . .

Они дружно навалились на гору шницелей, но впечатление от прочитанного было настолько сильным, что разговор крутился вокруг Ивана Ивановича и романов Парахнюка.

- Ты, Иннокентий, сам не подозреваешь, какой у тебя могучий талант, громогласно утверждал Парамонычев. - Ты, брат, переплюнул почти всех наших писателей: за небывало короткий срок написал полное собрание сочинений. Восемнадцать романов - это, надо полагать, восемнадцать томов?

- Понимаешь, Афоня, мой роман про борьбу за независимость Индии против колониального господства Великобритании написан в четырех томах, - объяснил Парахнюк. - Так что в сумме выходит двадцать один том.

- Тем более! - Парамонычев обрадованно кивнул. - Боюсь одного - как бы ты не зазнался. Переедешь, видно, от нас в Москву или, как Чехов, в Ялту?

- Пока поживу здесь, а там видно будет . . .

На Фросину беду Парамонычев заставлял всех пить до дна, а она не привыкла к водке и после жирного шницеля быстренько выбежала в уборную, где обнаружила Броню, так же мучительно страдавшую от опьянения. Они долго приводили себя в порядок. а когда вернулись за стол, Парахнюк говорил тост за Парамонычева.