Прошли годы, прошла жизнь. Но она не расставалась со своей мечтой. В нашем Театре киноактера Валентина Ивановна репетировала "Чайку" с молодыми исполнителями. Эта работа проходила в учебно-тренировочном режиме. Ей всячески давали понять, что этот спектакль никогда не выйдет, его нет в репертуаре театра, и средств на постановку тоже нет. Так что ее репетиции пустая трата времени. Но Валентина Ивановна не успокаивалась, да и группа актеров поверила в ее "Чайку". Тогда администрация театра отказала ей в помещении. И когда я однажды попросил у администрации комнату для репетиций "Чайки", мне вежливо напомнили, что у нас студия, а не психдиспансер.
И все-таки, несмотря ни на что, работа продолжалась. Совместными усилиями мы добились показа сделанного художественному совету. Но равнодушие, я бы даже сказал непонятное изначальное противление - работа не стоила администрации ни копейки - сделали свое дело: постановку закрыли.
Тогда группа энтузиастов, в которую входила моя жена Нина Головина, Наталья Кустинская и многие другие актеры, по предложению Валентины Ивановны, продолжили репетиции у нее дома. Жила она в запущенной, жалкой квартире, в абсолютной нищете. Быт ее не интересовал, да и как можно жить много лет на нищенскую пенсию?.. Вся ее оставшаяся жизнь была в чеховской "Чайке"!
Валентина Ивановна часто звонила к нам домой, договаривалась с Ниной о дне репетиции, рассказывала о своем видении той или иной сцены. И вдруг однажды сообщила мне удивительную новость:
- Нашелся фильм "Тоня", в котором мы с Сережей снимались в 42-м году.
Оказывается, эту картину делал классик отечественного кино А. М. Роом, музыку писал великий композитор Сергей Сергеевич Прокофьев. И сама картина, которую почему-то запретили в годы войны, безусловно, являлась произведением киноискусства.
- Это прекрасная, талантливая картина, ты ее должен непременно увидеть, и надо добиться, чтобы ее показали по телевидению.
Я, откровенно говоря, не поверил. Мне показалось, что весь этот восторженный рассказ - фантазия, плод больного воображения. Слишком невероятным казалось мне это открытие: если вообще был такой замечательный фильм, как мог оказаться он потерянным, никому не знакомым? Конечно, было много запрещенных лент, неоконченных картин, но и о них было что-то известно. Я неопределенно, скорее всего машинально, поддакивал в трубку. Но этот разговор поставил меня в тупик - я подумал: неужели человек действительно так болен, что говорит о каких-то невероятных подробностях в съемках несуществующего фильма?
Но мама сказала, что действительно отец снимался с Аллой Караваевой во время войны, но фильм был закрыт, и даже отец не видел эту картину. Лента так никогда и не вышла на экраны.
И все-таки после разговора с Валентиной Ивановной у меня остался на душе какой-то странный тревожащий осадок.
Прошло несколько месяцев. Я делал программу по телевидению, посвященную 90-летию Ю. Я. Райзмана. Знаменитого режиссера поздравляли актеры, которые с ним работали: Е. К. Мельникова - она снималась в первом большом фильме Райзмана "Летчики" в 30-х годах, вместе с Щукиным и Ковалем-Самборским; Игорь Пушкарев - герой фильма "А если это любовь?" и многие другие актеры и актрисы. Не было только героини главного фильма "Машенька" В. Караваевой. Ее не могли найти - телефон не работал (видимо, отключили за неуплату), а квартира была закрыта.
Возможно, в суете нашей жизни я и забыл бы о странном телефонном разговоре, если бы на одном из киновечеров в кинотеатре "Иллюзион" замечательный знаток нашего кино, мой друг актер Роднер Муратов, не подарил мне кассету с записью "Боевых киносборников", где был фильм "Тоня".
Когда я дома включил видеомагнитофон, память перенесла меня в далекий 42-й год. Я увидел опять ту самую скамейку в Парке имени 28 Героев-панфиловцев, где прощались два человека - мой отец, в форме артиллериста, и молодая Алла Караваева. Я узнал ее голос и очень остро почувствовал все, что происходило пятьдесят лет назад, вплоть до каких-то малых деталей, до зеленых шпал и скрещенных пушках на петлицах отца, до запаха кожи, исходившего от его новой военной портупеи и кобуры пистолета. Фильм был сделан на основе реальных событий, так что это в какой-то мере документальная история.
Маленький городок. Война. Муж уходит на фронт, жена-телефонистка ожидает отправки в эвакуацию. Неожиданно в город врываются немцы. Это событие застает Тоню на работе, на телефонной станции. Город парализован. Телефоны молчат. И вдруг один зазвонил - на окраине города наши артиллеристы остановили врага. Тоня узнает голос своего мужа - командира батареи, два любящих человека оказались по разные стороны фронта. Тоня называет дорогие обоим места, где сейчас находятся фашисты. Артиллерия начинает обстрел. Немцы врываются на телефонную станцию. Тоня вызывает огонь на себя и погибает. Заканчивается фильм сценой прощания - перед любимой Тоней муж и бойцы клянутся отомстить врагу. Звучат прощальные залпы... Все это сыграно удивительно искренне и правдиво. Действительно, трагическая и прекрасная лента, которую сегодня воспринимаешь даже не как художественное произведение, а скорее, как документ той жестокой эпохи.
Я стал разыскивать Валентину Ивановну, но в гильдии актеров кино мне сообщили, что она недавно скончалась.
Умерла она в полной нищете и безвестности. Не было ни некролога, ни статей в прессе, ни сообщения по телевидению, ни прощального салюта...
Через несколько дней я исполнил волю актрисы, и в программу Леонида Филатова "Чтобы помнили" к передаче об артисте Сергее Столярове был включен фрагмент из кинофильма "Тоня". Так через пятьдесят пять лет вновь появилась на экране эта картина и перед зрителями предстала Валентина Ивановна Караваева.
Прав Михаил Булгаков - рукописи, как и фильмы, не горят.
Н. О. ГРИЦЕНКО
Любимым фильмом отца, как я уже говорил, была картина Игоря Савченко "Старинный водевиль". Его партнером в этом фильме был великолепный Николай Гриценко. Их связывала искренняя дружба. Я помню, как отец с восторгом говорил о мастерстве Николая Олимпиевича, о его умении в каждой работе найти точный и яркий характер, как он восхищался исполнением Гриценко чеховского рассказа "Жилец". Я видел их на съемочной площадке и помню, как они замечательно выглядели в гусарской форме на породистых жеребцах во время съемок "Старинного водевиля". Мы бывали с Николаем Олимпиевичем на фестивалях, декадах, различных юбилеях - везде он оказывался в центре внимания. Изящен. Остроумен. Тактичен. Как-то раз мы встретились с Гриценко на каком-то большом приеме. Он был в новом великолепном костюме и в необычайно модном галстуке. Этот галстук стал впоследствии причиной одного скандала.
В этот день Николай Олимпиевич, как обычно, за 45 минут до начала спектакля явился за кулисы Театра им. Вахтангова. На нем хороший костюм и модный галстук. Не секрет, что в творческих коллективах были стукачи платные и добровольные. Некоторых знали точно, других подозревали, но опасались всех. Как утверждают знающие люди, иной раз каждый десятый, а то и пятый являлся осведомителем. Один из таких "сотрудников" подошел к Николаю Олимпиевичу, якобы с желанием получше рассмотреть галстук. Потом поднял голову, несколько раз втянул носом воздух и, криво улыбнувшись, заметил с издевкой:
- А вы, Николай Олимпиевич, кажется, сегодня не в форме.
Все замолчали, и в этой тишине Гриценко очень громко, на все актерское фойе ответил:
- Да и ты тоже сегодня в штатском.
Эффект был огромный. Раньше этого субъекта только подозревали, а теперь об этом было сказано принародно. Раскрытому сексоту некуда было деться, и он спрятался в служебном помещении. Здесь было спокойно, вахтерша у телефона неторопливо вязала носок, а напротив, в огромном аквариуме, тихо плавали разноцветные рыбки.
Актер М. Дадыко все-таки нашел его. Присел рядом. Они молча смотрели на рыбок. Наконец Дадыко задумчиво сказал:
- Жалко, что молчат. Да?