— Прошу вас, — он улыбнулся, и щеки его раздулись до угрожающих размеров.
— Могу ли я стать репортером? Нет-нет, я, конечно, знаю, что для этого недостаточно хорошо водить машину и вовремя приходить на работу. Я хочу сказать, нет ли тут каких-нибудь курсов? Ну, знаете школа для репортеров или что-нибудь в этом роде?
— Господь с вами! Ничего подобного у нас нет. Да и образования у вас тоже маловато. Так что давайте не будем спешить. Почему бы нам не вернуться к этому вопросу через несколько месяцев? Ведь вы не собираетесь уходить от нас, а?
— Разумеется, нет! Я же вовсе не требую повышения, угрожая уволиться. Мне здесь нравится, и работа у меня замечательная.
— Прекрасно, прекрасно.
— Мистер Хартли, если позволите… Я хотел бы задать еще один вопрос. — Я заметил, что в кабинете появился новый предмет обстановки.
— Не стесняйтесь, задавайте.
— Я насчет этой модели «Лендэйра» у вас на полке… Мистер Франке говорил, что у вас есть настоящий… Могу я спросить, он вам нравится?
На физиономии Харта ясно отразились чувства короля, которого спросили, нравится ли ему править, но все-таки он ответил:
— Очень нравится. Великолепная машина.
Я задал ему еще парочку вопросов об автомобиле, вроде тех, что задавал Шону, и Хартли ответил мне в той же покровительственной манере и почти теми же словами, что и Шон. Складывалось впечатление, что все эти примочки, по которым с ума сходит реклама, на самом деле никого не интересуют — только надежность и безопасность, но мне почему-то казалось, что кое-кто просто стесняется признаваться в своих слабостях.
Не переставая удивляться столь повышенному ко мне вниманию, я опять направился в свой кабинет и опять не дошел: в холле меня перехватил Франке.
— Я вас везде ищу, — сказал он. — Один из наших репортеров застрял где-то у черта на рогах, и мне нужно, чтобы вы привезли его сюда.
Я не счал спрашивать, почему, если уж я так ему понадобился, он просто-напросто не вызвав меня по компу, и лаконично поинтересовался:
— Кто и где?
По тому, как Шон сформулировал свое известие, я уже догадался, что это не Джанет.
— Тони Уорнер. Вряд ли вы его знаете. Он со своим пилотом торчит на какой-то метеостанции километрах в ста к северу. Здесь карта. — Он протянул мне кристалл. — С их джампером что-то случилось. Слетайте, возьмите их на борт и сразу же обратно. Позднее отправим туда ремонтника — пусть разбирается, что там с джампером.
— Хорошо, — ответил я. — Считайте, что я уже в пути.
Механики на крыше, должно быть, уже знали о спешном рейсе и приготовили джампер.
Я придирчиво осмотрел его — лететь предстояло далеко, и ремонтные станции там отсутствовали. На первый взгляд все было в порядке. Отопление работало исправно. Я залез в кабину, вставил карту, запустил процедуру предполетного контроля и, бросив последний взгляд на здание студии, хотел уже было позвонить Джанет, но передумал. Мало ли кто может оказаться рядом с ней.
Слегка дрогнув, джампер оторвался от площадки. Ветер яростно набросился на машину, но джампер был ему не по зубам. Я предоставил компьютеру вывести машину на нужную высоту и мимоходом пожалел, что лететь приходится в такое неудачное время: до темноты оставалось совсем немного, да к тому же еще этот ветер… Но на месте Тони Уорнера я тоже не захотел бы торчать всю ночь в какой-то дыре.
Слева открывался дивный вид на Южный Пик. Правда, вершина его была скрыта за облаками, но зато живописная россыпь невысоких, округлых, усыпанных валунами холмов у подножия радовала глаз.
Ветер раскачивал джампер, как елочную игрушку, и поэтому пришлось пристегнуть ремень безопасности. Чтобы немного отвлечься от тряски, я включил переговорное устройство и вызвал эту самую метеостанцию.
Минуты три никто не отвечал, но наконец на экране появилось приятное мужское лицо, обветренное и на вид добродушное. Как выяснилось, это был сам Тони Уорнер.
— Я рад, что вы уже в пути, — заметил он, когда я представился и объяснил свое задание. — Застрять здесь на пару дней — удовольствие ниже среднего. Он повернул голову и сказал кому-то. — К тебе это, разумеется, не относится. — С широкой улыбкой он вновь повернулся ко мне: — Когда вас ждать?
Я прикинул по карте расстояние и проверил скорость.
— Максимум через сорок пять минут.
— Я этого не переживу!
Пользуясь случаем, я решил кое-что выяснить:
— Шон Франке сказал, что у вас какая-то техническая неисправность. Что случилось?
— «Техническая неисправность». Похоже на этого болвана. Да мы чуть не отдали Богу душу. Улыбка Тони на мгновение померкла. — Мы уже взлетели, как что-то случилось с двигателями. Тяга пропала напрочь. Хорошо еще, что мы не успели подняться высоко и отделались легким испугом. А взлети мы чуть повыше… — Тони покачал головой. Остальное было понятно и без слов
— Ну что ж, отдыхайте спокойно, — сказал я. Помощь близка.
На лицо Тони вернулась улыбка. Он поблагодарил меня и отключился, а я неожиданно вновь испытал острый приступ непонятного беспокойства. Повсюду, куда хватало глаз, по-прежнему расстилались усыпанные валунами холмы, так что пейзаж, судя по всему, был здесь ни при чем. На некоторое время я позволил своим мыслям блуждать свободно и, когда они наконец на чем-то остановились, понял, что думаю о небольшой сборочной линии, используемой у меня на фирме. Все огрехи при сборке делились на две основные разновидности: одни носили совершенно случайный характер, другие систематический.
Систематический брак мог быть вызван различными причинами: некачественными комплектующими, неопытностью оператора, не понимающего, что он раз за разом совершает одну и ту же ошибку, или даже невнятно составленной инструкцией. Однако именно в силу своей систематичности эти огрехи чаще дают о себе знать и, как правило, обнаруживаются даже при переходе на автоматический режим, после отработки технологии сборки вручную.
Мое беспокойство все нарастало, и еще через тридцать секунд полета я принял окончательное решение и ввел в навигационную систему новые команды. Джампер начал терять высоту и, хотя крылья не слишком увеличивали остойчивость аппарата, все же раскрыл их полностью.
Вскоре я уже шел на бреющем полете, оставляя за собой гигантские клубы пыли, поднятые выхлопами дюз.
Я понимал, что со стороны это выглядит довольно глупо, но я никогда не любил идти на риск, которого можно было избежать. Конечно, я мог, наоборот, подняться еще выше и в случае чего использовать парашют, но при таком ветре это было небезопасно.
На все эти меры предосторожности мой желудок откликнулся решительным протестом. Даже на крейсерской высоте болтанка была совершенно невыносимой, а здесь, у самой поверхности, возникающая на лощинах и валунах турбулентность еще больше усугубляла положение. Вдобавок ко всему джампер то и дело подпрыгивал, ибо навигационная система с тупым упорством следовала всем неровностям рельефа, а от рева двигателей закладывало уши.
Я не отрываясь следил за приборами: на такой высоте любое промедление грозит гибелью.
Солнце уже садилось, а поскольку я уже значительно продвинулся на север, оно вдруг стремительно нырнуло за горизонт. В кабине сразу же похолодало.
В надвигающейся темноте я еще больше зависел от показаний приборов и мог полагаться только на автопилот. Поскольку пока особых проблем не возникло, я собрался уже было вернуться на нормальную высоту, но вовремя вспомнил, что у Тони Уорнера неприятности тоже возникли не сразу.
Хуже всего, что меня постоянно отвлекали мысли о Джанет. Вероятно, я слишком долго ни с кем не откровенничал, подумал я, и постарался выбросить ее из головы, и тут как раз это и произошло.
Момент был чрезвычайно неподходящий. Машина только что перепрыгнула через очередной и довольно высокий холм, когда внезапная тишина и неприятное ощущение потери веса ясно сказали мне, что я угодил в переделку. В такую же переделку, из которой удалось выбраться Тони, но только с той разницей, что под брюхом у меня было не более двадцати метров, а двигался я с весьма опасной для здоровья скоростью.
