- Что вы предлагаете?
- Зачем высчитывать, сколько нефти пойдет на сжигание всех кокорцев? Лучше посчитать, сколько бумаги уйдет на их приручение.
- Пояснее пожалуйста.
- Как развалилась наша тоталитарная империя? Людей заставили делать нужные им выводы. Если государство желает претендовать на прежний уровень могущества - надо научиться делать это с другими народами. Отработать технологию - тут как раз у нас полигон. А телевидение заставить - вот мысли имеются.
Я передал ему тоненькую, всего-то из четырех листиков, пачку бумаги. Уже сам не помню, что там было написано. Родон Ксанфьевич принял ее тем механическим, до полной бессознательности отработанным движением, какое присутствует у самых закаленных временем "серых воротничков".
Никаких немедленных последствий, не считая подозрительного взгляда от непосредственного начальства, из разговора не последовало. Просто через одиннадцать дней мне на стол лег бланк с направлением - в штат информационного агентства при формирующейся группировке. Как телефонным справочником по голове огрел. Награда за энтузиазм и суету пред ликом начальства. Вместо бонусов за активность - ответственная командировка. Профессиональный бюрократический риск. Я попытался взбрыкнуть: изобразил язву, расстройство нервов и тяжелое семейное положение. Опоздал - за час до получения бумажки мог бы вообще уволиться, но она, явившись как джинн из бутылки, меняла весь расклад сил. Пришлось выдерживать семейный скандал ( Уедешь, зароют, а нам пенсию не дадут! Знаем мы твоих сволочей! - А сама, небось, и рада!?), паковать вещички и отбывать по месту основных событий.
На месте царил хаос маскировочных оттенков: маленький городок в летней степи был забит частями всех родов войск, круглые сутки через него проходили новые колонны и на улицах без набора документов людям со штатской внешностью не рекомендовалось. Пыль висела в воздухе, запах бензина не перебивался даже разлитыми чернилами, и веселый азарт будущей драки, в которой, наконец, все будет можно, читался в каждом лице.
Меня и еще десяток человек, набранных по кабинетам, засунули в комнатушку с двумя старенькими компьютерами и грудой металлолома, изображавшей видеомагнитофон. До часа "ч" оставалось невыясненная протяженность времени и от нас потребовали готовить материал для развлечения той банды журналистов, что прописалась в соседнем здании. Дело было безнадежным по самой своей сути: военные никакой свежей информации нам не давали, хоть имелся в нашей компании приставленный от них цензор, журналисты же снимали, что могли и говорили со всеми, кто не стремился дать им по морде. И хоть военные жутко их не любили за первую компанию, сказанного ими всегда хватало для репортажа. Потому большую часть дня мы активно изображали деятельность: Целестина сидела за статистикой, рассчитывая сколько пользы принесет армейская операция, Гелиан запасал в папках эффектные поздравления, тосты и соболезнования, Зорий ругался со снабженцами, требуя дать нам хоть одну камеру. Остальные заботились улучшением собственного быта или вслух думали, как побыстрей вернуться обратно. На "работу со СМИ" хватало одного Декабрия.
И однажды ночью, почти такой же душной и липкой как сейчас, я очень хорошо понял, что ждет меня дома. С венцом победы явно не вернуться - как бы не сложилась компания, этот мертворожденный бюрократический придаток, куда я угодил, расформируют. Отправят по месту постоянной работы с вечным клеймом неудачника. Я стану человеком на побегушках, вечным командировочным, которого скоро и дома-то ждать перестанут. А у меня не было ничего, кроме идей, во множестве роившихся в черепной коробке.
Существовал, правда, в окружающей безрадостной картине маленький шанс на влияние - писать речи офицерам с большими звездами. Многие из них, не слишком литературного склада ума, страстно желали выглядеть красноречивыми полководцами. У самых больших звезд имелись секретари, но масса не таких укомплектованных товарищей, остро нуждалась в бойких перьях. Не то, чтобы я хотел стать борзописцем, однако это был единственный путь к информации.
Я стал донимать цензора требованиями свежих данных, встреч с каким ни на есть командованием и прочими казусами. В итоге почти ничего я не получил, но смог появляться - без всякой аппаратуры, разумеется - там, куда из-за старых обид не пускали журналистов. И только я начал обрастать знакомствами, только заронил мысль о литературе в несколько перспективных голов, как попался на зубок Воемиру Багратовичу. Тот, расчехвостив нескольких офицеров, заметил и меня, старавшегося не отличаться от стенки.
- Вот ты, - он прочел лейбл у меня на груди, - креатор хренов, что ты можешь предложить? Хоть одну идею? Ну что?
- Матриархат в местном самоуправлении, - надо же было что-то сказать в ответ?
- Чего?
- Вы ведь не доверяете никому из кокорцев: приходиться иметь дело с уголовниками, чтоб обрасти союзниками. А между тем - половина Кокории загнана на кухни. Женщин крадут, насильно выдают замуж. Их лишили права на образование. А при тоталитарном режиме все было наоборот. Они будут самыми верными противницами законов харуата.
Кажется, мне удалось добиться тишины в комнате.
- Почти никто из них не замешан в убийствах, не выгонял людей из домов и не взрывал грузовиков. Это называется - неординарное мышление.
- Идиот, - командир не полез за словом в карман, - Объяви о таком и все тамошние мужики за автоматы возьмутся.
- Зачем объявлять? Пока будем в степях - делать это негласно, раздавая обещания полевым командирам и ссоря их между собой. Когда возьмем города те из них, кто останется в живых, будут рады уже только этому факту. И лишь после, ведь скрывать подобное будет глупо, это следует подать на серебряном подносе и при стечении прессы. Все западные феминистки станут нашими союзницами, а возражающие превратятся в, - я картинно пошевелил пальцами, Тупых мужеподобных шовинистов.
Добрых слов в свой адрес я и после этого не услышал, но впечатление произвел и был негласно принят в компанию на правах хорошего парня со стороны.
И опять судьба не поняла моих намеков. Через три часа после того, как войска перешли условную линию в степи, которую еще полгода назад сами пытались превратить в оборонительный рубеж, меня вызвали.
Эту троицу, забившую клубами сигаретного дыма маленькую комнатку, я запомню на всю жизнь. Такие как они - вечное проклятье любой системы. Они понимают, что надо работать, что надо делать дела, но не хотят, не любят, просто боятся их проворачивать. Потому с величайшим искусством перекладывают заботы и ответственность на подчиненных. И для исполнения они выбирают не самого умного, храброго или расторопного, а самого слабого, за которым никто не стоит.
- Мы тут посовещались, - начал глава особого отдела группировки.
- Нам нужен человек, обладающий раскованным мышлением, - продолжил замначштаба группировки.
- И мы решили облечь вас доверием, - неизвестный мне человек, как и я, в штатском, придвинул ко мне обычную коленкоровую папку. Пустую. Спрашивайте.
- Это медиа-проект? - слова произносились многообещающие, но уж больно мерзко выглядела эта троица.
- Специфический, - особист потянулся за новой сигаретой, - Надо посадить мертвый лес, и вас мы назначаем главным лесничим.
- Садитесь, кстати. Стул вон, за тумбочкой, - замначштаба достал пачку своих, - Курите? Нет? Отлично. Так вот, вам поручается возглавить маленький крематорий. Ожидается некоторое количество незаприходованных тел, возможны самые разные...
Я почувствовал, что сидеть - это сейчас самое правильное.
- Но, но таким делом должны заниматься военные. Или министерство юстиции, как же ее там, пенитенциарная система. Уж, в крайнем случае, инженеры. При чем здесь информация?
- Основная проблема начинающейся компании - международное освещение, я узнал этого человека, ему пророчили пост советника президента, - О "чрезмерном применении силы" вопят по каждому каналу. У нас тоже не все гладко. Эту волну враждебного пиара лучше не подкармливать. В таких условиях необходим примат скрытности.
