— Женя, я так понимаю, ты пока только думаешь? Какие-то действия еще не совершились?

— Нет-нет, я только трудница.

— Я понимаю, ты ищешь истину, смысл жизни.

Она покачала головой.

— Женя, невозможно забыть…

— Спаси бог. Ой, я вижу, Феофания злится, ищет меня!

— Сегодня уезжаю в Ченгирлау, буду старикам помогать.

— Дай бог.

— Поехали со мной, Ивгешка. Верующих много, добрых мало.

— Я посоветуюсь с духовным отцом, — тень умиления скользнула по ее лицу.

К ним подскочила молодая девушка, похожая на бабку — серое лицо, съехавшие набок тонкие губы, перекошенная фигура, пожеванная обувь, даже трудно определить, что это — ботинки, сапожки.

— Вот она где! Рясофорные трудятся в поте лица, а ты! — она с таким укором посмотрела на них, что Димка чуть не рассмеялся.

— Простите, это я виноват, — Димка не хотел ее злить, чтоб не досталось потом Ивгешке.

— Бог простит. И вы нас простите.

Он в последний раз посмотрел на эти вечно весенние конопушки на ее переносице. Феофания повернулась и потянула ее за рукав.

Церковные запахи и треск свечей уносили назад, и странно вздрогнуть и ощутить свое тело здесь и сейчас, что стоишь на ступенях, теребишь рюкзак.

— Коль, а я понял, чего ты так мучаешься сегодня! — засмеялся он в машине. — Сегодня, оказывается, день великомученика Николая… И Прощеное воскресенье. Простите меня.

— И ты меня!

— Верующих развелось, — махнул рукой дед. — Прям спасу нет!

За всю дорогу до Соль-Илецка им попалось только несколько машин навстречу. Под колесами зябко стелилась поземка. Снежные призраки змеились по асфальту, вздымались вихрями и хищно бросались за машинами. Димка понимал, что после Соль-Илецка они будут ехать в полном одиночестве.

Долго стояли у Соль-Илецкого переезда. Просвистел обледенелый кирпич локомотива, потом длинный состав, вырывающийся прямо из снежной бушующей пещеры, стискивающий пургу под колесами.

— Слушайте, а недолго ехать-то! — обрадовался Коля. — Сте-епи!

— Так это полпути всего, — удивился водитель.

— А я думал, деревня уже.

— Хоба-на, какая ж это деревня?! Это Соль-Илецк! Здесь Солерудник, всю Европу солью снабжаем!

Коля вопросительно посмотрел на Димку.

— Это соляной купол Рифейского океана, — кивнул он. — Ему миллионы лет.

— Насчет океана не знаю, но мертвое озеро есть. А Солерудник эта… ваша купила, московская, забыл.

— Батурина? — наугад спросил Коля.

— Точно. Никто, правда, ее не видел ни разу. Хоть посмотреть на алигаршу.

Дима с Колей переглянулись. Их уже не удивила эта информация. Даже наоборот, виделась некая закономерность в этом. Противно, что и здесь московские миллиардеры успели надкусить самый жирный и прибыльный кусок.

Возле красивого, “западного” шлагбаума с фонариками машину остановили.

— Территория “Солерудника”, — сказал дед. — Видят люди в машине, тормозят.

Крепкие парни попросили всех выйти из машины. На куртках охранников шевроны “ЛАЙОНС-М”, вполне возможно, что их Димка когда-то вышивал.

— По какому праву, ребята? — спокойно спросил Коля.

— Кто такие? Куда едем?

— Вот странно, да, Дим! — усмехнулся Коля. — Как только что-нибудь своруют, так сразу там охрана появляется.

— Не надо хамить! — один из них, постарше, оскалил желтые крепкие зубки.

— А вдруг вы террористы? — деловито заметил другой.

— Еще одна мулька! — усмехнулся Коля. — Это вас Батурина научила?

— Что за ком с горы? — охранник внимательно осмотрел Колю, от хвостика до “казаков”.

— Мы из Москвы, ребята, едем на родину, — заискивающе сказал Димка.

— Я не буду им ничего показывать! — завелся Коля. — Я даже не каждому менту могу документы предъявлять.

— Брось свои пидорские замашки! — презрительно скривился молодой охранник.

— Ты кого пидором назвал?! — Коля бросился к нему и схватил за грудки.

Охранник спокойно отклонился и ударил Колю головой в лицо. Тот повалился ему под ноги.

— Мы московские журналисты! — закричал Димка, отскочив от старшего. — Я буду звонить Магомедову! — вынул выключенный мобильник. — Алло, алло…

Коля сидел на земле, отирал кровь и улыбался.

— Тунеядцы, е мае! Вам бы землю пахать! А вы! Да это вы — пидорасы! И в Кремле пидорасы, и в мэрии! Кругом пидорская философия!

Набежала целая толпа охранников. Понятно было, что они маялись от безделья сутки напролет, и вот Коля с Димой предоставили им такое развлечение, тренинг по работе с клиентами.

— Оформляйте их, пока менты в конторе! — слышалось в толпе. — Мутные они какие-то, то ли наркоманы, то ли террористы.

— А тот с хвостиком ваще против политики партии пургу прогнал.

Сквозь толпу пробились милиционеры.

— И деда забирайте, обыщите.

— Хоба-на, а я то чего, мужики?

Их провели в милицейский “уазик”. Кто-то успел забросить внутрь шапку, оброненную Колей. Один из милиционеров сел к деду.

Коля сидел бледный, трогал распухшие губы и прятал глаза. А Димка и не смотрел на него, так, искоса.

— Исподтишка ударил, пидор! — шептал Коля. — Видит, ребята за спиной бегут…

В заиндевелом оконце милицейского пенала прыгал город, мелькали сутулые люди. Димка вздохнул и сглотнул мутный, ностальгически советский ком.

Завизжали тормоза, загрохали ноги по обледенелому крыльцу.

— Извините, а капитан Катани здесь? — спросил Димка у милиционера за плексигласовым стеклом.

— Майор Магомедов у себя, — тот с ироничной улыбкой смотрел на Димку и стукал пальцем по виску.

— А-а, понял, — кивнул Димка. — Майор Магомедов.

Милиционер нажал что-то и исчез за перегородкой.

— К вам этот, бабаенский внук из Ченгирлау, — доносилось оттуда, сквозь хрип. — Ну, который… Ну да! Он, по-моему. Пусть заходит? Пусть заходит.

Димка постучал и вошел. Магомедов шевелил губами, будто хотел достать ими кончик носа. Перед ним сидел лысый мужик и мял шапку-ушанку.

— Э, иди, покури пока, — сказал он ему. — Ко мне из Москвы приехали.

— Я благодарен вам, — сказал Димка и поставил на стол коньяк. — Вы меня как-то встряхнули. Спасли, можно сказать.

— Почему хулиганишь, э? Опять шерифом хочешь поработать?

— Нет, — Димка усмехнулся и продолжил, будто в шутку. — Я хочу работать председателем колхоза “Россия” в селе Ченгирлау.

Майор встал и прошелся по кабинету. Невысокого роста, мешковатые классические брюки со стрелками, больше похожие на шаровары и обувь с тупыми, загибающимися носами.

— Зря мы тебя тот раз в психушку не отвезли. Может, еще не поздно?

Димка видел, что майор не знает, как реагировать: смеяться, пожимать плечами, презирать или просто выпроводить. Открыл большой сейф и спрятал там бутылку.

— Сколько пальцев, друк? — спросил он, высунув из-за двери сейфа пятерню.

— Пять.

— Точно!

— Какой цвет мой рубашка?

— Зеленый.

— Молодец… Карамультук возьмешь? — он вынул из сейфа ружье, больше похожее на автомат. — “Сайга”! Пятьсот баксы, э? Даже оптический прицел есть.

— Разрешение же надо, наверное? Справки какие-то.

— Ты мой звание видишь?

— Майор.

— Я твой разрешение, я твой справка!

Димка вынул пятьсот долларов и положил на стол. Магомедов понес на них папку, одновременно пересчитывая, прикрыл. И только теперь посмотрел на Димку, как на человека. Посмотрел глазами, в которых чуть убавилось насмешки и превосходства.

— А может, тебя партия послал? — он обошел вокруг Димки. — А, председатель?

— Я сам думал в этом направлении. Я агроном. Хочу хозяйство восстанавливать, старикам помогать.

— Ай, молодец, ай-я-яй, какой молодец…

Майор готов был подозревать его в любой корысти, оправдать какой угодно способ обогащения, принять даже сумасшествие, поверить всему, но только не чувству долга перед родиной, искреннему желанию оказывать помощь людям и чувствовать себя нужным на земле.

— А бухгалтер у тебя есть?