Далее шел второй магазин, куда имели доступ чиновники, начиная с заведующих нижних канцелярий и простых столоначальников. Они могли посещать магазин в любое время.

И если городской люд еще как-то был склонен верить, что в магазинах первого круга продается обычное пищевое мыло, то в отношении второго он был уверен, что там в витринах стоят разнообразные отечественные и зарубежные деликатесы, в том числе кусковой сахар и конфеты. Эти два продукта после объявления независимости стали самыми вожделенными лакомствами всей страны, синонимами элитарности и благополучия, как примерно четверть века назад нейлоновые плащи и джинсы.

Однажды этот магазин даже взломали. Не сработала дверная сигнализация, потому что воры проникли сквозь полутораметровую стену, вырезав блок лазерной пилой. Кстати, именно тогда по городу ходили слухи, нашедшие отражение в желтой прессе, что в кладовых этого магазина хранятся забытые русскими войсками консервы с тушеной свининой и кислой капустой, а также порошковый компот. Они якобы составляют стратегический резерв правительства на случай кризиса. Однако воры ушли с пустыми руками, им удалось унести лишь кучу талонов на пищевое мыло.

Представители Комитета по сохранению культурных памятников и Общества по охране старины пришли в отчаяние, ибо стена, из которой выпилили блок, была средневековой, на внутренней стороне ее сохранилась единственная в Таллинне фреска эпохи Ренессанса. Теперь этот фрагмент исчез. Одному юному инспектору пришло в голову, что эта операция и была осуществлена ради похищения этой фрески. Но эту гипотезу посчитали слишком уж смелой.

В ресторане второго круга столы были накрыты белыми скатертями, и там бегали расторопные официантки, которые никогда, если с ними заговаривали, не давали односложных ответов. В этот ресторан иногда пускали начальников рангом помельче, таких, как Фабиан. И он посещал его при малейшей возможности.

А еще ходили слухи, что во Дворце наличествует третий магазин, куда могут попасть только четыре персоны. Там распределяли обогащенный вариант пищевого мыла — “Пищевое мыло 747”, изготовленное из американского концентрата. Говорили, что оно такого высокого качества, что почти совсем не воспринимается как мыло и не заставляет рыгать. Тем не менее это все-таки мыло.

В третьем ресторане якобы через день подавали моченые в молоке яблоки. М-да. Но это могли быть всего лишь слухи. Фабиан еще не все знал. Он работал во Дворце всего четыре месяца.

Шеф и его танцы

Шефу удалось убедить жену Регинальда, ибо он обладал великим даром убеждения. Не зря друзья про него говорили, что Рудольфо владеет самым сильным даром внушения среди угро-финнов, на что его враги добавляли, что дантистам нет надобности прикреплять ему искусственные зубы с помощью крючков и проволоки, как простым смертным: у шефа они держатся во рту исключительно силой личного магнетизма.

Шеф повидал мир и был глубоко начитанным человеком.

Он постоянно менял места жительства и тип жилья в зависимости от того, из какого уголка земли он только что вернулся. Фабиан помнил свой первый визит к Рудольфо лет двадцать тому назад. Тогда тот жил в доме на сваях, какие можно встретить в Сулавеси (шеф только что вернулся из Джакарты, где проходил Всемирный конгресс ассоциации хореографов). Чтобы попасть к шефу, нужно было вскарабкаться вверх по угловой свае. Или крикнуть ему. Тогда Рудольфо сбрасывал веревочную лестницу. Однако он уважал тех, у кого хватало сил залезть наверх без лестницы.

Жилище шефа было полностью в духе полуденных стран. У него уже тогда были компьютер, факс и мобильный телефон, работавший с помощью Финской центральной станции. В комнате было множество вещиц, свидетельствующих о рафинированном вкусе их владельца и его пристрастии к путешествиям. Там были маорийские деревянные божки, аргентинская пастушья сумка, осколки каменных скульптур с острова Пасхи, секундомер из дерева работы старых мастеров, кривые сабли дервишей и многое другое. В том числе шариковая ручка Мартина Лютера Кинга, подаренная им Рудольфо, когда они случайно встретились на Конференции юных борцов за мир в Лас-Пальмасе в 1957 году. (Туда Рудольфо был отправлен лично маршалом Жуковым, который хорошо знал родного дядю Рудольфо, легендарного военачальника. Он был одним из тех, кого Сталин не прикончил в 1937 году, а держал в заключении. Когда началась война, кадрового офицера, выпускника Петербургской Академии Генерального штаба, перевели на линию фронта, где он в штабе армии составлял филигранные схемы сражений. Последний раз его видели под Берлином весной 1945 года, с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.)

Тогда, в доме на сваях, шеф станцевал танец диких охотников за черепами с острова Борнео. Шеф часто танцевал, и это была его сугубая особенность, которая отличала его от всего делового мира. Он делал это везде, к месту и не к месту, как в узком кругу, так и в большом обществе. Это происходило само собой, у него была очень выразительная пластика, и примерно в девяносто пяти случаях из ста его танец приводил к тому результату, к которому он стремился. Благодаря танцу он вступал с людьми в контакт, ухищряясь таким образом передать послание, для которого было недостаточно слов. Это ни в коем случае не означало, что шеф не владел языками и искусством беседы. Напротив, он владел ими в превосходной степени, и тем не менее частенько предпочитал танец.

Разумеется, это умение не было у шефа врожденным. В молодости он ходил в школу современного танца, затем, путешествуя по Европе (его отец был известный баритон), учился спортивным танцам. Затем их семья была сослана в Сибирь, где отец короткое время пребывал в лагере, после чего вся семья была отправлена на пожизненное поселение в район недалеко от Красноперми. Там шеф встретился с внучкой знаменитой балерины Анны Павловой, которая унаследовала от своей бабушки чудодейственные секреты танца. Говорили, что у шефа был с ней роман. Как известно, великая балерина Анна Павлова была в восторге от танцевального искусства Индии и вдохновенно демонстрировала его как в России, так и в Западной Европе. Не знаю, оттуда ли Рудольфо почерпнул знание семи движений глазного яблока из девяти возможных; при обсуждении глобальных проблем его выразительные руки и длинные пальцы как бы сами по себе изображали то плывущую рыбу, то раскрывающийся лотос или летящую птицу.

Вернувшись с поселения, Рудольфо изучал в Тартуском университете этнографию, и отсюда берет начало его восхищение народными танцами мира. Он собирал ауди- и видеокассеты и не пропускал ни одного концерта танцевальных ансамблей в больших центрах Эстонской ССР и Советского Союза. Рассказывали, что ему ничего не стоило станцевать без особых приготовлений около тысячи танцев!

Он мог танцевать один, а мог и с партнером — поддерживая его нежно за локоток и вдохновляя — или даже с целой группой.

Наверняка такой необычный тип поведения в случае с другим человеком воспринимался бы как величайшая наглость и ужасная пошлость, но удивительная личность шефа облагораживала все вокруг и даже могла представить происходящее в другом свете. Потому что здесь ощущалось истинное созидание, которому неожиданно оказывались сопричастны даже самые закоснелые в соблюдении строгого международного этикета деловые люди.

Их щеки начинали гореть, им в смутной тоске припоминались молодость и душевные порывы, несомненно, в них жившие, но подавленные из соображений карьеры.

Благодаря чрезвычайно многосторонней подготовке Рудольфо его репертуар был неисчерпаем. По сути, это даже нельзя было назвать репертуаром, ибо он предполагает лишь точно фиксированное воспроизведение танцев. Однако Рудольфо редко использовал четко очерченные традицией танцы, во всяком случае не в полном объеме. Он предпочитал импровизировать, опираясь на свой богатый арсенал, на какую-нибудь тему, используя разные танцевальные стили как во временном, так и в социальном смысле, находя таким образом для каждого конкретного момента соответствующее движение, хореографический эквивалент.