«Всем ведь нам, в нашем кругу, – говорит он, – в том, в котором я родился, – три выбора, – только три. Служить, наживать деньги, увеличивать ту пакость, в которой живешь… Это мне было противно, может быть, не умел, но главное, было противно. Второй – разрушать эту пакость; для этого надо быть героем, а я не герой. Или третье: забыться и пить, гулять, петь – это самое я и делал. И вот допелся!..»[293]
И в другом месте:
«Как я дошел до своей гибели? Во-первых, вино. Вино ведь не то, что вкусно, а что я ни делаю, я всегда чувствую, что не то, что надо, и мне стыдно!.. И только когда выпьешь, перестает быть стыдно. А музыка, – не оперы, не Бетховен, а цыгане… Это такая жизнь, энергия вливается в тебя. А тут еще милые черные глаза и улыбка. И чем это увлекательней, тем после еще стыдней…»[294]
Он покинул жену, так как почувствовал, что причиняет ей зло, а она не может ничем помочь ему. Он оставляет жену своему другу, который любит ее и вполне подходит ей; она тоже любит его, не признаваясь в этом самой себе. Протасов уходит, скрывается среди подонков, и таким образом все устраивается: и те двое, и он счастливы – настолько, насколько это им доступно. Но общество не допускает, чтобы обходились без его соизволения, оно тупоумно толкает Федю на самоубийство, угрожая, в противном случае, осудить его друзей за двоеженство. Это своеобразное, глубоко русское произведение, отражающее разочарование, охватившее многих людей после краха великих революционных надежд, написано просто, сдержанно, без какой бы то ни было напыщенности. Все характеры, даже эпизодических персонажей, правдивы и жизненны (юная сестра, независимая, страстная натура, непреклонная в своих убеждениях касательно любви и брака; невозмутимо уравновешенный и честный Каренин; его мать, закостеневшая в аристократических предрассудках, консервативная, властная на словах, покладистая на деле); все жизненны вплоть до мимолетно появляющихся цыган и адвокатов.
Я не коснулся некоторых произведений, в которых стремление Толстого поучать и морализировать берет верх над его художественным творчеством, хотя и в этих произведениях психологическое ясновидение Толстого остается безошибочным.
«Фальшивый купон» – длинный рассказ, почти роман, в котором автор стремится доказать взаимосвязь добра и зла во всех человеческих поступках. Подлог, который совершили два гимназиста, порождает целую серию преступлений, все более и более страшных и следующих друг за другом вплоть до того момента, когда святая покорность провидению, проявленная одной бедной женщиной, производит неизгладимое впечатление на убийцу. Его раскаяние, передаваясь от одного преступника к другому, достигает до первых виновников проистекшего зла. В свою очередь и они стремятся к искуплению грехов. Так жертвы приводят своих палачей к раскаянию и искуплению. Сюжет – великолепен, произведение могло бы возвыситься до эпического величия античных трагедий, воспевающих рок. Но повествование чересчур растянуто, раздроблено, ему не хватает широты охвата; и несмотря на то, что персонажи правильно охарактеризованы, они оставляют нас безразличными.
«Детская мудрость» – это двадцать один диалог между детьми; в диалогах затрагиваются серьезнейшие вопросы; речь идет о религии, искусстве, науке, образовании, патриотизме и т. д. Они не лишены остроумия; но прием, многократно повторенный, быстро утомляет.
«Молодой царь» – в рассказе, носящем это название, молодой царь видит во сне несчастья, которые причиняет людям помимо своей воли, – это самое слабое произведение из всего сборника.
Заканчивая обзор, я ограничусь перечислением эскизных набросков: «Два спутника», «Отец Василий», «Кто убийца?».
Во всех этих произведениях нас потрясает мощь интеллекта, которую Толстой сохранил до самых последних своих дней.[295] Он может показаться многословным, когда излагает свои социальные идеи; но лишь только речь заходит о действиях живых людей, мечтатель-гуманист стушевывается, уступая место художнику с орлиным взором, который властно завоевывает сердца. Всегда он сохранял величайшую ясность ума. Единственное, в чем понесло ущерб его искусство, – это, как мне кажется, некоторое обеднение чувств. За исключением отдельных коротких периодов, создается впечатление, что творчество Толстого уже не составляет смысла его жизни; оно становится или необходимым для него времяпрепровождением, или орудием воздействия. И именно это воздействие, а вовсе не искусство является теперь его целью. Когда же творчество снова захватывает его. кажется даже, что ему стыдно поддаться своей обманчивой страсти; в таких случаях он сам обрывает работу. Быть может, именно поэтому он перестал писать «Посмертные записки старца Федора Кузьмича», опасаясь укрепить цепи, приковывавшие его к искусству… Единственный пример в искусстве, когда большой художник в расцвете творческих сил мучительно противится собственному могуществу и приносит его в жертву своему богу.
Апрель 1913
