О Господи! За сорок лет этот аромат ничуть не ослаб.
- А-ааа! - завопил Дортмундер и выпустил из рук плиту, которая опрокинулась и повалилась вверх ногами. Том с искренним интересом наблюдал, как Дортмундер проворно отскочил назад, зажимая пальцами нос, словно кто-то хватил его по лицу снятым с покойника саваном.
- Это еще не все, Эл, - невозмутимо заявил Том. - Бутылки там, внизу, привязаны проволокой" к ступенькам трапа. Видишь трап?
Однако Дортмундеру совсем не хотелось осматривать это место.
- Я верю тебе на слово, - сказал он, с трудом проталкивая слова сквозь горло и не испытывая ни малейшего желания вдохнуть. - Все в порядке. Я тебе верю.
Ткнув фонариком в открытую ими дыру, Том сказал:
- Это и есть ремонтный лаз. Смотри-ка! Там сейчас куда суше, чем раньше.
- Том, - произнес Дортмундер, по-прежнему закрываясь ладонями. - Мне очень жаль, но я больше не могу здесь находиться. - Он затравленно оглядел пол в поисках своего фонаря, пытаясь дышать, не втягивая в себя воздух. Фонарик лежал на полу, и его луч был направлен в сторону этого ужасного отверстия. Дортмундер шагнул к нему, чтобы поднять, и добавил: - Я подожду тебя наверху. Думаю, ты справишься сам.
- Ты пропустишь самое интересное, Эл, - сказал Том. - Ты не увидишь, как я буду извлекать набитые деньгами бутылки, пролежавшие там сорок лет.
- Если это и есть самое интересное, - ответил Дортмундер, трясущейся рукой направляя фонарик в сторону дверного проема в противоположном конце помещения, - то я хочу лишь одного: пропустить это зрелище. Увидимся наверху.
- Найдешь дорогу?
- Да.
Чувствуя, как к нему приходит наиболее полное, пронзительное понимание значения слов "по уши в дерьме", Дортмундер вышел из тесного помещения, направляясь в места, более подходящие для жизни человека. Его чувство направления изрядно пошатнулось, и теперь он с трудом разбирался, куда следует сворачивать. Однако уже то, что запах остался позади, наполняло его душу уверенностью в своем будущем. Впрочем, сейчас ему очень не хватало обвязанной вокруг пояса веревки, за другой конец которой тянул бы Тайни.
Очередной коридор и запах гниющего дерева и кирпичной пыли. Пройдя по коридору, Дортмундер вышел в дверной проем и оказался у лестницы, ведущей вверх. Казалось, лестница претерпела волшебное превращение. Ранее казавшаяся ржавой, хлипкой и побитой, она теперь представлялась Дортмундеру с позолоченными, усыпанными розовыми бутонами с покрытыми каплями росы лепестками - ступенями, ведущими в рай. Туда, где была нормальная атмосфера.
Дортмундер помнил про расположенные на верхней площадке лестницы кабинеты, внутренние помещения без окон. А ему сейчас было нужно окно, и потому он ринулся в холл, обогнул угол, и луч его фонаря выхватил из темноты согбенную фигуру старого оборванца с винтовкой в руках, ствол которой был направлен прямо в грудь Дортмундера.
- Ш-шш, - сказал оборванец.
Дортмундер кивнул. Когда человек, держащий тебя на мушке, говорит "ш-шш", полагается кивнуть, а говорить вслух не полагается.
- Направь свет в пол!
Дортмундер направил луч фонаря вниз.
- Обойди меня вокруг и выходи в холл!
Дортмундер подчинился. В конце концов он и сам хотел туда попасть.
К этому моменту уже спустились скоротечные южные сумерки, серебристо-зеленоватый свет которых проникал в каждую дверь и окно, придавая им нечто от их былого величия.
- Посвети влево.
Дортмундер повернул фонарик и увидел еще одну дверь, ведущую в бывший бар (только для членов клуба).
- Вы хотите, чтобы я туда пошел?
- Ш-шш...
Дортмундер кивнул.
Что-то уткнулось ему в спину - вряд ли это был палец, - и тут же хриплый старческий голос прошептал:
- Где твой партнер?
Слово "партнер" он произносил как "парднер".
- Внизу, - ответил Дортмундер, также шепча. - В подвале. Осматривает... э-ээ... водопроводные трубы.
- Водопровод? - Казалось, это слово сбило оборванца с толку, но лишь на мгновение, потому что он тут же ткнул Дортмундера в спину и велел: - Теперь иди туда.
Дортмундер подчинился и вошел в помещение, которое, судя по всему, было обобрано наиболее тщательно. Столы, кресла, банкетки, табуреты, стойка бара, зеркала, раковины, холодильники, ковры, лампы, включатели, жалюзи, занавески, касса, стаканы, пепельницы, открывашки, часы - все исчезло.
Фонарик Дортмундера высветил полусгнивший фанерный пол, кирпичные стены и стоявший в центре черный ящик высотой в три фута и около фута в поперечнике. Направив на него свет, Дортмундер увидел, что это - колонка от старомодной акустической системы, которую не унесли лишь только потому, что кто-то треснул ее по передней панели, разорвав серебристо-черную ткань и выворотив диффузор громкоговорителя. Наверно, какой-нибудь поклонник Элвиса Пресли.
- Садись, - раздался хриплый голос.
- Куда? Сюда?
Вместо ответа Дортмундера вновь ткнули в спину тем же самым предметом, очень мало напоминавшим палец. Дортмундер подошел к колонке и, развернувшись, уселся на нее.
- Вот он я, - сказал он.
- Освети свое лицо.
Дортмундер направил себе в лицо луч фонаря, заставивший прищуриться. Уперев рукоятку фонаря в колено и нацелив его луч на кончик носа, Дортмундер заметил:
- Глазам больно.
- Можешь чуть-чуть отвести его в сторону, - донесся из темноты голос, в котором внезапно зазвучало раздражение. - Я вовсе не собираюсь устраивать пытку.
- Правда? - отозвался Дортмундер, направляя луч над своим правым плечом.
- Я лишь хочу видеть твое лицо, - объяснил оборванец. - Я хочу видеть, говоришь ли ты правду или лжешь.
- Я всегда говорю правду, - солгал Дортмундер и показал оборванцу свое лицо, желая проверить, какой эффект вызовут его слова.
Все оказалось в порядке.
- Да уж, постарайся не врать, - сказал оборванец, демонстрируя полное отсутствие проницательности. - Скажи, что тебе известно о... о Тиме Джепсоне?
Ага. С молниеносной скоростью самого лучшего компьютера Дортмундер в миллиардные доли пикосекунды полностью разобрался в происходящем. Тим Джепсон - это Том Джимсон. Старик с винтовкой - это бывший его напарник, запертый в лифте. Одиночка, жаждущий поквитаться. Одиночка с винтовкой. Одиночка с винтовкой в руках и вполне законной ненавистью к человеку, которого он только что назвал "парднером" Дортмундера. Рука Дортмундера, направлявшая свет фонаря в его лицо, не дрогнула.