— Дерзкая, безбожная затея! Будет из-за этого еще немало слез пролито.

И только один из приезжих селян, стоя рядом со своими детьми (хорошенькой дочерью и озорником-сынишкой) все время самодовольно приговаривал, одергивая мальчика, который норовил дунуть в глиняную свистульку-лошадку:

— Вот видишь, Магдаленка, я ведь всегда тебе говорил: мельника Дюрдика любит бог! Вон что посмотреть-то нам довелось! Иной человек за такое зрелище и сотенной не пожали бы! На казнь поглядеть всегда любопытно, а тут рубят голову самому вице-губернатору! Такой казни поди и королю видеть еще не доводилось! Да не свисти ты, Дюрдик-младший, говорю тебе, не свисти! А то подумают, будто я против казни. Еще, чего доброго, побьют.

Ограждение с улиц сняли. Свиту Гёргея, пробившуюся тем временем до Нижних ворот, пропустили на площадь. Но было уже поздно. Все было кончено…

Кендель с искаженным лицом ворвался в ратушу первым, распахнул дверь в комнату, которая выходила на балкон, и осыпал сенаторов, все еще стоявших там, бранью. Его хотели было вышвырнуть, но Кендель принялся громко рыдать и причитать, оплакивая своего лучшего друга, и разжалобил сенаторов. Не мудрено, они упивались своей победой. Собравшиеся внизу, под балконом, бюргеры в кожаных куртках, запели псалом "Господь — наша крепость", и всякий раз, когда в окне показывалось лицо бургомистра Фабрициуса, восторженно вопили «ура». Словом, сенаторам и особенно бургомистру было не до какого-то одинокого плачущего старика. Ведь сегодня они вписали в историю своего города славную страницу! А старик все причитал сквозь слезы:

— Убийцы! Злодеи! Бог еще покарает вас! Считаете себя христианами, а у самих нет ни капельки жалости! Вот, говорят, просил человек дать ему проститься с дочерью, так вы и этого ему не позволили. Язычники! О боже, боже, что ж теперь будет делать бедняжка? А какая красивая девушка! Ты же знаешь ее, Фабрициус.

— Не знаю, — небрежно бросил бургомистр.

— Знаешь! Только под другим именем — Розалия Отрокочи!

Сенаторы испуганно повскакивали со своих мест: бургомистр Фабрициус, побледнев как смерть, рухнул на пол.

— Что случилось?

Донат Маукш подбежал к дверям и крикнул слугам:

— Скорей воды! Бургомистр потерял сознание!

Роман "Черный город" — последнее крупное произведение Кальмана Миксата. В 1908–1910 годы роман печатался с продолжением в еженедельнике "Вашарнапи уйшаг" ("Воскресная газета"), затем, уже после смерти писателя, неоднократно выходил отдельными изданиями и в собраниях сочинений Миксата. Переводился на иностранные языка.

В оценке критикой романа и его осмыслении единодушия не было. Даже главной темой произведения одни считали чисто историческую коллизию — противоречия между бюргерством и феодальной олигархией, другие же сводили все к трагедии поруганной чистой любви. Между тем Миксат совсем не случайно обратился к эпохе национально-освободительного движения венгров XVIII века (движения куруцев), на фоне которого развертывается сюжет романа. Это как бы ответ писателя и либерально настроенного политического деятеля, депутата парламента Миксата демагогическим попыткам коалиции дворянских партий, сложившейся в 1906 году, использовать национальный характер освободительной борьбы куруцев для оправдания собственного глубоко реакционного национализма. Миксат беспощадно снимает фальшивую позолоту, которой эта клика — под видом патриотизма и верности традициям — замазывала истинный лик сложной политической жизни XVIII века, и рисует совсем иную, глубоко реалистическую картину, воссоздавая эпоху куруцев во всей ее противоречивости и трагизме.

В основу романа положены события, действительно имевшие место в Сепешском крае в начале XVIII века.