— Так вы думаете, я из-за этого? Вот, значит, как? Ладно, черт с вами, будем отрицать вину вашего Бенджи. Что смогу, сделаю…

В день открытия процесса Вернон вошел в зал суда с тяжелым сердцем. Однако, к его удивлению, день прошел в общем неплохо. Судья Дуайт, несмотря на свирепый вид, слыл справедливым и на редкость сентиментальным человеком. Прокурор Викерс, белокурый Адонис с театральными манерами, еще только готовился дать бой. Вернон немного воспрянул духом.

Но это был единственный более-менее спокойный день. Назавтра Викерс стал вызывать свидетелей, и первым из них был некто Сол Денкерс, страдающий одышкой очкарик со склеротическими прожилками на носу.

— Скажите, мистер Денкерс, — приступил к допросу прокурор, — присутствовали ли вы при убийстве Кеннета Тарчера?

— Совершенно точно могу сказать, что присутствовал, — пропыхтел толстяк. — Я сидел себе на крылечке и видел, как парни подняли бучу, а потом один из них полез по ступенькам вверх, и кровь из него лила как из свиньи на бойне. Упал он, значит, и лежит. А мы с женой всего на ступеньку выше сидели, так что я потом целый час ботинки от крови отмыть не мог.

— И это все, что вы видели?

— Нет, сэр, не все, я видел еще, как вот этот малый драпал с тесаком в руке.

— Мистер Денкерс, — спросил Вернон, — правда ли, что у вас плохое зрение?

— Правда, сынок, истинная правда. Погоди, доживешь до моих лет…

— Время близилось к полуночи, улица была плохо освещена, и все же вы умудрились разглядеть нож в руке Бенджамина Блескера. Посмотрите на вещественное доказательство и скажите, этот ли нож вы видели у моего подзащитного?

— Эх, сэр! Сказать по правде, я бы никакого ножа и не заметил вовсе, кабы не моя старуха. Это она завопила тогда: «Глянь-ка, да этот парень с ножом!».

Толпа в зале загудела, послышались смешки.

Следующей свидетельницей была сама миссис Денкерс. Она сразу же заявила, что с глазами у нее порядок и что нож она узнает из миллиона ему подобных. Можно было подумать, что зарезать пытались ее саму, так она тряслась и брызгала слюной от злости. Но хуже всего был третий свидетель, Марти Кнэп, сотрудник отдела по работе с несовершеннолетними.

— Нет, Бенджи парень неплохой, — задумчиво сказал он. — Но с норовом. Разве же мог он простить Кенни те тумаки, что получил от него месяц назад?

— Значит, вы считаете, — торжествующе воскликнул Викерс, — что это не случайное убийство в драке, а обдуманная месть?

Вернон вскочил на ноги и стал выкрикивать протесты, судья Дуайт вроде бы тоже принял сторону защиты, но впечатление уже было произведено, и присяжные оживленно шептались за своим столом.

Накануне третьего дня процесса адвокат отправился повидать Бенджи.

— Ну что, малыш, — сказал он. — Видишь, как повернулось? Положение у нас не ахти, и самое обидное в том, что мне никак не дают развернуться.

— Попробуйте все же поднажать на этот сброд!

— Если б я был волшебником… Ты знаешь, раньше в нашем штате вешали даже подростков.

— Вешали? Вы что, с ума сошли?

— Даже если тебе сохранят жизнь, все равно через двадцать лет ты выйдешь из тюрьмы тридцатичетырехлетним калекой. Тридцать четыре года и репутация убийцы. Подумай…

В глазах мальчишки впервые блеснули слезы.

— Нет… — прохныкал парень. — Нет, я никого не убивал!

Хлеще всего был четвертый день суда. Вернону удалось заставить миссис Денкерс сознаться в ненависти ко всем мальчишкам в округе, и в особенности к «баронам», удалось ему также принудить Марти Кнэпа добрых полчаса распинаться о добродетелях Бенджи Блескера. Но все было напрасно: присяжные устали и со скучающим видом малевали чертиков. Впечатление на них могли произвести только свежие факты, а их у Вернона не было.

Зато Викерс блеснул. Он снова и снова подробно живописал сцену убийства и так старался убедить жюри, что, казалось, сам был готов, не сходя с места, истечь кровью. Прокурор вызвал в свидетели мать убитого и заставил ее реветь горючими слезами до тех пор, пока даже судья Дуайт не скривился от омерзения. Но спектакль шел, шел и имел успех.

Наступили выходные, после которых суд должен был завершить работу. Два свободных дня Вернон хотел провести в размышлениях. По его мнению, виноват во всем был, конечно, старик с его упрямой верой в невиновность сына.

— Ничего не могу придумать, — в сердцах сказал Вернон секретарше. — Прямо голова разламывается.

— Наверное, вы просто захворали, — ответила девушка. — Сходили бы к врачу.

— Разве что к психиатру, — попробовал отшутиться Вернон и тут же осекся. Вот то, что нужно! Ай да молодчина! Ведж вскочил на ноги. — Знаете, мисс Ольга, это идея! Вы помните доктора Хагерти? Дело Хофстроу?

— Вспомнила, только это не тот доктор, что вам нужен. Вы должны обратиться к обычному невропатологу.

— Я ухожу, — перебил ее Вернон. — Если кому-то понадобится меня найти, пусть звонят в больницу Дугана.

Юрист нашел Хагерти в цокольной лаборатории. Биохимик был седым пожилым человеком с согбенной от постоянного сидения за микроскопом спиной. Одет он был в грязный, провонявший серый халат. Вернон быстро рассказал ему о том, что произошло.

— Если я правильно вас понял, — спросил Хагерти, — полицейские производили анализ лезвия обычным способом и не обнаружили никаких следов крови, верно?

— Да, и теперь обвинение заявляет, будто парень тщательно отмыл нож. Я не стал бы вас беспокоить, но вы в свое время говорили, что существует еще какой-то тест, гораздо более точный, чем тот, который проводит полиция.

— Да, существует, — согласился ученый. — Это так называемый тест, основанный на редукции фенолфталеина. Возможно, он вам и нужен. Правда, есть два фактора…

— Какие?

— Во-первых, качество материала, из которого изготовлено лезвие. А во-вторых, даже если металл и пористый, все равно не удастся установить, чья на нем кровь. Можно обнаружить кровь и через десять лет, но вот чья она — так и останется тайной.

— Так что же нам делать?

— Дайте мне нож.

— Он сейчас в суде.

— Тогда достаньте полдюжины таких же.

После двухчасовой езды по городским лавкам Вернон возвратился в больницу с пятью одинаковыми ножами. Биохимик тщательно вымыл и протер их, после чего достал из шкафа банку с кровью и окунул в нее одно из лезвий. Вытерев нож мягкой тряпкой, он сделал на лезвии карандашную пометку.

— Ну что, есть следы?

— Никаких, — ответил Вернон, рассмотрев лезвие через лупу. Хагерти поставил на стол колбу с темной жидкостью.

— Я отвернусь, а вы перетасуйте эти штуки.

Вернон поменял ножи местами, и Хагерти по очереди окунул каждый из них в темное вещество. Третий по счету нож окрасил жидкость в розовый цвет. Это был тот самый кинжал с карандашной пометкой на лезвии.

— Вот так штука! — поразился Вернон.

— Это потому, что металл пористый, — пояснил ученый. — Фенолфталеиновый тест может установить даже кровь десятилетней давности, зря я говорить не стану.

Когда адвокат вошел в камеру Бенджи, тот был поглощен чтением шпионского романа. Казалось, мальчик смирился со своей участью, и Вернона это не удивило: он не раз наблюдал подобную реакцию у обреченных.

— Слушай, — резко сказал юрист, отбирая у парня книгу. — У меня есть идея, которая тебя спасет, если расскажешь правду.

— Я и так уже все рассказал.

— Существует один тест, позволяющий определить, есть ли кровь на каком-либо предмете. Он покажет нам, была ли когда-нибудь на твоем ноже кровь или нет. Я попрошу провести опыт во время заседания. Если реакция будет отрицательной, присяжные признают, что ты не убивал Кенни Тарчера. Но если ты зарезал парня, жидкость станет розовой, и всем твоим мечтам о свободе придется сделать ручкой. Более того, если даже ты имел несчастье когда-то обрезать этим ножом палец, результат будет тот же самый. Поэтому скажи сразу, была на твоем ноже кровь или нет.

— Не было! Он совсем новый.