«Я надену черное шерстяное платье. И скромно и хорошо!» – подумала молоденькая женщина, уходя в госстиную.

И Василий Александрович ехал обедать довольный. Благодаря «Обществу для помощи истинно бедным и нравственным людям» он поправил свои служебные делишки и теперь рассчитывал на завтрашнее посещение бедных, на свои голубые глаза, мягкий голос и расположение Красногор-Ряжской. «Она думает, что я влюблен, и, конечно, заставит мужа надеть мундир и попросить за меня… истинно бедного и нравственного человека!» – улыбался Василий Александрович, плотнее кутаясь в бобровый воротник.

Успев «вырвать зло с корнем» из того ведомства, где служил «строптивый столоначальник», и отправить бедного провинциального Мазаниелло туда, где даже настоящий никогда не бывал, господин Красногор-Ряжский вошел в гостиную в самом отвратительном расположении духа.

– Наболтались? – спросил он.

– Неужели вы не можете говорить, не оскорбляя меня?

Елена Николаевна делает мину Э 9 – глубоко оскорбленной невинности. Слезы нависают на ресницах. Грудь несколько подымается. Страдание напечатано на ее милом личике.

Господин Красногор-Ряжский начинает советь. Елена Николаевна, несмотря на страдание, видит это и, усиливая Э 9, нечаянно обнажает локоть.

Господин Красногор-Ряжский совеет еще более.

– Лена… Леночка!.. – робко произносит его превосходительство.

Ни звука в ответ.

– Леночка!.. – совсем нежно начал господин Красногор-Ряжский и поперхнулся… – Леночка! Ведь я… вы там что хотите говорите, но мне не нравится секретарь.

Елена Николаевна открывает глаза, и муж усматривает в них такое море изумления, что наконец изумляется сам.

– Ты, Лена, что так смотришь?

– Я?..

Картина меняется. Страдание исчезает. Елена Николаевна хохочет как ребенок, хохочет весело, мило, заразительно.

Муж хлопает глазами.

– Так ты, Никс, ревновать?.. Ха-ха-ха… Глупый мой! К секретарю?.. Ха-ха-ха!..

Хохот был так заразителен, что даже сам Никс не выдержал, захохотал, как дурак, и прижал супругу к своей высохшей груди.

В тот же вечер «строптивый столоначальник» был возвращен к своему семейству. Он не был исключен из службы, как предлагал докладчик, а получил только выговор с замечанием, чтобы впредь, и так далее.

– А я было думал, Леночка, ха-ха-ха!.. – весело говорил солидный Никс, ужиная вдвоем с Леночкой. – Я было думал…

– А ты, Никс, не думай!..

И Елена Николаевна шаловливо зажала мужу рот своей ладонью и посмотрела на него тем чудным взглядом (Э 1), каким она смотрела на него только двадцатого числа или накануне какой-нибудь замышляемой женской шалости.

1880