Он прошелся по палатке, пригубил флягу с каким-то напитком и продолжил.

– Вас не за что уважать. Вы те же самые дикари, как и охотники за головами… Если бы я не был в этом уверен, я бы не боролся с вами уже десять лет на десятке планет… Вы дикари. Притом дикари особо опасные, которые лезут ко всем со своими мыслями, со своими дикарскими ценностями… Вы – вредная зараза.

– Можно подумать, вы зараза полезная, – пожал плечами госпитальер.

– Мы на сегодняшний день – высшая точка в развитии человечества. Человечество освоило около сотни планет. И вершина – это мы. Самые богатые. Самые жизнестойкие. Самые свободные. Аризона.

– Гимн будешь петь? – спросил Филатов, и тут же получил по зубам.

– Не буду, – прошипел Фицджеральд. – Тебя заставлю.

– Не стоит.

– Не стоит. Ты недостоин поганить своей глоткой гимн Аризоны…

– И чего у вас еще хорошего на Аризоне? – сплюнув кровь, осведомился Филатов.

– Все, московитянин. У нас, в отличие от вашей поганой Московии, мерило – человек. Его желания, его стремления. Его семья,

– То-то у вас по пять раз в году пол меняют, каждый второй педик, а каждая третья лесбиянка.

– Свобода выбора. Человек вправе выбирать, кем ему быть – педиком, наркоманом…

– Убийцей, насильником… Вы захлебнулись в собственном дерьме.

– Нет, это у вас дерьмо, которое вы не можете расхлебать уже тысячу лет… Вы – Ботсвана со звездолетами. У ботсванцев главное интересы племени и рода, у вас больше – всего общества. Дикари на Ботсване молят духов дерева мира, вы бьете лбы в ваших православных храмах. Дикари приносят жертвы духам предков. От вас же только и слыхать – память отцов, память дедов, будем их достойными. Дикари на Ботсване дохнут без общества себе подобных. У вас же тоже – коллектив, соборность, тысяча первая песня уже тысячу лет. А у вас в ходу еще есть расхожая формула: «московитяне люди, способные на жертву во имя идеалов». На жертву! Ботсванцы тоже готовы – они подставляют свое горло кинжалу Черного шамана и умоляют его взять именно их душу. Вы – регресс человечества. И вы с вашими мессианскими замашками хотите, чтобы и остальные пали в эту дикость.

– В ЦРУ новая должность – офицер-философ? – поинтересовался Филатов.

– Нет, старая – офицер-патриот.

– Ясно.

– Ничего тебе неясно. У нас общество, созданное для человека. Каждый в нем свободен. Каждый своим трудом может достичь богатства и процветания. Каждый отвечает только за себя и за семью, а не за Галактику в целом. Каждый располагается на той ступеньке, которую заслуживает. Мы– общество, за которым будущее.

– И поэтому вы лезете со своим уставом во все монастыри и готовы в интересах свободы перерезать горло каждому, кто усомнится в ваших идеалах… Кстати, у человека будущего что, образовательный и умственный коэффициент сорок единиц?

– Что?

– Средний образовательный коэффициент выпускника аризонского ВУЗа – сорок пять единиц. А московитянского – сто одиннадцать. К вопросу о будущем… Аризона – это всего лишь толпа извращенцев, помешавшихся на своих правах. И не больше, – вздохнул Филатов и заработал еще один тычок в зубы.

– Отличный инструмент дискуссии, – сказал госпитальер.

– Пудовый кулак американского космодесантника. Что и требовалось доказать.

– Помолчали бы, уроды. Кто с вами дискутирует. Вы – пленные.

– В какой войне?

– В космической холодной.

– Понятно. Это вы объясните нашему МИДу.

– Вы что, идиоты? – засмеялся Фицджеральд. – Какой МИД о вас узнает? Съедены аборигенами – и все.

– Съедены людоедами-аризонцами, – кивнул Филатов и, увидев занесенный кулак, сказал: – Ладно, молчу.

– Помолчи. Через несколько минут прибудет катер. И мы отчалим из этой дыры.

– Катер, – поморщился Филатов, Аризонский корабль не входил в его планы. Он убивал последнюю надежду.

Аризонский космобот, будто диск, пущенный рукой гигантского дискобола, по пологой кривой стремился в атмосферу Ботсваны. Гравикомпенсаторы гасили гигантские перегрузки, но не могли избавить от них вовсе. Перегрузки впечатывали в кресла людей, тяжелой рукой ложились на веки, давили на грудь. А потом ослабевали, исчезали, чтобы через некоторое время накинуться вновь.

– Полегче, идиот! – прикрикнула молодая красавица в защитном комбинезоне синего цвета, служившем отличительной формой для всех представителей НАС А. – Ты же везешь не «живой товар» с третьих планет, а специального агента ФБР.

– Все будет в порядке, мадам, – произнес сквозь зубы пилот, которого Пенелопа в последние часы извела своей язвительностью. Пилот решил, что эта прекрасная фурия просто возненавидела его с первого взгляда. Но это было далеко не так. Просто Пенелопа привыкла неустанно измываться над окружающими, чтобы не терять спортивной формы. Перед этим она довела до белого каления капитана эсминца «Канаверал».

После того, как Пенелопа провалила операцию с задержанием резидента московитян Джона Замойски, она уже решила, что настало пора собирать чемоданы и готовиться к отбытию на одну из оборонно-промышленных планет Аризоны. А ведь так хорошо все шло. На Замойски она наткнулась случайно, по долгу службы внедряясь в ирландскую группировку. Будучи в компании Малютки Пена, она заподозрила, что с одним из его гостей что-то неладно. Потом началась резня, Пенелопа потащила Замойски на конспиративную квартиру ФБР, где имелся полицейидентификатор. Каково же было изумление фэбээровцев, когда человек был опознан как агент московитян, находящийся в розыске.

Пока с отправкой на промышленную планету руководство решило повременить. Пенелопу решили на некоторое время убрать с глаз долой и подключили к заключительному этапу операции «Ботсвана» – одной из редких акций, проводимых совместно двумя ведомствами, представители которых по долгу службы ненавидели друг друга куда больше, чем вероятного противника.

Компьютер-анализатор, отрабатывая материалы, поступившие от Динозавра, сделал вывод, что один из московитян, недавно прибывший на Ботсвану, очень похож на Замойски, естественно, с сильно «отредактированной» внешностью. Вероятность была больше девяноста процентов. И отныне эта операция стала ее личным делом. Если бы хотя бы часть ненависти, которую она питала к нему, дошла бы до адресата, тот взорвался бы ядерной бомбой.

Ботсвана проплывала под ногами. Кабина рубки представляла собой сплошной СТ-экран, и казалось, что кресла и пульт управления парят в открытом космосе. Полярные шапки сверкали в лучах солнца. Южный континент был прикрыт пеленой облаков. Но над главным материком, куда стремился космобот, было безоблачное небо,

– Контрольное время прибытия – двадцать пять минут. Маяк засечен. Рассчитываю траекторию приземления, – каким-то надтреснутым голосом хронического астматика прохрипел компьютер космобота, выдавая на экран монитора пологую кривую спуска.

– Цель на ночной стороне планеты, – проинформировал пилот.

– Какой ты умный. Можно, я буду звать тебя всезнайка? – осведомилась Пенелопа.

«Сука», – произнес пилот. Но произнес он это емкое и точное слово про себя. Пенелопа была кругом права. С офицерами ФБР не вступают в пререкания.

– Выход на низкую орбиту, – бубнил бортовой компьютер.

– Ты видишь сигнал? – спросил большеносый пилот у широкоплечего штурмана.

– Нет никакого сигнала.

– Почему? Уже должен быть.

– Не знаю, почему. Пока нет.

Московитянский космолет вращался вокруг Ботсваны. И его чуткие приборы безуспешно пытались поймать сигнал. Группа эвакуации прибыла по запросу резидента. Экипаж прекрасно знал, что просто так подобные запросы не рассылаются. Это страховка на самый крайний случай, когда иного выхода нет. И часто в таких случаях помощь приходит слишком поздно. А экипаж; на своем горьком опыте знал, как трудно быть «скорой помощью», которая не успевает вовремя.