– Это нетрудно, – говорил он, лихо выворачивая руль и выезжая на шоссе, ведущее к городу, – это нетрудно, потому что все, разумеется, будут любоваться зрелищем.

– Николай!.. – начала было она, но он прервал ее, не хотел больше слушать уговоры:

– Нет, нет, решено и подписано.

Солнце ощутимо давило: жгло колени, локти, лица – все, что попадало под лучи. Мимо бежала серая, высушенная трава, пыльные кусты акации, невысокие деревья, мелкие стволы, – ослепительно просиял в голом просвете поляны кусок моря, мигнул за рощицей, окончательно исчез, с быстрым грохотом проскочил груженный железным прокатом грузовик, визжащая "восьмерка", хлестнула хвостом дорога, – и замелькали пятнистым частоколом, от которого кружилась голова, по линейке выращенные пирамидальные тополя.

Потом выскочили на набережную, сразу окунувшись в кипящее марево пляжной фиесты, проскочили всю, свернули, спугнули с проезжей части собачонку, чуть не раздавили ленивого голубя – приехали.

– В машине посидишь или со мной пойдешь? – спросил он Нину.

– С тобой, – быстро ответила она.

– Пошли.

Валентина Петровна обирала в саду черешню.

Синее платьице повязала белым фартуком, пестревшим старыми и новыми пятнами от ягод.

– Гость дорогой! Я уж заждалась. А это ваша знакомая? – мгновенно и неприязненно осмотрела Нину, оценила, решила пока не ссориться и вновь запела:

– Заходите, заходите и вы, гостьей будете. Вы, Николай Иванович, заплатили, поэтому чувствуйте себя как хозяин. Для меня главное, чтобы постояльцы были спокойны и за порядком следили. Я же…

– Валентина Петровна! Я пришел за вещами.

Ухожу от вас, переезжаю.

– Как?! Мы так не договаривались, – тут же ощетинилась добрая женщина. – Я сдала на месяц, вы заплатили вперед, теперь дом ваш, хоть живите, хоть совсем не живите. Я никому другому не сдам, а ваши деньги раз уплочены…

– Валентина Петровна! – вновь прервал он ее пронзительный, ввинчивающийся в его уставший мозг голос. – Я деньги, которые вам заплатил, назад брать не собираюсь.

– Да я же.., я ничего.., я не о том. Я по справедливости.

– Ну и хорошо, пойду возьму свою сумку.

Они с Ниной прошли к домику. Валентина Петровна поколебалась было, но борьба длилась недолго, сдалась и тоже пришла. Зайти не смогла, втроем здесь было делать нечего, места не хватало, так что просто надзирала. Сразу забеспокоилась, когда Николай отодвинул лук, достал пакет с паспортом и доллары. Дабы успокоить, – а на самом деле, наоборот, – показал содержимое. У Валентины Петровны глаза полезли на лоб.

– Это же какая прорва денег! Это же миллионы!..

Все. Сумка, деньги, документы. Нина последний раз оглядела внутренности домика, посмотрела на Николая, покачала головой.

– Это здесь ты собирался проводить свой отпуск?

– А нам, славянам, наплевать, – решительно сказал Николай и ухмыльнулся.

Он закурил, взял вещи. Распрощавшись с хозяйкой, вышли за калитку и сели в машину.

– Странно, как люди живут?.. – задумчиво произнесла Нина.

– Ты имеешь в виду свои хоромы или еще что-то? – ехидно спросил Николай и вздохнул. – Сейчас бы пивка, ломать начинает.

– Николай! – сразу встревожилась Нина.

– Сделаем, как решили, – оборвал он ее.

Он посмотрел на часы. Пятнадцать минут десятого.

Спешить надо.

По дороге он остановился у кафе и, благо рубли были с собой, купил две бутылки пива. Нина отказалась, и он стал пить прямо из горлышка.

Медленно проехала поливальная машина, сильной струей сбивая к панели домов мокрую пыль, бумажный мусор, всполошенных голубей и прохожих. Набережная еще почти пуста, а вот внизу, на пляже, народу полным-полно. Мимо прокатывает милицейский "жигуленок" – сам синий, с белым передним капотом, – приостановился было… Николай видит капитана, напарника сгинувшего ни за грош (а за большие деньги!) старшего лейтенанта и щурится от неприятных воспоминаний. Капитан узнал его, потом увидел Нину, замялся и, кивнув, умчался по делам.

Допив пиво, Николай заводит мотор и трогает с места. В голове шумит, Нина рядом что-то продолжает втолковывать об опасности вечерних боев, сонная одурь заполняет извилины, делая их холестериново непрочными… Какая чушь лезет в голову! На ходу вынимает сигарету, прикуривает от электрозажигалки.

Нина тоже закуривает.

Потом они направляются к заповеднику, и, когда доезжают до спуска к дому отдыха, Николай, не сворачивая вниз, едет дальше по ответвлению дороги, которую топографически изучил во время ночного вояжа на здешнюю вершину. Благо лунного освещения оказалось достаточно.

– Машину, лапушка, мы спрячем здесь и оставим до вечера. Когда начнется бой, ты пойдешь к той бухте, где мы купались, и, не спускаясь вниз, сразу поднимешься. Дорога здесь совсем рядом, метров двадцать, не больше. Мы сейчас, кстати, проверим. У тебя есть "узи", в случае чего, пуль не жалей. Я это к тому, если тех недоносков-наркоманов встретишь. Это все чушь, думаю, ты справишься. После боя я бегу сюда, мы уезжаем, и все о'кей.

Он остановил "Форд" и повернулся к Нине.

– Вот и приехали. Сейчас машину в кусты заведуй дело сделано.

Николай взял ее за подбородок, повернул к себе, заглянул в глаза и увидел в них тревогу.

– Не боишься? Если да, скажи, котенок.

Она замотала головой – нет, мол, не боюсь, и, взяв его руку, приложила к своей щеке.

– Ну все, крошка, двигаем.

Николай, сколько мог, углубился в дикую придорожную поросль, задом машины сминая кусты и мелкие деревца. Со стороны дороги не видно. Заглушил мотор, вышел проверить степень лесной маскировки.

Вернулся и стал забирать вещи.

– Пошли, девочка, все нормально.

По дороге он заставил ее приглядываться к ориентирам.

– Ночью все будет выглядеть по-другому. Ты, главное, запомни, где стоит машина.

Они спустились по склону метров десять, не больше, и возле огромного раздвоенного клена наткнулись на тропу.

– Видишь? От этого клена полезешь вверх. Бухта чуть дальше. Только не вздумай туда идти. "Форд" найдешь, закроешься и будешь ждать меня. Если что, повторяю, лупи из автомата без разбору. Все поняла?

Нина кивнула.

– Конечно. Дойти до этого раздвоенного клена, подняться вверх к "Форду", запереться и стрелять в каждую движущуюся тень.