– Хорошо! – сказал он и откинулся на высокую, не очень удобную спинку стула.
– Да, восхитительно! – согласилась Нина, ни к чему не притронувшаяся, кроме салата.
– Что восхитительно? – не понял Николай.
– Смотреть, как ты ешь, – улыбнулась она. – Словно стихия.
– А я и есть стихия, – скромно подтвердил он.
– Начинаю подозревать.
Тут – согласно сценарию ужинов, наверное – свет чуть померк, стал более розоватым, официанты исчезли вместе с недоеденным, возник дымящийся кофейник, чашки кофе, сигареты "Кэмел" перед ним и какие-то длинные коричневые – перед Ниной. Здесь же находилась и бутылка коньяка, который Николай (почему бы и нет?) подлил в кофе себе и – Нина опустила ресницы в знак согласия – ей тоже. Закурили каждый свое.
– Ты много пьешь, – вдруг, как и отец недавно, заметила Нина.
– Это плохо?
– Не знаю.
– Я пью, – с чувством сказал Николай, – потому что жизнь моя еще не обрела высокую цель, которой можно было бы посвятить всего себя, которая захватила бы все мои мысли и чувства!
– Браво! Браво! – Она слабо захлопала в ладоши. – Расскажи-ка лучше о себе.
– Не думаю, что это доставит мне удовольствие.
Даже ради такой кошечки, как ты.
– Знаешь на кого ты похож? – медленно спросила она, высунув кончик языка и тронув контур верхней губы.
– На кого?
– На большого и очень опасного зверя.
– А-а! – кивнул он. – Я злой и страшный серый волк…
– Нет, правда. Я видела, как ты расправился с ребятами.., получил от этого удовольствие… Да?
– Тебе понравилось?
– Может быть. Смотреть, как дерутся звери!.. – она затуманенно смотрела куда-то в прошлое. Передернула плечиком. – Ужас! И одновременно оторваться нельзя.
– Где же ты видела, как дерутся звери? – что-то заставило Николая насторожиться.
– Где? – Она посмотрела на него, рассмеялась. – Не все ли равно?
– Налей-ка мне коньяка, – попросила она.
Николай налил ей граммов тридцать. Она медленно выпила. Затянулась сигаретой. Выдохнула дым через ноздри.
– А ты когда-нибудь видел бой хищных зверей?
– Тебя так это развлекает?
– И все-таки.
– Да, – ответил Николай и заволновался, хотя воспоминание давно уже потускнело и не ранило, как прежде. – Я.., я однажды попал в переплет. Причем ты знаешь.., только без аналогий.
– Хорошо. Говори!
Глаза у нее были внимательные, блестящие.
– В общем, тогда я сразу после Чечни демобилизовался, стал работать в милиции, и меня внедрили к одному местному мафиози.
– Что, что? – наклонилась она над столом.
– В общем, мы с ним не сработались… Нет, он меня не раскрыл, меня просто мое начальство сдало. Ау этого сумасшедшего пахана был один бзик, так, хобби. Купил старый крематорий, переоборудовал в лабиринт-ловушку и стал запускать народ. С кем не уживется – туда. Ну и меня тоже. Вот и все.
Она смотрела на него молча. Губы ее шевельнулись, раскрылись, вновь сомкнулись. Что было в ее глазах?
Изумление? Восхищение? Страх?
– Почему ты молчишь? – спросил Николай.
– Так.., там тоже были дикие звери?
– Почему тоже?
– Ну.., мы говорили, ты сразу вспомнил о чем-то…
Он невольно усмехнулся; усмешка получилась горькая.
– Там на меня натравили львицу. Представляешь?
Выпустили голого, в чем мать родила, без оружия, вообще… И львицу.
Долгое молчание, и вдруг:
– Ты ее убил?
– Странно, почему ты об этом спросила? Вместо того, чтобы поинтересоваться, как удалось спастись?
– Убил.. – вдруг произнесла девушка совсем тихо, видимо, думая о чем-то другом. Ее руки с дотлевающей сигаретой медленно опустились, попали в пепельницу, смяли коричневый цилиндрик.
– Налей мне еще коньяку, – попросила она.
Выпила и вынула сигарету. Николай щелкнул зажигалкой. Она снова выдохнула дым из ноздрей.
– Как тебе это удалось?
– Ну, мне удалось прыгнуть ей на спину, и я коленями раздавил ей ребра.
– Раздавил…
– Ну да. Осколки костей и проткнули ей все.., легкие, сердце.., не так все было и трудно. Быстро.
– Должно быть, это жутко.., один на один, – содрогнувшись, проговорила она почти шепотом. И умолкла, задумавшись. Николай старался не смотреть на нее.
По периметру зала, погруженного в интимный полумрак, скользили бесплотные тени обслуги, заведенные ритмом незнакомого ему ритуала.
– Мне надо с тобой серьезно поговорить, – сказала Нина.
– Говори.
– Не сейчас. Позже. Я не знала…
Она вновь задумалась.
– Нет, ничего. Мне кажется, не так все и страшно.., даже более того… Может быть…
– Тю-тю-тю-тю! – насмешливо сказал он. – О чем ты, крошка? Страшно? Кто посмел вызвать у тебя страх?
Мы их!..
Он налил себе коньяка, выпил. Нина, словно очнувшись, внимательно разглядывала его. Он закурил.
Она не откликнулась на его тон, смотрела серьезно, оценивающе. Пришла к какому-то выводу.
– Время еще есть. Надо все продумать, чтобы не допустить ошибки.
Николай ничего не понял. Пожал плечами. Надо будет, расскажет.
Нина курила, не сводя с него глаз, словно продолжая оценивать его. Вообще, конец трапезы был как-то скомкан. Не то просто пошел по иному руслу; Николай не понимал. Чушь все!
– Я должна идти. Ты пока осмотрись. На пляже все тоже бесплатно. Насчет твоих служебных обязанностей.., нет у тебя никаких обязанностей. Об этом мы еще поговорим. С отцом не надо, только со мной, – сказала она деловито.
Они поднялись. Николай стоял, покачиваясь с пятки на носок, глыбой нависая над девушкой. Благодушие. Всеобщий кайф. Нина улыбалась:
– У тебя вид сытого зверя.
Николай снова закурил и тоже ухмыльнулся.
– Какого?
– Еще не определила…
– Медведя?
– Сейчас ты похож на кота.
– Хорошо, что не на болонку.
– Было бы неплохо, наверное.
– Для кого? – поинтересовался он, и оба рассмеялись.
– Пошли, – сказала она.
Николай выпустил струю дыма в потолок. Так и стоял бы. Или сидел. Или лежал. Подумав, широким махом руки захватил со стола початую бутылку коньяка. Подумать только! Такой коньяк он не пил несколько лет, а тут его море разливанное. Нина взглянула на бутылку, но ничего не сказала. Повернулась и пошла к двери. Николай за ней.