Они не боялись.

Николай сделал по направлению к ним несколько шагов и вдруг ощутил неуместность деревянной дубины в своей руке. Странно! От этой троицы исходило нечто, что мгновенно сумело выдернуть его, Николая, из собако-волчьей системы координат, где он только что пребывал. И надо сказать, небезуспешно.

А вокруг слышались стоны и хрипы… Николай пошарил в карманах, нашел зажигалку, пачку сигарет.

Вытащил одну, закурил. Потом решительно направился к стоявшим в тени наверху людям.

Они спокойно ждали.

Николай остановился метрах в полутора от них. Затянулся, выдохнул дым. Девушка вблизи выглядела просто ослепительно. Под полупрозрачным платьицем угадывалось нечто столь восхитительное, что мужики, наверное, от одного взгляда на нее срочно нуждались в холодном душе… Ничего другого они просто не могли себе позволить. За этим строго следил Барон.

Внимательно оглядев девушку с ног до головы и оценив прямой взгляд агатовых глаз, Николай наконец посмотрел на главаря. Тот неожиданно шагнул вперед, протянул Николаю руку.

– Качаури Отари Карлович.

Николай выпустил дым прямо ему в лицо и, не подав руки, заметил:

– Барон, значит.

Прятавшаяся в усах и в глазах Качаури усмешка так и рвалась наружу. Во всяком случае, было видно, что пренебрежительное отношение Николая нисколько не задело его, а даже позабавило. Девушка с холодным равнодушием и очень отстранение наблюдала за происходящим. Лошадиная морда длинного не выражала почти ничего – лишь вежливое любопытство. Он словно бы давал понять: не трогайте меня, я здесь по долгу службы, и все это меня совершенно не интересует.

Так мог бы вести себя телохранитель, однако своим безобидно простецким видом этот мужик не тянул на силовика.

– Кое-кто меня называет Бароном. Но, верите ли, с некоторых пор мне это не нравится, – сообщил Качаури.

Однако смешливость в изгибе губ утверждала обратное. Чувствовалось, что ему необычайно льстят преклонение и зависть.

– Позвольте представить, моя дочь. Нина.

– Николай.

Качаури ухмыльнулся и, кивнув себе за спину, сказал:

– Крокодил. Или лучше просто Геннадий Иванович. Наш спецназ.

Упомянутый Крокодил, или Геннадий Иванович, спокойно посмотрел Николаю в глаза и едва заметно кивнул. Качаури перевел взгляд на своих поверженных бойцов.

– Ловко это вы их. Знаете, не поверил бы, если бы не видел собственными глазами. Я вот не верю, что всему этому можно обучиться. Мое глубокое убеждение, что это природный дар. Если ты не рожден Эйнштейном, то хоть тебя всю жизнь учи, а Эйнштейн из тебя не получится. И Каспаровым надо родиться. И Шекспиром. То же самое и здесь. Вон мой Цой. В Японии пять лет стажировался. Не знаю, какой по счету черный пояс имеет. А что со своими палочками творит!.. Вот с этими, – кивнул он на нунчаки за поясом у Николая, – уму непостижимо! А вы его за какие-то пару секунд изуродовали. Нет, талант надо беречь и лелеять, – заметил Барон, сделав широкий жест рукой.

– Прошу быть нашим гостем, Николай Иванович.

Нина!

Красотка Нина взмахнула густейшими ресницами, искоса метнула на Николая опаляющий изумрудно-бирюзовый взгляд и величественно кивнула. Николаю ничего не оставалось, как принять приглашение.

Качаури повернулся и шагнул к стеклянным дверям, словно бы намереваясь протаранить их. Но те ловко раздвинулись, и вот уже опаловый светящийся полумрак принял их. Крокодил неслышно замыкал шествие.

Здесь было светло. Изнутри стало заметно, что многие отсеки стен, которые извне выглядели бетонными или металлическими, представляли собой по-разному тонированные стекла, так же разно пропускавшие и свет вовнутрь. Были фрагменты и витражные. В совокупности это насыщало внутреннюю атмосферу особым сиянием, что удачно гармонировало с каменной отделкой интерьера. Плиточное покрытие стен, пол, из которого, словно выдутое стеклодувом Гефестом (если бог занимался бы и каменным литьем!), выползала балюстрада молочно-голубоватой каменной лестницы. В общем, все было сотворено как бы из одного материала, словно весь хол, а может, и дворец были выточены из гигантского опала, оттого и создавалось это нежнейшее, радужное сияние…

И сколько же сюда было вбухано денег! Какие чудовищные суммы становятся достоянием отдельных наших граждан!.. После этого только и остается, что мучиться над такими важными вопросами, как, например: в чем смысл последних его драк? И как этот смысл согласуется со взмахом влажных ресниц прекрасной Нины? Или с геморроем Качаури?

Смысл в том, что все бессмысленно.

Они пересекли пустой огромный зал и подошли к овальным нишам, функциональное назначение которых, конечно, угадывалось – лифты, разумеется, – но исполнение (как и все здесь) было необычным и оригинальным.

Качаури нажал выпуклость в стене, и полированная каменная плита медленно уползла в стену, открыв кабинку с небольшим диванчиком, куда немедленно села Нина, слегка оголив при этом свои очаровательные ножки. У Николая пересохло во рту. Нина взмахнула опахалом своих ресниц и бросила мимолетный взгляд на Николая. Он поспешил отвернуться. "Не хватало еще покраснеть", – подумал он и ухмыльнулся.

Наблюдавший за всем этим Качаури улыбнулся, Крокодил смотрел в сторону. В этот момент кабина, запечатав внутренние стеклянные двери, поползла вверх.

Николай ожидал чего угодно, но не того, что произошло. Неожиданно они словно пронзили полированную монолитность здания и вырвались наружу. Это было так неожиданно! Почти темнота, слабо прореженная едва теплившимся огоньком скрытой лампочки, и вдруг – ослепительно синеющее море, огромным серебристым куполом дрожащее внизу. К этому часу прибавилось парусов, разбросанных и там, и здесь, словно стая белоснежных чаек, упавших на волны, среди которых оказался и красавец лебедь – большое трехмачтовое судно с полной оснасткой парусов медленно проплывало среди мельтешни водных мотоциклов, описывающих вокруг белые обзорные круги.

Вновь вошли в массив камня, и тусклая красная лампочка совсем попритухла после ярчайшего света дня снаружи. Лифт остановился, дверь, подождав пару секунд, раздвинулась. Они вышли в коридор, застланный ковровой дорожкой нежнейшего кремового цвета. Ноги по щиколотку тонули в ворсе, и надо было следить, чтобы ступня не запуталась случайно, чтобы не брякнуться лицом об пол. Николай вновь ухмыльнулся, живо представив, как они все вчетвером брякаются, причем коротенькая юбочка Нины, конечно же, задирается повыше, оголив прелестную попку восточной принцессы в невидимых купальных трусиках.