– Он вроде и ничего, губернатор наш, коль с уважением к нему, то можно всякое дело сладить, – отвязывая своего коня, примирительно проговорил Евсей Медведев. – Зря я ему только про татар сказанул. Надо было тишком с муллой договориться, а бумагу мне Венька Жигарев выправил бы, секретарь сухаревский.

– Венька этот берет больше, чем хозяин его, – садясь в сани и натягивая поводья, выговаривал Нефедьев, – кнут по нему плачет.

– Поди, ты только у нас один не поротый, – насмешливо спросил Михаил Корнильев и вдруг чего-то вспомнил, оглянулся, перешел на шепот: – Вот я чего сказать вам хотел: послал я на той неделе братца своего двоюродного, Ваньку Зубарева, в Ирбит на ярмарку.

– С товаром, что ли? – поинтересовался Медведев. – А я не захотел нынче ехать, не с чем.

– Да не про товар речь, – отмахнулся Корнильев. – Ванька мне предложил поймать тех, кто нашего брата обирает на таможне, на складах, ну, сами знаете.

– Как не знать, – согласились купцы, с интересом слушая.

– Ежели Ивану удастся найти заправилу тех дел, а через него наверх выйти, то мы к губернатору нашему мигом ключик подберем.

– Да ты что? – округлил глаза Медведев. – Неужто думаешь, что губернатор и там руку приложил?

– Врать пока не буду, но больно смелы стали приказные. Раньше приедешь, и делай чего хошь, а теперь без них и шагу не ступишь: того нельзя, этого не можно, за все денежку плати, да еще и цены сбивают, как им вздумается, – горячо рубил рукой в морозном воздухе Михаил Яковлевич.

– Продыху не стало, – подтвердил Варфоломей Медведев, – не ярмарка стала, а разбой на большой дороге.

– И я о том же, пора взяться за них.

– Зря только вы все это затеяли, – так и не выходя из санок, отозвался Нефедьев, – кнутом обуха не перешибешь. Государыне писать надо. Обведут они твоего Ваньку вокруг пальца и дураком еще и выставят.

– Да ты Зубарева не знаешь, – не согласился Корнильев, – он парень тертый, не пропадет. Не впервой ему, докопается до правды, а вот тогда уж поглядим, как нам поступить.

– Эх, правдолюбы, мать вашу, – ругнулся Нефедьев и хлестнул коня кнутом, не прощаясь, направил его в сторону базарной площади.

– Фома-неверующий, – усмехнулся вслед ему Медведев и заискивающе спросил у Михаила Яковлевича: – Подвод не дашь в Березов снарядить?

– Где же ты раньше был? – не глядя на него, ответил Корнильев, усаживаясь поудобнее в саночках. – Мы с братьями уже отправили два десятка подвод на Демьянское. Коль вернутся до Рождества, то заходи, поговорим. – И, не прощаясь, потихоньку выправил на центральную улицу и так же не спеша поехал по самой ее середине, сдержанно отвечая на многочисленные поклоны знакомых.

– От вас, Корнильевых, уж точно правды не добьешься, а туда же, приказных за руку ловить собрались, – зло сплевывая себе под ноги, раздраженно ворчал Варфоломей Медведев, – захватили всю власть в городе и корчат из себя Бог весть кого.

А с крыльца тем временем, степенно ступая, сходил губернатор Сухарев, подумывая, какой бы подарок приготовить жене, чтоб не ворчала из-за его очередного опоздания, но, так ничего и не придумав, велел вознице трогать.

Иван Зубарев, все еще подрагивая от пронизывающего насквозь мороза, сидел, уютно устроившись, во вместительном рыдване рядом с высоким, худым и бледным офицером, кутавшимся в теплую накидку с бобровым воротником и насмешливо поглядывающим на освобожденного от веревок случайного попутчика. Напротив них сидели молчаливые и бесстрастные два офицерских ординарца, а может, просто слуги, в огромных бараньих тулупах и мохнатых шапках, надвинутых на лбы. У обоих топорщились огромные усищи, и за все время, что Иван находился в оказавшемся для него спасительном рыдване, они не проронили не слова. В полном молчании они выскочили на дорогу, где он стоял беспомощный, со связанными сзади руками, быстро разрядили по пятившимся к лесу волкам свои пистолеты и опять, не проронив ни слова, закинули Ивана в карету, запрыгнули обратно сами и как ни в чем не бывало устроились напротив своего хозяина, словно спасать одиноких путников являлось для них делом повседневным и привычным.

– Выпейте для сугрева, – протянул Ивану серебряный походный кубок офицер и, помолчав, добавил: – Ром английский.

Иван, клацая зубами, припал к кубку, моментально осушил его, потряс головой и сипло произнес:

– Благодарю покорно… И за ром, и за то, что от неминуемой смерти спасли.

– Пустое, – с легкой усмешкой отозвался офицер, – будет, что в Петербурге рассказать. У вас, в Сибири, тут так принято по ночам против волков со связанными руками выходить? Обычай, наверно, такой? – насмешливо щурясь, спросил он.

– Какой там, к черту, обычай, – огрызнулся Иван, – разбойные люди меня связали, лошадей угнали, если бы не вы, ваше благородие. – Он выразительно покосился на офицера, надеясь, что тот первым представится.

– Да, если бы не мои молодцы, то, надо полагать, утреннюю зорю вы, милейший, встречали бы уже в другом мире.

– Это точно, – поддакнул Зубарев, – в другом.

– Кстати, разрешите представиться, ее величества гвардии поручик Гавриила Андреевич Кураев. Направляюсь в Тобольск по особому поручению одной особы, чье имя счел бы за лучшее не произносить всуе. Позвольте узнать, кому обязан честью находиться рядом?

Зубарев в душе удивился тому, как поручик умеет витиевато и вместе с тем четко, по-военному изъясняться, и назвал себя:

– Купецкий сын Иван Зубарев. – Невольно переходя на тон своего нового знакомого, продолжил: – Следовал в губернский город Тобольск с Ирбитской ярмарки, да вот… – и развел руками, показывая, что остальное и так понятно.

– Поди, при деньгах с ярмарки следовали? – участливо поинтересовался Кураев, но от Ивана не укрылось, что в самой постановке вопроса он не вполне доверял ему.

– Да были кое-какие деньжата, а… Что – деньги? Главное, сам жив, и то слава богу.

– Как же вы неосторожно в такой дальний путь и один отправились? – продолжал выспрашивать Кураев.

– А чего нам, не впервой, всякое бывало.

– Благодарите Бога, что нам на последней станции вовремя дали сменных лошадей. – Поручик явно оживился от неожиданного знакомства и стал словоохотлив, а может, просто поверил Ивановым словам о разбойниках, понимая, что тот полностью в его власти. Но сидевшие напротив усатые ординарцы, или кто они там, не спускали настороженных глаз со спасенного ими человека, что не совсем приятно действовало на Ивана.

– Давно из столицы? – спросил он, чтоб как-то перевести разговор в другое русло.

– Почитай, вторую неделю добираемся, – сдержанно ответил Кураев. – Надеюсь на другой день прибудем в Тобольск. Так?

– Должны, коль иных задержек не будет, – согласился Иван. – Как там, в столице, жизнь?

– Как везде, живут люди. Не приходилось бывать?

– Братья мои двоюродные бывали, а я вот нет пока.

– У вас, молодой человек, все впереди, успеете и в столице побывать, и еще где подале.

– Да уж и не знаю, может, доведется когда, – простодушно согласился Иван, не замечая насмешливого блеска глаз офицера.

– А может, и ни к чему вам, милейший, в столицу без особой нужды наведываться, – наливая себе небольшую порцию рома продолжил Кураев, – столица она зубастых любит, а вы, как погляжу, не из таковских будете. Правда, сейчас в столице совсем не то, что ранее, при царице Анне. Тогда в какую сторону ни плюнь – в иноземца попадешь. Мой батюшка покойный, русак чистейшей воды, из деревни носа не казал, ходу ему дальше провиантских складов не было. А теперь матушка Елизавета Петровна, дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни, всю иноземную сволочь повыгнала поганой метлой. Вот и я назначение в гвардию получил. Так что за императрицу нашу разлюбезную, коль потребуется, головы не пожалею.

– К нам в Сибирь на службу? – поинтересовался, чтоб как-то поддержать разговор, Зубарев.

– Какая, к черту, может быть служба в такой мороз, – полушутливо отвечал поручик, – на короткий срок к вам и обратно без задержки.