__________

* Conforto - с силой (музык. Термин). (Примеч. В.А. Слепцова.)

** Fortissimo - очень громко (ит.).

все разрушается... "Его же царствию не будет конца..." Конца - опять раскатить и сейчас же замри, уничтожься! Изобразить эту... эту, как ее? премудрость, величие, бесконечность. Бас, взять верха! Рассыпься на триста голосов! Тенор, виляй; одна октава гуди!.. Дишкант и альт: тра-ла-ла лала... стой!..

Регент так увлекся изображением того, как надо петь, что вскочил со стула и, вообразив себе, что все это так и было,  как он рассказывал, стал уже махать руками и поталкивать под бока теноров, отчего они начали сторониться. Бас равнодушно нюхали табак, а дисканта и альта, закрывши нотами лица, фыркали и щипали друг друга. Наконец пение началось: все откашлялись, переступили с ноги на ногу, помычали немного и вдруг грянули: "Верую во единого бога отца..." Регент стоял в средине, уставив глаза куда-то вверх, покачивал головой и водил рукой по воздуху.

- Стой! Стой! Не так!

Певчие остановились.

- Что вы как коровы ревете? Бас! Павел Иваныч! Я вам что говорил? Точно с цепи сорвались: Прежде всех вя-ак... Кустодиев! Что же вы-то смотрите? А еще из духовного звания. Разве так можно?

Кустодиев - здоровенный, красноглазый бас, с шершавыми растрепанными волосами, нахмурившись, смотрел в ноты и ничего не отвечал.

- Вот ведь вам что хочешь толкуй - вы всё свое. Стыдитесь! Кажется, не маленькие; пора бы понимать. Ведь у вас свои дети есть. Им еще простительно, - продолжал регент срамить басов, указывая на дискантов.

Кустодиев что-то заворчал.

- Что-с? Ну-с, опять сначала! помните, что я сказал: говорком, баса, не рубить, не рубить! - кричал регент, когда певчие снова начали "верую".

- Павел Иваныч, что вы рычите? Кого вы хотите испугать? Митька, не гнуси!

"...бога истинна от бога истинна, рожденна, несотворенна..."

- Legato *  оттяни! Брось! Бас, расходись! Павел Иваныч, трубой!.. "Им же вся бы-ша-а!.." Что ж вы стали? Ах ты боже мой! Что мне с вами делать? А глядите же,  глядите сюда! На мне ничего

__________

*  Legato - связно (ит.).

не написано...- кричал регент, отчаянно тыкая пальцем в ноты.

Певчие уныло смотрели на него; вновь поступивший альт, бессмысленно вытаращив свои косые глаза, пугливо приседал и прятался за других. Регент начинал горячиться. В это время кто-то из дискантов дернул другого за ухо, и вследствие этого между ними сейчас же началась ссора.

- Иван Степаныч! - жаловался один из самых задорных,  - с Митькой петь нельзя, он все сопит-с.

- Митька!

- Чего изволите?

- Ты что делаешь?

- Я - ничего-с, - отвечал новый альт.

- Я те дам - ничего. Стань сюда! Ты у меня будешь баловаться. О господи! Вот мука-то! Зачем вы сюда ходите? А? Скажите на милость! Хороводы водить - сели девки на лужок? Ах, боже мой! Петька, сыщи трубку!

Регент опять начал ходить по комнате и взъерошивать себе хохол. Дискант бросились за трубкой и по этому случаю опять устроили драку; остальные певчие разбрелись по комнате.

- Полоумный черт! - ворчал про себя шершавый бас, свертывая из нотной бумаги папиросу. - Право, черт. Что выдумает!..

В углу сели два баса и один тощий, чахоточный тенор.

- Я, братцы мои, - говорил один из басов,  - нынче четыре службы отмахал. Вот как! В горле даже саднит. Как драл, то есть ни н что не похоже. У вздвиженья у ранней пел; там отошлая к успению: Милость мира еще захватил. Потом позднюю у знаменья да на похоронах апостола читал. К знаменью пресвятыя богородицы очень уж Кузнецов просил. "Приходи, говорит, беспременно: мы дьякона допекаем; пособи!" ну, и допекли же мы его. То есть так мы этого дьякона разожгли - мое почтенье! Он выше, а мы ниже. Он,  знаешь ты, старается вонмем повыше взять, чтобы евангелие не с октавы начинать, потому голосишко плохонький, а мы как хватим слава тебе, господи целым тоном вниз, он и сел. "Во время о..." - и подавился. С первого слова задохнулся как есть. А Кузнецов, черт, стоит,  богу молится, точно не он;  так-то усердно поклоны кладет. Я просто чуть не лопнул со смеху. Батюшка гневается... Боже ты мой! Дьякон после евангелия пришел на клирос и говорит: "ну, уж, говорит, дай срок: я тебе механику подведу".  А что он ему сделает? Наплевать.

- Что ж батюшка-то смотрит? - спросил чахоточный тенор.

- А ему что? Он говорит: я, говорит, за этого дьякона никогда заступаться не намерен. Ну,  значит, и валяй!

У окна еще одна кучка. Несколько человек обступило одного тенора и расспрашивает его о похоронах.

- Ну, что же, весело было?

- Что и говорить.

- Чайных-то много ли дали?

- Что чайных? До чаю ли тут! Купцы сначала всё сидели так,  смирно, всё больше про божественное, о смертном часе всё рассуждали, а потом это как набузунились, - бабы-то, знаешь ты, по домам разошлись, - купцы сейчас в трактир; и нас туда же - песни петь. Что тут было! Ах! То есть, я вам скажу, не роди ты мать! Мальчишек даже всех перепоили. Одной посуды что побито страсть! А сирота-то, сирота, что после купца покойника остался, - с горя да в присядку. "Валяй, кричит, барыню! Вот, говорит, когда я праздника дождался!.." Всю ночь курили; "преподобную матисивуху" раз десять заставляли петь. Нынче утром в осьмом часу домой вернулись. Вот мы как!

- Да, брат; это похороны, - не без зависти заметил один бас. - Это не то что как на той неделе мы чиновника венчали. Эдакая подлость! Только успели вокруг налоя 3 обвести, сейчас спать. Скареды-черти! Хоть бы по рюмочке поднесли; даже на чай не дали. Сволочь!

- Как вам не стыдно! - срамил между тем регент одного тенора. - Вы, кажется, не в кабак пришли: не можете себе пуговиц пришить, спереди всегда у вас расходится...

- Ну, по местам! По местам! - снова раздается голос регента,  кончившего распекание. - Куликов! "Тебе поем". Дишкант,  не шуметь!

Певчие опять стали в кучу;  регент сел за фортепьяно.

- До-ми-ля. Pianissimo * . Раз!

- Те-бе по-ем, те-бе бла...

- Стойте! сколько раз мне вам повторять? Что вы делаете, а? Что вы делаете? я спрашиваю. Скворцов, что вы делаете?

Скворцов задумался.

__________

*  Pianissimo - очень тихо (ит.).

- Как что? Пою-с.

- Что вы поете?

- Тебе поем-с.

- А я вам говорю, что вы дрова рубите.

Скворцов улыбнулся.

- Что вам смешно? Смешного ничего нет. А за жалованьем кто первый? Вы. Э-эх, дроворубы! Сколько раз говорено было: тенор, не рвать! Нежнее, вполслова бери: ве-ве-фо-фем,  ве-ве-вла-во-фло-фим... А то: теб-беб поем теб-беб... на чт это похоже? Опять сначала! "Тебе благодарим" - тенор, капни и уничтожься! Альт, журчи ручейком! Дишкант, замирай!

Наконец пошло дело на лад: бас не рубили, дискант замирали, журчали альт, тенор капали и уничтожались, регент аккомпанировал. Вдруг среди пения раздался щелчок по лбу одного из альтов за то, что он сполутонил и плохо журчал; но это нисколько не помешало пению. Альт заморгал только глазами и сейчас же поправился.

- И молимтися, боже наш... - ревели баса, делая свирепые лица.

- Бо-же, на-ха-хаш, бо-жхе нх-а-аш...- выделывали тенор, закидывая головы кверху и виляя голосом, точно хвостом.

- И-мо-лим-ти-ся бо... - гремел как труба шершавый бас, злобно ворочая белками и как будто собираясь растерзать кого-то.

В это время постучали в дверь; пение опять приостановилось.

- Кто там еще? - закричал регент, недовольный тем, что ему помешали.

Вошел дьячок, плотный, небольшого роста человек лет сорока пяти, в долгополом сюртуке и с бакенбардами, которые шли у него вокруг всего лица, как у обезьян старого света.

- Мое вам почтение, - говорил дьячок, медленно кланяясь.

- А! Василь Иванычу! Прошу покорно садиться. Трубочки не прикажете ли? - говорил вдруг захлопотавшийся регент.

- Ничего, не беспокойтесь; у меня цигарки есть. Я вам, кажется, помешал?