А теперь давайте считать.

Свистели погоныши ровно два часа, это 120 минут, или 7200 секунд. То есть 14 400 секунд на двоих, 14 400 свистов! Не переставая. А они еще и до моего прихода свистели и, может быть, не один час!

И не охрипли, не осипли и голоса не сорвали. Вот сколько можно свистеть, если весна...

ШУМ ВЕРШИН

Ветер, весь день ветер! Вот и ночь на дворе, а он не стихает. И лес шумит, как морской прибой. И, как в прибое, шум его то усиливается, то стихает. Словно накатится вал и снова отхлынет - волна за волной.

И хочется укрыться за деревом, опереться спиной о ствол и, покачиваясь со стволом, утонуть в этом хаосе воя, свиста, скрипа и шелеста.

Ничего не происходит в лесу, и все время что-то в нем происходит. Каждый новый вал ветра и накатывается по-новому. По-новому каждый раз вдруг вскипают и лопочут деревья и каждый раз по-новому затихают. Совсем не одно и то же; шум бесконечно разный, не предугадать, каким он обрушится на тебя и каким утихнет вдали.

И поэтому ты все время настороже и все время невольно вслушиваешься, и все кажется, что что-то должно произойти.

Ничего не происходит, но может произойти! Напряжение ожидания. Полнота ощущений. Надежда на необычайное.

Помните пришвинского пастуха?

- Вот я бы уж написал, так бы уж написал! - сказал он Михаилу Михайловичу. - "Ночь, куст, а в кусту утята: свись-свись-свись!"

- Уж больно коротко, - ответил Пришвин.

- Всю ночь-то коротко? - удивился пастух. - Ведь всю ночь - свись, свись, свись!

Вот и шум лесных вершин - всю-то ночь. И всю ночь ты напряженно вслушиваешься в него, а рассказать нечего...

ПИР

Ночью в лесу не столько всматриваешься, сколько вслушиваешься. Ночью уши несут караул. Звучат звуковые сигналы: моторчик заработал у вырубки уэрррррррр! Гномики заводят игрушечный мотоцикл. Нет, заглох, не завелся - слышите выхлопы? Хлоп, хлоп! Козодой это, надоело ему урчать, взлетел и захлопал в ладоши-крылья.

А вот кто-то ставней или ржавой дверью скрипит: "рып-ррып, ррып-ррып!" Это дергач-коростель: по скрипучему голосу его знают все, а вот в глаза мало кто видел. В ночном лесу много таких, кого мы знаем ухом, а не глазами. И козодой, и дергач, и сыч. И вот кто-то еще...

Ухо-сторож поймало странный звук - непонятное лопотание и бормотание. Словно схватили за ноги птицу, а она бьется и вырывается. Бывает, пеночка зависает над веткой и вот так же жужжит крылышками. Или бьется на ветру ленточка бересты. Но какая пеночка ночью? И ветра нет. А что-то шумит и жужжит!

Иду на звук, осторожно ступая и разгребая кусты. Вхожу прямо в жужжащую темноту. Крылья порхают вокруг, легкий ветер щекочет щеки и шевелит волосы. Вот так в пещере носятся иногда летучие мыши, ища выхода наружу.

Что происходит в роще? Что за летуны зароились тут? Возбуждение, шум, переполох - а вокруг в лесу ночь непроглядная и мертвая тишина.

Вытаскиваю фонарь: сейчас я пролью свет на это темное дело! Но включать или не включать? Включу и разгадаю лесную загадку со скоростью света. А помедлю - и побуду с тайной наедине, продлю волнение неизвестности. Включу - и догадка превратится в уверенность, скрытое - в явное, загадка - в отгадку. Сверну ли потом я на такой же вот ночной шум, если буду знать, что это такое? Или равнодушно пройду, как прохожу сейчас мимо давно разгаданного урчанья лягушек? Включать или не включать?

Свет фонаря пронзил ночь. В луче метались белые крылья большущих бабочек - целый рой! Толстые мохнатые бабочки, размером в летучую мышь. На пне пузырился сок кем-то раздавленных ягод - бабочки ошалело летели на кислый запах. Садились и серыми мышами носились по пню, трепетали, исступленно вальсировали, сосали хоботками сок, лезли, влипали в патоку и судорожно бились.

Лесной буйный пир, неистовая ночная вакханалия! Захмелевшие гуляки падали с пня и лежали в изнеможении, еле шевеля лапками. Другие вяло ползали по коре, натыкаясь друг на друга. Узнай про это ночное гульбище летучие мыши или ежи - доказали бы они этим бабочкам, что не напрасно их назвали насекомоядными!

Бабочки в возбуждении раздвигали верхние серые крылья, выставляя напоказ нижние голубые. Бабочки явно хвастались голубой муаровой лентой на них, но перед кем? Кто оценит их красоту в кромешной тьме? Не для меня же красовались они!

Впрочем, глаза у них выпуклые и большие и в свете фонаря светятся, как у маленьких сов. Такие и в темноте все увидят.

Загадка "освещена". Тайны нет. Ну так как же: сверну или не сверну, если снова в тишине ночи услышу похожий шум? Скорее всего - сверну. Что из того, что знаю! А бабочки со светящимися глазами? А трепет крыльев ночных красавиц? А голубые ленты на крыльях - неведомо для кого?

Сверну. Сто раз услышу - сто раз и сверну!

ВСЕГО ОДНА ВСТРЕЧА

Сколько ночей - и всего одна встреча!

Стою у дупла, привалясь спиною к ольхе, по пояс в малиннике. Тихо, тепло и серо. Порывами накатывается на вершины ветер, осины начинают шуметь, словно от короткого, но напористого дождя. Когда шорох и плеск листьев стихает, слышно, как приглушенно гудят у ног мелкие слепни, а у уха скулят комары. Вдруг громко завозятся и зациркают испуганные дрозды.

Я встал, чтобы ствол осины был против светлого неба: если кто и высунется из дупла, я сразу замечу. Комары у дупла не роятся; скорее всего никого в дупле нет. Или запах летяги отпугивает комаров?

Свистя лихорадочно крыльями, пронеслись над вершинами утки. Мыши завозились у ног. И снова плывущая тишина: ни писка птицы, ни гудения жуков, ни стрекотания кузнечика. Сумерки, тишина. Наверное, лучше уйти, чем стоять вот так наобум.

В 21 час 45 минут - через двадцать минут после захода солнца - из дупла показалась кругленькая головка. Через две минуты летяга высунулась до пояса, свесилась, замерла на миг, всматриваясь в темный лес. И быстрыми скачками запрыгала вверх по стволу.

Так вот как это происходит! Вечерний выход летяги. Одна из потаенных сценок леса. Теперь я знаю, как это бывает, я видел.

В 21 час 50 минут из дупла одна за другой выскочили еще две летяги! Одна уселась на сучок повыше дупла, вторая - прилепилась к стволу. Погодя обе дружно упрыгали вверх, в крону осины. И вот никого не слышно, не видно: неслышимки и невидимки! Налетел ветер - залопотали листья, улетел ветер - чуткая тишина. И нет никого!

Только разок среди трепета осиновых листьев будто птица порхнула перелетела с ветки на ветку летяга. Никогда бы не догадался, что это зверек, даже я усомнился, хоть точно знал!

Столько трудов - и всего одна встреча. Но я благодарен летягам: это они увлекли меня в ночной лес, открыли мне мир ночи. Я видел розовые в свете фонаря глаза козодоев, лежащие на обочине тропы, как драгоценные камни. Я слышал нечеловеческие шаги и кукование ночной кукушки. Пела в ночном небе юла - жаворонок леса, топотали над головой гаршнепы небесные кони. Пел, захлебываясь, на сосне глухарь, и сосна вздрагивала под рукой.

ОПЫТЫ ПРИРОДЫ

Зарастание выжженного кострища - разве не интересно? Камень или колода лежали, их сдвинули - и вот на месте придавленной земли пробивается новая жизнь. Срубили елку: сто лет под ней была непроглядная тень, а теперь хлынули водопады света! Смена тенелюбивых на светолюбивые. И засыпанный мертвой хвоей круг на глазах начинает преображаться.

Природа всегда и везде ставит опыты. Смешает комочек земли с дождинкой, добавит капельку солнца - и вот вам цветок! Забросит ветром споры в дупло - и выводок опят высунется из дупла.

Высушивает и смачивает, то нагревает, то остужает. И зацветают поля и луга, поднимаются боры и рощи, звучат голоса птиц и зверей. Мириады листьев и травинок все лето впитывают солнечные лучи. А осенью обогащают собою землю - как золотыми слитками. Все, что было ими собрано, скоплено - все на процветание новых всходов. Разве не интересно? Разве не поучительно?

С ранней весны до поздней осени, как только наступала ночь, я уходил в лес. Даже сейчас, много лет спустя, я помню эти походы.