- Спасибо за подоспевших ребят, - сказал я Марине. - Я видел, как они напрягались на "девятке" следом за "БМВ", когда Прока вез меня из Пярну до "Паласа". Я знал, что они видели мой захват и поддержат... Мне совестно, загубил и явку, и Тармо.

- Ты многое ухитрился за эти дни загубить, - сказала она. - А про явку и Тармо забудь. Их нет. Там ничего больше нет. Один кавказский труп...

- До связи, - сказал я Марине.

"Раймон Вэйл" показывали полночь. Минуло три часа.

Дечибалу Проке досталась тяжелая работа. Сшивать по живому рану на посиневшей ляжке, приклеивать скотчем тампон и марлю. Я жевал угол подушки. Воспаленные кромки раны приходилось захватывать иголкой подальше, иначе плоть моя рвалась, и нитка уходила в воздух. Шов получился в четыре сантиметра. С запасом. Для пробы мы прошлись на пару по спальне. Прока обнимал меня за талию и подпирал плечом. Перемещение удавалось.

Затем мы провели инвентаризацию. Имелись в наличии: машина "БМВ", сотовый телефон, шесть тысяч эстонских крон, отобранный у Ге-Пе "ЗИГ-Зауэр пе-двести-тридцать" с полной обоймой, пистолет "Лахти-35" с четырьмя патронами у Проки, а также его комната в коммуналке в районе Иманта. Комнату он посетил на нашем пути в студию Тармо. Я ждал в "БМВ".

Когда Прока вернулся, инвентарный список пополнился морским биноклем ночного видения. Я получил морской офицерский темно-синий плащ с меховой подбивкой, шерстяные шаровары со стегаными наколенниками, фланелевую толстую рубашку и вязаный жилет. Свалявшуюся доху, грязную и замызганную, а также изодранные вельветовые брюки я выбросил. Кепку с фетровыми наушниками оставил. Замены ей пока не находилось.

Желтоватый фонарь, закутанный словно в марлю туманом, слабенько мерцал над входом в школьный подвал, когда мы подъехали к студии Тармо. Часы в "БМВ" показывали четверть второго ночи. Я выдал Проке фонарик с узким лучиком и наказал с тщанием осмотреться перед дверью - есть ли следы, кроме наших? Если нет, входить со всей осторожностью. На шорох стрелять и возвращаться бегом. Я - за рулем, двигатель работает.

Расчет был прост. Получив сообщение о моем захвате в "Паласе" и засаде в школьном подвале от водителя "Мерседеса", Чико отправит его назад с приказом как действовать дальше. И не раньше наступления ночи. Тургенев осторожен, рисковать лишними дневными передвижениями не станет. Этот посыльный - ниточка к Чико, если я не опоздал. Я надеялся, что все же нет. Марина, эвакуировавшая Тармо, сказала, что тело кавказца осталось в студии. Если человек или люди Чико приезжали, трупа нет.

- Все тихо, - сказал вернувшийся Прока.

- Тело на месте?

- Валяется.

Мы отъехали сотню метров в глубь просторного двора. Прока наладил бинокль ночного видения. Я прилег на заднем сиденье, приказав разбудить сразу, как только кто-нибудь появится у входа в студию.

И проспал, иногда пробуждаясь из-за боли, до рассвета. Потом ещё три часа. Никто не явился. Чико Тургенев ушел по открывшемуся морскому коридору и двое его людей, как и я, потеряли для него практическое значение.

Я набрал на радиотелефоне номер музыкальной лавки "Велле".

- Все по старому, - сказал Ефим. Он не спросил, где я нахожусь или как себя чувствую.

Глава семнадцатая

Морской бой

Прока перебрался на заднее сиденье. Дремал, накрывшись курткой. Моя вахта началась в десять. Часы на панели приборов показывали четверть одиннадцатого утра.

Прямоугольник зеркала заднего вида "БМВ" отражал фиолетовый колобок с грибом-поганкой в середине и двумя насосавшимися пиявками понизу. Мое лицо. Хорошо уж и то, что разлеплялся пальцами левый глаз. Оба теперь смотрели. Подправив зеркало, я принялся изучать мочку уха...

И - словно набросили на лобовое стекло черно-красное покрывало. Из подвала Тармо вырвался жирный дым вперемежку с пламенем. Переворачиваясь, отскакивая от земли, пролетели дверь, навес-крыша над входом, какие-то ошметки. Встала на дыбы и опустилась, раскорячив колеса, малолитражка, припаркованная в школьном дворе.

Грохот пробудил Проку.

- Наглядный урок экономии и расчетливости, - сказал я, запуская двигатель.

Под сыпавшимися осколками оконных стекол и балконной рухляди я осторожно вырулил со двора задним ходом в сторону знакомой выбоины в асфальте за углом, чтобы развернуться и убраться подальше. Куда - пока не знал.

- Ого! - воскликнул Прока. - Ничего себе экономия!

- Дечибал Прока, - сказал я. - Бомбу оставили бывшие съемщики. Уходя, они не только погасили свет, но и включили таймер. Горят пленки, диваны, снимки, реактивы, бумаги, одежда, бар со спиртным и - что еще?

- Труп, - сказал Прока.

- Верно. Но кости горячего копчения останутся. И, хотя нет ничего подозрительней мертвеца без рук, ног и головы, а в нашем случае вообще без мяса, скелет припишут пользователю подвала. Живой, таким образом, станет мертвым... У тебя не возникало желания забыть имя, похоронить прошлое и придумать себе другую судьбу?

- На флоте, когда на берег хотелось... Может, пересядем теперь? Давайте я поведу, Василий Николаевич...

- Доеду до того квартала, там... Мясо от скелета получит другое имя, соответствующий паспорт и сможет выбрать себе - что?

- Место жительства?

- Страну рождения тоже... Главное же, сохранен агент, который отныне становится рабом того, кто дал ему новую ипостась.

Марина проявила расчетливость и практичность. В стиле Бассейна напор, наглость, непредсказуемость. Удивительно, что она вяловато ещё использует бахметьевское дело. Пока только эпизодические явления соколиков с белесыми бакенбардами из-за моей спины... Это странно.

И, уступая руль Проке, я внезапно осознал, какого непростительного дурака валяю в эти минуты. Мало меня били тургеневские ребята!

- К ближайшему таксофону! - велел я Проке, чувствуя, как тяжело становится на душе.

Усталость, это усталость, все эти ошибки от усталости, уговаривал я себя, из-за отсутствия нормальной поддержки, связи, информации, из-за оторванности от основной группы! Из-за этих московских интриг и нерешительности оператора! От бездомности и плохого питания, наконец!

- Есть же радиотелефон, - сказал Прока.

- Который Толстый дал, чтобы контролировать твои беседы.

Ближайший таксофон оказался через два квартала. Прока въехал на тротуар, чтобы укоротить мой путь к пластмассовому козырьку.

Слабость поднялась откуда-то снизу, поплыло в голове, прошиб пот, когда я, шагнув, перенес тяжесть на поврежденную ногу. Я подумал, что, может быть, лучше проскакать на одной, но отпустило. И в таком состоянии соваться в логово Чико?!

Ответила Марика:

- Бэзил, Ефим просил извиниться, что не успел вчера поинтересоваться вашим состоянием, вы так быстро повесили трубку...

А, подумал я, значит, он разговаривал со мной из её спальни. И ещё я перестал быть "господином Шемякиным", теперь я - Бэзил для нее. Друг семьи..

- Вы хотите сказать, что Шлайна нет?

- Вызвал Дубровин. Ефим просил передать вам это, если позвоните.

- Марика! Мне нужен адрес Таллиннского представительства "Экзобанка". Вы поняли? "Экзобанк".

- Да, "Экзобанк". Но у меня нет...

- Я перезвоню через пять минут. Свяжитесь с Ефимом в представительстве и узнайте. Меня там могут послать подальше.

Накатило ощущение голода. Жор нападал, если я нервничал. Когда я ел в эти дни? Позавчера после сауны у Йоозеппа Лагны с Дитером. Вчера несколько чашек кофе и пара сэндвичей, кажется, ещё пиала куриного бульона и пирожок с печенкой в лавке у Велле перед ночным бдением...

Я не выходил из-под козырька таксофона. Вдали, мне показалось, была вывеска какой-то закусочной.

В машине зазуммерил радиотелефон Проки. Он вопросительно посмотрел из окна. Я помахал, чтобы Дечибал шел ко мне.

- Это Толстый Рэй трезвонит, определенно, - сказал Прока. - Что я ему скажу?

- Не выходи на связь. Когда и что ответить я подскажу потом.