Чуть-чуть вернувшись назад, с величайшей осторожностью я лезу по почти отвесному тридцатиметровому углу с хорошими уступами, и забираюсь на самый верх скалы. Никого не видно. Прохожу по краю обрыва и наконец вижу далеко внизу едва различимую береговую кромку. Останавливаюсь, раздумывая, спускаться туда или нет. Смотрю вперед. Река, плавно изгибаясь, поворачивает налево, Мельникова нигде не видно.
Вдруг издалека снизу слышится чей-то крик.
- Уплы-ы-ыл! -- кричит неведомо откуда появившийся Мишка, заметив меня на скале.
- А что у тебя в рука-ах?
- Пала-а-атка, -- с трудом распознаю его голос.
По словам Михаила, палатку оторвало от рюкзака и прибило к берегу. Вместе с рюкзаком уплыли остатки шоколада, сэкономленные на последнем перевале, железнодорожные и автобусные билеты, которые нам по возвращению должны были оплатить, и деньги нашей группы на обратную дорогу.
Как же теперь мы будем добираться домой?!...
Когда все собрались под скалой, неожиданно пошел дождь. Достав большой кусок полиэтилена, укрылись. Здесь же обнаружилось, что гитара, на которую упал Жутяйкин, спасаясь от медведя, разбита, а единственная, оставшаяся "в живых", дала трещину. Михалыч, выслушав меня и Мишку на предмет "что там впереди", принимает решение: искать место для ночевки, как только прекратится дождь.
Когда дождь почти закончился, и мы готовы были сбросить полиэтилен, Мельников полез на разведку и... спустил на нас камни. Рядом со мной раздался глухой удар. Это на голову Сергея Дерябина свалился камень величиной с кулак.
Дерябин вскочил.
- А-а-а-а!!! -- заорал он, -- Мишка-а-а-а!!! Дура-а-ак!!! -- вслед Мельникову, из-под чьих ног вылетел злополучный камень.
Но Мишка уже ничего не слышал, а Сергей изогнулся назад крючком и упал бы затылком на камни, если бы я его не подхватил. Мгновенно появились аптечка и бинты.
- Ну, как? Больно? -- спрашивает Оля.
- Нет, ничего... -- отзывается Дерябин, пока Черноверская перевязывает ему голову, -- просто болеть будет, а так ничего страшного.
Для ночевки нормального места не нашлось. Пришлось ставить палатки прямо на камнях, подстелив под них мягкие вещи.
Андрюшка Ефименко осторожно предложил:
- Давайте не ругать сегодня Мишку, он и так уже... наверно...
На костре красиво догорает разбитая банка гитары. Появляется Мельников и сообщает, что там дальше за поворотом все то же самое.
- А это, что? -- спрашивает он, взглянув на перевязанного Сергея. Ему тактично объясняют, в чем дело, а Дерябин даже говорит:
- Да, ничего, пустяки...
А погода, кажется, начинает портиться, ощущается какая-то гнетущая атмосфера. Всю ночь меня мучает тяжелый сон: палатка движется по маршруту по камням, бурелому... Неудобно, неуютно, муторно...
- Никому не казалось, что палатка движется? -- спросила утром Света Курбакова. Я от удивления дернулся. Потом последовало всеобщее изумление.
В эту ночь все видели один и тот же сон...
Сегодня же я ощутил, что силы стали не те. Все так же светило солнышко, весна уступала дорогу лету, а для молодых людей, идущих по труднопроходимой тайге майский подножный корм был явно недостаточен. Несмотря на то, что опасности продолжали оставаться опасностями, постепенно нарастала какая-то апатия. Например, мы реже стали применять страховку.
Чтобы спуститься по сыпучему рыхлому отвесному склону, веревкой все-таки пришлось воспользоваться. Я полез первым, и когда до низа оставалось метра четыре, почувствовал легкий удар по той самой косточке, что находится немного ниже левого виска. Не придав этому значения, полез дальше, но почему-то ослабли руки. Мой спуск из "по-спортивному" перешел в спуск "лазаньем".
Спустившись, глянул вверх, где копошились Пром и Жутяйкин, и едва не упал, так потемнело в глазах. Похоже, веревка сбила маленький камешек, который метров с тридцати выстрелил в меня сверху.
Машинально прижав левую руку к виску, ощутил липкую кровь. Пошел по берегу, чувствуя безразличие и тоскливую усталость. Пройдя с полкилометра, я оглянулся, никого не увидел, присел на камень и как-то забылся.
- Борька, ты что?! -- услышал вскрик и встрепенулся. Передо мной стояла Оля Черноверская.
- Да царапнуло вроде.
- Ой, да у тебя кровь! -- тихо воскликнула она, доставая аптечку.
Я вытащил свой компас и посмотрел в его зеркальце, но ничего не увидел. Зеркальный визир был мутный.
- Михалыч! Надо подниматься наверх и идти верхами, иначе мы тут... поубиваем друг друга, -- предлагаю я руководителю, когда все участники собрались вместе.
- Или вернуться назад к избам и идти по тропе, -- убежденно добавляет Леша Шуркевич.
...Та тропа, как выяснилось позже, являлась кратчайшим и совершенно безопасным путем от устья реки Самурлу до плановой тропы 77 маршрута в верховье реки Караган.
- Ну, в принципе, так и сделаем, если прижимы не будут кончаться или капитально упремся, -- спокойно соглашается Филиппов, - по идее, они вот-вот должны кончиться, -- добавляет он. Никто не возражает.
Какова же была наша радость, когда, преодолев очередную преграду, мы увидели, что впереди путь свободен! Лишь далеко-далеко виднеется что-то очень большое, как гора.
Сегодня нас наверняка уже ищут... Контрольный срок кончился позавчера. Тогда же мы стали переходить на крапиву, саранку, черемшу. Вообще же, продукты начали растягивать еще раньше. Постоянно хотелось есть...
А сейчас проморосил дождик, и мы остановились на обед. Подойдя к шедшим впереди ребятам, я увидел, что они сгрудились в кучу и чем-то заняты.
- Что у вас там? -- спрашиваю я и к своему восторгу слышу:
- Рябчика подбили!
- А кто?
- Я! -- сказал Жутяйкин.
- Во, молодец!
- Тише, ты! -- непонятно кого ругнула Света, -- с мясом не выщипывай!
И вот рябчик, мелко порезанный, варится в котелке с крапивой. В это время Андрей Изотов уходит на разведку. Обед уже готов, а Изотов все не возвращается. Кто-то из участников начинает бухтеть, но остальные довольны передышкой.
Андрей появляется через полчаса вспотевший и радостный. В руке, прижимая к груди, он держит свою коричневую шерстяную шапочку. "Наверно, принес птичьи яйца..." -- мелькает у меня мысль. Но он принес не еду, а хорошее известие.
