Нет, леди, нет, венок мне свей

Из кипарисовых ветвей.

Пусть украшает, как и встарь,

Лозою Радость свой алтарь;

Пусть тихий тис ученым люб,

А патриотам - мощный дуб;

Пусть мирт любовь сердцам несет,

Но мне Матильда мирт не шлет,

И для меня венок ты свей

Из кипарисовых ветвей.

Пусть чудо-розами горды

Веселой Англии сады;

Пусть вереск каледонских гор

Синеет, как небес шатер;

Пусть изумруд собой затмил

Цветок, что Эрину так мил;

Но для меня венок ты свей

Из кипарисовых ветвей.

Пусть будет, как бывал досель,

Плющом увенчан менестрель

И лавром царственным увит

Герой, которым враг разбит;

Пусть громом труб восславлен он,

А мне под похоронный звон

Венок последний, леди, свей

Из кипарисовых ветвей.

Но чуть помедли! Дай мне срок,

Дай мне хоть месяц, чтобы мог

Познать я сладость жизни вновь.

Испив до дна свою любовь.

Когда же гроб усыплют мой

Гвоздикой, рутой, резедой,

Тогда венок мне, леди, свей

Из кипарисовых ветвей.

1813

АРФА

Ребенком, к играм склонный мало,

Рос нелюдим я изначала.

Когда я уходил, бывало,

В свои мечты,

Дух одинокий утешала,

О арфа, ты!

Когда, тщеславием снедаем,

Я распростился с отчим краем

И небеса дышали маем,

Как май, чисты,

Кто песней отвечал тогда им?

О арфа, ты!

Когда хвалила благосклонно

Мои творенья дочь барона

И грезил я о ней влюбленно,

Раб красоты,

Кто мне внимал в ночи бессонной?

О арфа, ты!

Но зрелость от младого пыла

Меня навеки исцелила.

Она надежд меня лишила

И теплоты.

Их лишь все так же сохранила,

О арфа, ты!

Междоусобицы чредою

Пришли к нам с горем и нуждою.

Мой дом был разорен войною,

Поля пусты,

И оставалась лишь со мною,

О арфа, ты!

Мне в тягость стал божок крылатый,

Когда, огнем любви объятый,

Узрел я, что в саду измяты

Мои цветы.

А кто смягчил мне боль утраты?

О арфа, ты!

Куда бы я ни шел, опальный,

Ловлю твой звук многострадальный.

Когда ж достигну я печальной

Своей меты,

Меня проводишь в путь прощальный,

О арфа, ты!

1813

ПРОЩАНИЕ

Я слышу шум моих лесов,

Им вторит песнь полей.

Но мне недолго слушать зов

Родной страны моей:

Уеду я ночной порой

В далекие края;

Как призрак, тающий с зарей,

К утру исчезну я.

Угаснет мой высокий род

Навек во тьме могил;

Друзья в нем видели оплот,

Врагам он страшен был.

Не будет над стеной парить

Наш гордый стяг с гербом;

Но наше дело будет жить,

И мы не зря умрем.

Пускай нам больше не дано

Одерживать побед,

С монархом нашим все равно

Мы будем в годы бед;

Пускай потомки знать о нас

Не будут ничего,

Мы ни в бою, ни в смертный час

Не предадим его.

Всегда короне верен был

Наш благородный род,

И он в награду получил

Богатство, власть, почет.

Богатство, слава, блеск венца

Все минет, словно сон.

И только верность - дар творца

Бессмертна, как и он.

1813

ИНОК

"Куда ж вы меня собрались вести?"

Францисканец спросил опять.

А у двух холуев и ответ готов:

"Отходящую причащать".

"Но ведь мирен сей вид, он беды не сулит,

Говорит им серый монах.

Эта леди белей непорочных лилей,

И дитя у ней на руках".

"Ну-ка, отче, грехи ей быстрей отпусти!

Исповедуй - дело не ждет!

Чин отправить спеши, или этой души

Ночью ж грех на тебя падет.

Панихиду по ней отслужи поскорей,

Как вернешься ты в монастырь.

Да вели, чтоб гудели колокола

Во всю мощь, на всю даль и ширь".

Вновь с платком на глазах францисканский

монах,

Исповедав ее, ушел.

Грех он ей отпустил, а заутра вопил

По хозяйке весь Литлкот-холл.

Был Даррел удал, да иной ныне стал,

В деревнях старухи гугнят.

Словно лист, он дрожит и молитву творит,

Чуть в обители зазвонят.

Никому гордый Даррел не бьет поклон,

Ни пред кем с пути не свернет,

Но коль серого инока встретит он,

Стороной его обойдет.

1813

МАЯК

Незыблем в лоне глубины,

Я страж над яростью волны...

Алмазом алым я мерцаю

И мрак полночный прорезаю,

И, лишь завидя светлый знак,

Расправит паруса моряк.

1814

РЕЗНЯ В ГЛЕНКО

Певец, поведай, не тая,

Зачем мелодия твоя

В Гленко, в безлюдные края

Летит, исполненная горя?

Кому поешь ты? Облакам,

Пугливым ланям иль орлам,

Что в небесах парят и там

Твоей скорбящей арфе вторят?

"Нет, струны не для них поют:

У тучи есть в горах приют,

Оленя в логове не бьют,

На скалах птицы гнезда свили;

А тех, о ком я плачу здесь,

Ни тихий дол, ни темный лес,

Ни кряж, встающий до небес,

От вражьих козней не укрыли.

Над замком был приспущен флаг;

Ни барабан, ни лай собак

Не возвестил, что близок враг,

В одежды друга облаченный;

И песни звонкие звучат,

И прялки брошены - спешат,

Надевши праздничный наряд,

Гостей приветить девы, жены.

Рука, державшая бокал,

Схватилась в полночь за кинжал;

Хозяин первой жертвой пал,

За хлеб и соль дождавшись платы.

И головня из очага,

Что согревал вчера врага,

Зажгла, как молния стога,

Дом, безмятежным сном объятый.

И все смешалось в тот же миг.

Напрасны были плач и крик,

И ни младенец, ни старик

В ту ночь не дождались пощады.

Выл ветер много дней подряд,

Разбушевался снегопад,

Но вьюг свирепее стократ

Волк, нападающий на стадо.

Я сед, меня гнетет недуг,

Но хоть у арфы слабый звук,

Ее не выпущу из рук,

Смиренный траур не надену.

Будь каждый волос мой - струна,

Мой клич вняла бы вся страна:

"Шотландия! Пора сполна

Воздать за кровь и за измену!""

1814

ПРОЩАНИЕ С МАККЕНЗИ

Прощай, о Мак-Кеннет, наш северный лорд!

Прощай, граф Локкаррон, Гленшил и Сифорт!

Он утром от нас на чужбину отплыл,

Ладью по волнам, словно лебедь, пустил,

Утратив на родине власть и права.

Прощай же, Маккензи, Кинтайла глава!

Да будут борта его брига прочны,

Да будут матросы смелы и верны,

А судно умело ведет капитан,

Хотя бы ревел и кипел океан.

За здравье мы выпить успели едва,

Как отбыл Маккензи, Кинтайла глава.

Вздохни, как вассалы его, и проснись,

Надуй его парус, полуденный бриз!

Будь стоек, как стойки в кручине они,

И бриг неустанным дыханьем гони

К Испании дальней, но молви сперва:

"Прощай же, Маккензи, Кинтайла глава!"

Будь опытным кормчим в пустынях морских;

Будь верным вожатым в широтах чужих;

Пускай паруса, надуваясь, шумят,

Но мчи их быстрей, возвращаясь назад

К скалистой Скорроре, где грянут слова:

"Вернулся Маккензи, Кинтайла глава!"

1815

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ЮНОМУ ВОЖДЮ

Усни, мой мальчик, глаза закрой.

Был рыцарем славным родитель твой,

А мать была леди, сама краса.

Твои эти башни, поля и леса.

Баюшки-баю, баю, бай,

Баюшки-баю, скорей засыпай.

Затишье рожок потревожил опять

Он стражу скликает тебя охранять,

И прежде окрасится кровью клинок,

Чем вражья нога переступит порог.

Баюшки-баю, баю, бай,

Баюшки-баю, скорей засыпай.

Мой мальчик, усни. Настанет пора,