Удивительно вырос этот "Шах" - три подряд идущих угла в сумме составляют 180 градусов, следующих три угла - тоже 180. В целом, если учесть все три суммы, даже геометрическая прогрессия получается: 730, 360, 180, Каждая последующая сумма углов ровно вдвое меньше предыдущей. Матушка-природа что хочет, то и вытворяет! Попробуй в лаборатории воспроизвести такое... А может, это не матушка-природа? Впрочем, чушь, не следует отвлекаться.

- Что у тебя с ухом? - спросила подошедшая Ирина.

- Поцарапался, - отмахнулся Марат.

- Ужинать пора, зови Камилку.

Жена отобрала книгу и положила на столик в головах дивана.

Марат укоризненно посмотрел на маленькую Ирину в нарядном вышитом переднике, закряхтел недовольно и вышел на балкон. На широком пространстве между параллельно поставленными многоэтажными домами резвилось молодое поколение. Девочки в ярких коротких платьицах скакали по очерченным мелом квадратам, играли в мяч; голенастые мальчишки висли на перекладине, с криком гонялись друг за другом, скатывались с железных горок.

Вот в чем прелесть подмосковных городков - в широких дворах. Да еще лес с грибами и ягодами, река с рыбой и раками. И никаких машинных грохотов, вони и асфальтового пекла.

Марат, сощурив глаза, высмотрел с восьмого этажа черную голову сына и щелкнул языком. Услышав знакомый хлесткий звук, который во всем городе мог произвести только папа, Камилка замер на месте и задрал голову. Марат призывно махнул рукой - ужинать, мол. Через пять минут запыхавшийся и, естественно, мокрый от пота сын ворвался в квартиру.

За ужином Камилка, как обычно, размахивал вилкой, крошил хлеб и после каждого съеденного куска выстреливал вопрос:

- Пап!

- Ась?

- А чем кардинал Ришелье лучше Мазарини?

- Ну, видишь ли... - рассеянно объяснял Марат.

- Пап?

- Сынок, ешь живее, все стынет, - вмешивалась Ирина

- Пап!

- О?

- Почему это я не вижу спутников Юпитера, хотя мой телескоп мощнее, чем у Галилея?

- Потому что он сам шлифовал линзы, а ты их купил в аптеке.

- Пап!..

После ужина Ирина принялась мыть посуду, Камилл убежал с самодельным телескопом во двор, а Марат опять уткнулся в ферсмановские алмазы.

Итак, все грани октаэдра в "Шахе" имеются, причем шесть из них заостряют концы удлиненного кристалла. Марат рассмотрел рисунок - один конец в плане выглядел шестиугольником, другой - пятиугольником. Любопытно... Пятиугольная симметрия присуща только живым организмам. Например, морским звездам. Академик Чернов любил говорить, что этот вид симметрии является способом борьбы белковых существ против кристаллического оцепенения. Значит, алмаз "Шах" тоже наполовину живой. Черт, опять его заносит в сторону... Марат перевернул было страницу, но вернулся к рисунку - было в нем что-то странноватое. Присмотрелся внимательнее: вроде бы пятиугольник и шестиугольник самые обыкновенные, разве что несколько неправильные... Ах, вон оно что! Если продолжить вот эти три стороны шестиугольника, то должен получиться равносторонний треугольник, Ну-ка, ну-ка...

- Пап, я только что видел кратер Тихо!

- Ты почему до сих пор не в постели?

- Так полнолуние же!

- Ну и что?.. Принеси транспортир и немедленно ложись спать! Куда только мать смотрит...

Камилл принес требуемое и немного постоял, просительно сопя. Но папа уже его не видел. Сначала он убедился, что построенный треугольник действительно равносторонний. Потом перемерил все углы шестиугольника. Что за черт?.. Три угла подряд в сумме составляли 360 градусов, и три оставшихся - опять 360! Если принять во внимание общую сумму углов шестиугольника и сумму углов равностороннего треугольника, то снова возникала геометрическая прогрессия: 720, 360, 180. Не слишком ли много каких-то непонятных закономерностей для одного-единственного кристалла, пусть он даже будет самим "Шахом"?

Ну, аллах с ними, с гранями. Более притягательны сейчас надписи на них. Еще с детства религиозная бабушка обучала Марата по Корану разбираться в арабских буквах: "Ба-би-бу, ха-хи-ху". Интересно проверить - насколько крепка мальчишеская память. И Марат медленно потащил палец справа налево по гибким письменам. Первое слово читалось как "брхан", за ним следовало "нзмшах". А так как краткие гласные в арабском письме не изображаются, то все вместе следует читать "Бурхан-Низам-Шах". Дальше следовало непонятное слово "сани", потом палочка и три точки, что, конечно, означало тысячный год мусульманского календаря, и снова непонятное слово "снх"... Все правильно! Вот ниже Ферсман приводит перевод надписи, сделанный академиком С. Ф. Ольденбургом: "Бурхан-Низам-Шах второй. 1000 год".

"Ай да я! - мысленно похвалил себя Марат. - Хоть и не академик, а почти все прочитал сам. Странно только - зачем неведомый мастер вырезал слово "снх" - "год". Оно здесь явно лишнее, все понятно и без него".

Откуда-то издалека донесся голос Ирины.

- Что? - переспросил Марат.

- Я спрашиваю - спать собираешься или нет? Первый час уже.

- Отдыхайте, Ираида Петровна, не обращайте на меня внимания.

Ну, раз дело дошло до Ираиды, то мужа сейчас трогать нельзя. Ирина вздохнула, заплела на ночь платинового цвета косу, заглянула к Камилке, поправила на нем одеяло. И пошла спать.

На другой день она поднялась рано, приготовила завтрак, разбудила сына и проследила за его утренней гимнастикой. Накормила и отправила в школу, а сама принялась за уборку. Перетерла стеллажи влажной тряпкой, вымыла полы во всех трех комнатах, собрала белье для завтрашней стирки. А Марат все изучал Ферсмана (спал ли он ночью-то?), время от времени звучно щелкал языком и только приподнял ноги, когда она мыла возле него. К часу дня пришел развеселый Камилка с полным портфелем пятерок, и они втроем пообедали. Потом Ирина с сыном пошли в лес, оставив Марата обложенным томами энциклопедии и книгами по кристаллографии и минералогии. Домой вернулись усталые и пропитанные весенними запахами.

Их ожидала загадочная картина: дорогой папочка сидел на кухне и вырезал из моркови нечто продолговатое и граненое как карандаш. На столе грудилась искрошенная морковь и картошка.

- Что с тобой? - удивилась Ирина. - Не хочешь ли ты к ужину нажарить моркови?