Я по-прежнему виновато молчу. Он, раскаляясь, продолжает:
- Молчишь?! А он сказал бы, что, мол, второго Героя в полку потерял... Наказать бы вас всех, к чертовой бабушке!
"Тяжелее наказания, чем гибель товарищей, не придумаешь"...
...Однажды, это было в Венгрии, майор Кондратков сообщил нам, словно уже наступило мирное время:
Сегодня вылетов не будет. Выходной день с разрешения вышестоящего командования. Пускай товарищи побывают в округе, посмотрят на заграничную жизнь.
Мы с Женей никуда не поехали.
- Поедим, как люди в столовке, - сказал он. До чертиков надоели эти термоса.
Ясный, солнечный, тихий, как будто и в самом деле, довоенный выходной день. Сидим в столовой. Никуда не торопимся.
Вдруг открывается дверь, и к буфету идет какой-то старший лейтенант. Остановился к нам спиной. Женя громко с улыбкой говорит:
- А где-то я видел эти уши...
Старший лейтенант оборачивается. Его лицо расплывается от радости. Он опрометью кидается к нашему столу.
- Сашка! - вскрикивает в один голос с Женей. - Откуда? Живой?!
Неожиданная и потрясающая встреча. Это был штурман Саша Иванов - воздушный стрелок командира полка гвардии подполковника Зуба.
Кидаемся в объятья.
- Рассказывай, Сашка!
- Помните был приказ прорвать "Голубую линию"?
- Еще бы. Этот орешек!
- Гибель Николая Антоновича разве забудешь?..
- Вот и я об этом. Летим мы. Все нормально. Скоро цель. Вот-вот, думаю, он скажет, как всегда спокойно: "Внимание, внимание! Подходим к цели!"
Вдруг машина содрогнулась и повалилась на крыло, как неуправляемая.
Я кричу:
- Николай Антонович!
В наушниках мертвая тишина.
- Николай Антоныч?!
Самолет стремительно идет к земле. Страшный взрыв выбрасывает меня из кабины. Дергаю кольцо парашюта. Он не успел раскрыться. Перед глазами мельтешит земля. "Ну, думаю, конец". Рухнул на землю.
Очнулся в лагере для военнопленных.
Пришли два эсэсовца. Сначала запугивали. Потом пытали. Отлежался от побоев и говорю: "Да, я воздушный стрелок командира полка, солдат Красной Армии, а больше от меня никаких сведений не ждите. То, что мы вас рано или поздно разобьем, это сами знаете... А больше ничего не скажу, хоть убейте..."
Пытали, гады, еще несколько раз. А потом вдруг бросили. Видно, не до меня им, сволочам, было. Наши начали наступление.
Повезли в наглухо закрытых телячьих вагонах куда-то на запад.
Едем по Польше. Охраняет фашист с автоматом. Пристукнули, сломали решетку и стали выпрыгивать из окон вагона. Все двадцать два человека ушли. Пересидели в какой-то деревушке у поляков. Снабдили они нас одеждой и поддерживали едой. Не выдали. А тут вскоре наши начали наступление. Мы к своим. Прошли мы всякие проверки, ну, как обычно в этих случаях. Узнали, что я из авиации и отправили в летную часть. С ней и дошел до Венгрии.
- Что с Николаем Антоновичем?
- Не знаю, братцы наверно погиб. Когда меня выбросило из кабины, не помню. Очнулся, смотрю, земля бежит перед глазами... Рванул кольцо. Очнулся уже в лагере. Наверное, сознание потерял от удара.
...Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, охватывая Будапешт, быстро продвигались и замкнули кольцо далеко западнее города. Немецко-фашистская группировка оказалась окруженной в Будапеште.
Враги поспешно оставляют восточную часть города - Пешт и устремляются в западную часть - Буду.
Новый командир дивизии полковник Терехов ставит задачу:
- Воспрепятствовать с воздуха переходу немцев из одной части города в другую.
А ночью вызывают меня к комдиву. "Вот, думаю, еще ночных бдений не хватало. И так спим вприглядку..."
Комдив встречает меня у порога, почему-то шепчет:
- Очень важное задание. Пойдешь в группе под командой подполковника Красночубченко. О цели полета он тебе сам скажет.
Подполковник Красночубченко - наш временный начальник, опытный командир. Он организовал четкую работу на аэродроме и в воздухе.
Оказывается, надо было перелететь поближе к Будапешту, на аэродром Тёкёл и продолжить выполнение поставленной ранее задачи.
Перелетели. Цель была настолько близко, что не успеешь набрать высоту уже бьет зенитка.
За день вылетаем по восемь-двенадцать раз. "Висим" над Будапештскими мостами не пускаем врага из Пешта в Буду. Через несколько дней на наших глазах мосты взорвали, как только они стали им не нужны. В нескольких местах вспыхнули мощные взрывы. И от редких по красоте мостов остались торчать лишь одни быки. Мосты восстанавливали потом наши саперные части.
Окруженные в западной части Будапешта своим войскам немцы стали сбрасывать с транспортных самолетов боеприпасы и продовольствие. Над городом висел белый, как молоко туман. Самолеты не всегда выходили точно на цель и нередко сбрасывали грузы в расположение наших войск.
Один парашют приземлился рядом с аэродромом. В мешке были консервы и шоколад.
- Смотри-ка, драпают фрицы, а еще шоколадом прикармливаются, - усмехается Сергей Годованюк.
- Мабудь, эрзац, - замечает Сергей Малютенко. - Треба разобраться.
Продуктами трофейными все же воспользовались. А тем временем упал еще один "подарок". Из мешка выпала кассета и рассыпалась. Оказались там пехотные мины. Они были нам ни к чему. Ребята шутили:
"Шоколад у немца, видно, кончился. А мины еще остались.
Герой Советского Союза Иван Павлов вспоминает:
"Летал я в районе между Балатоном и Дунаем. Два захода сделал на цель, сбросил бомбы на мотопехоту. Веду свою группу домой. Все в сборе, кроме молодого летчика Трифонова. Сели, а его самолета не видно. Дня через два возвратился в полк.
- Феофилакт, что сучилось? - спрашиваем у него.
- Отстал малость. Мотор слабоват, никак не мог вас догнать. Вот меня "худые" и клюнули...
- Традиций полка не знаешь, - говорит ему майор Провоторов - или жизнь надоела?
- Какие традиции, - растерянно отвечает Трифонов, а сам смотрит на нас. Я не нарушал...
- Хочешь жить, держись в строю, - поучительно повторяет майор Провоторов всем нам известные слова. - Ладно, вот сообщение, - обращается он ко мне, "Ваша группа уничтожила двадцать девять бронемашин противника. Путь для кавалерии свободен".
Войска 3-го Украинского фронта продолжают продвигаться вперед. Фашисты с боями отступают. По дорогам растянулись колонны автомашин с пехотой противника. Такого огромного количества людей и машин мне еще не приходилось видеть ни разу за всю войну.
Западнее города Веспрем небольшая речушка. У узкого места, на переправе, образовалась пробка.
Разведка доносит:
- В районе Веспрем около тысячи машин противника и много пехоты.
Получаем проказ:
- Бить по скоплению войск и техники противника!
На задание вылетело около двадцати самолетов, нагруженных противотанковыми бомбочками. На одном штурмовике их около двухсот пятидесяти штук, каждая по полтора килограмма весом. Одной такой бомбочки направленного взрыва достаточно, чтобы прожечь верхнюю броню среднего танка.
Населенный пункт, как муравейник, кишит фашистскими автомашинами. Встаем в "круг", высыпаем, словно горох, бомбочки на автомашины и пехоту противника.
Зениток нет. Появились два "фокке-вульфа", но подойти поближе не рискнули. Обрабатываем противника с толком, с расстановкой. Улетаем после того как из-за дыма уже ничего невозможно больше разобрать.
Крепко побили фашистов.
Сохранился снимок о результатах удара первых двух экипажей. При дешифровке пленки было отчетливо видно пятьдесят уничтоженных и горевших машин. А всего в том боевом вылете было уничтожено не менее двухсот автомашин противника.
Новые самолеты в полк поступали регулярно. За каждым летным экипажем был закреплен самолет, но иногда, особенно в дни напряженных боев, случалось, что машин не хватало. Тогда приходилось летать и на "чужих" машинах. Однажды на моем штурмовике полетел Вася Харченко. Его подбили, он сел на своей территории, спустя день вернулся в полк и говорит: