А когда пошли в цех, то командир полка, выступая перед рабочими, рассказал об этом случае в кабинете директора и попросил выпускать побольше для фронта этих замечательных машин.
Наконец мы получили новые машины. Перегнали их с заводского на перегоночный аэродром., где мы временно базировались.
В полк пришло пополнение молодых летчиков: Павел Хлопин, Александр Кубай, Захар Кочкарев, Николай Майоров, Борис Кисилев и другие крепкие ребята, хорошие летчики - сержанты. Позже, участвуя в боях, они быстро становились офицерами.
Мы знакомились с нашими новыми товарищами. Около месяца вели тренировочные полеты. Проверяли технику пилотирования, отрабатывали полет по приборам, вели учебно-тренировочные бои.
Все мы изредка ездили в город, а иногда Коля Тимофеев, Вася Гаврилов и я оставались на ночлег у одной старушки, в маленьком деревянном домике, неподалеку от аэродрома.
Старушка проводила двоих своих сыновей на фронт, жила одна и никак не соглашалась взять с нас деньги.
- Что мы, ироды какие? - потешно взмахивала она каждый раз руками, когда заходила речь о квартирной плате. - Дом-то пустой. Живите, сколько хотите..
- Жить нам, мамаша, здесь долго некогда, - говорил ей Гаврилов. - Нас немец ждет. Видишь, даже наступление на нашем фронте остановил: ждет нашего приезда. Не веришь, на, почитай газетку...
Мы смеялись. А старушка, поняв, наконец, что Гаврилов с ней шутит, беззлобно ворчала.
- Хватит тебе, балабон. Ты, вот лучше скажи, - обращалась она к Тимофееву, к которому питала особую симпатию за подтянутость и аккуратность. - Скажи вот, скоро ли немца окаянного прогоните?
- Скоро, Матрена Федоровна, скоро. Как только немца покрепче измотаем и свои силы побольше соберем. Так и погоним его в хвост и в гриву.
- Дай-то господь.
Николай Тимофеев серьезно и с почтением разговаривал с хозяйкой дома. Она с живым интересом слушала его рассказы и любила коротать с нами вечера. От денег она по-прежнему отказывалась, и Николаю еле-еле удалось уговорить ее чай, сахар и несколько банок свиной тушенки.
Вечером, когда мы возвращались с аэродрома, она обычно ставила самовар и угощала нас чаем. Николай читал ей газеты или рассказывал случаи из фронтовой жизни. Увлекался, был он большим фантазером и любил помечтать вслух. Однажды сидим за чаепитием. Коля, чтобы не обижать старушку, опорожнил второй стакан, отдышался и мечтательно говорит :
- Вот разобьем скоро фрица. И подамся я знаете куда?
- Куда же ты, милый, пойдешь? - Бабушка отодвигает чашку и умиленными глазами смотрит на свою симпатию.
- А-а-а, не знаете куда? В аэрофлот пойду.
- Это кто же такой? - удивленно вопрошает старушка.
- Это не кто, а что! - смеясь, замечает Гаврилов.
- Да ну тебя! - отмахивается старушка и смотрит на Тимофеева.
- Это гражданская авиация, - поясняет тот. - перевозит людей и грузы. А я буду новые трассы открывать. Новые воздушные дороги прокладывать!
Мы с пониманием смотрим на нашего друга. Старушка допивает остывший чай. А наш друг мечтательно продолжает:
- Спросят люди, а кто проложил трассу Москва, скажем, какой-нибудь там Сидней? А люди ответят : летчик гражданской авиации, пилот первого класса Николай Константинович Тимофеев.
А несколько дней спустя закончилось формирование полка. И мы, попрощавшись с гостеприимной, всплакнувшей хозяйкой дома, полетели в район Грозного, где немцы опять сосредотачивали крупные силы, стремясь захватить нефтеносные районы.
По дороге совершили несколько запланированных посадок. Они были, пожалуй, ничем особенным не примечательны, за исключением одной.
Летели на небольшой высоте. Внизу степь, степь, степь. Широкая, по-осеннему желтая, опустевшая и какая-то унылая в однообразии своих красок.
Вечереет.
Темнота в степи наступает неожиданно быстро. Надо торопиться долететь до места очередной нашей посадки.
- Подлетаем к аэродрому! - слышу в наушниках голос командира полка. Эскадрильи садятся в установленном порядке.
Сели, укрепили самолеты. Выставили караул. И пошли в сарай, неподалеку от летного поля. Небо чистое, звездное. Воздух прохладный, озерной солью пахнет. А в сарае свежая солома.
- Курите поосторожнее, - говорит начальник штаба полка майор Провоторов. А то кругом такая сушь.
Выкурив по единой на ночь, ребята, утомленные дальней дорогой, быстро заснули, кто где устроился. Вдруг среди ночи истошный крик:
- Пожар?!
Выскочили из сарая все, как по тревоге.
- Где горит? - спрашивает Провоторов у парня из нового пополнения, который выбежал в одном исподнем. Фамилию его уже сейчас не помню. Это он разбудил всех нас.
- Я, товарищ майор, малость перепутал, - сконфуженно говорит тот начальнику штаба полка Провоторову. - Проснулся а она висит над дверью, луна-то. Я ее свет за пламя по ошибке принял...
Обступили ребята незадачливого и растерявшегося парня. А Провоторов большой души человек говорит:
- Ладно, хорошо не в воздухе, а на земле случилось. А вот у нас как-то второй пилот на "ТБ-3" выпрыгнул с парашютом. Вышел он из кабины, только сменили его. Посмотрел, а на крыле огонь. С перепугу к люку и выпрыгнул. Отблеск луны тоже за пламя принял. Перелетели мы линию фронта. Зенитки нас встретили. Невдомек никому, что нет второго пилота. Только почти у самой цели вспомнили. А его нет... Отбомбились, идем домой. Хорошо еще, что экипаж большой без второго пилота... Сели. А часами тремя позже он тут как тут. Дали тогда ему десять суток строгого ареста. Отсидел он и поумнел сразу... - эту последнюю фразу Провоторов сказал, обращаясь к незадачливому сержанту. А потом уже ко всем: - Ну, пошутили, товарищи, и досыпать пора!
Вдоволь еще насмеялись мы в остаток ночи, так и не заснули до подъема. Ранним утром взлетели и благополучно добрались к вечеру домой. Там два дня передохнули и полетели на задание - бомбить моторизованные части противника.
Искали, искали скопления немецких войск. Нигде не нашли. Прилетели домой, доложили. А командир полка гвардии майор Зуб смеется и говорит:
- Считайте, что это было продолжение учебных полетов. Ну, так для тренировки...
Командир полка давал возможность новому пополнению летчиков немного освоиться с обстановкой боевых полетов в условиях Кавказа.
Командир, не знающий поражений
С отважным и хорошо знающим дело командиром наше знакомство состоялось в самое тяжелое время для полка, когда мы, "безлошадные", находились в резерве.
Он стремительно вошел в школьный класс, где размещался летный состав и после обычного приветствия присев на топчан просто, без рисовки сказал:
- Я ваш командир полка. Фамилия моя Зуб. - И, посмотрев смеющимися глазами на Ивана Карабута, заметил : - Прошу не путать: Зуб, а не зуд...
Ребята сразу к нему с вопросами:
- Когда дадут самолеты?
Майор Зуб встал во весь рост. Похож он был, и внешне и внутренне, на русского былинного богатыря. Окинул нас всех цепким взлядом и твердо сказал:
- Летать будем! Самолеты получим в Куйбышеве.
И так же стремительно ушел, как и появился.
А вечером того же дня меня вызвали к командиру полка. Вошел, доложил, как положено по форме.
- Садитесь, Сивков!
Сел на край табуретки.
- Хочу назначить вас замом к Кондраткову, - без обиняков начал майор. Как смотрите?
- А самолеты?
- Будут!
- Справлюсь ли?
- Вам виднее, вы же командир звена...
- Групп самостоятельно еще не водил...
- Поведете. Вы что думаете, я всю жизнь полком командовал?
Николай Антонович Зуб родился в 1911 году на Украине, в селе, недалеко от города Николаева, в крестьянской семье.
Его отец погиб на фронте первой империалистической войны. Мать осталась с двумя малолетними сыновьями. Вырастить их помог матери Прасковье Яковлевне брат погибшего отца, Семен Сергеевич Зуб.
Рос Коля тихим любознательным мальчиком. Ничем особо не отличался от своих сверстников, разве что слово умел держать крепко и, по-видимому, по этой причине уже тогда верховодил среди таких же как и он ребят - пионеров.