– Ну.

– Хуйну! Демон и есть оттуда. Это они Сатану вызывают, врубаешься? Когда Са-тана придет – всё по кайфу будет. Жратвы всем навалом, бухла, прикид самый крутой. Чурок всяких вкалывать заставят, а Россия станет самой главной в мире. Америкосы за щеку у нас будут брать и радоваться, что разрешаем.

– А чё, Сатана, что ли, такой хороший? Он, вроде, в ад всех тягает, а там на ско-вородках жарит, – поведал Лёха с сомнением. – Ни фига не клёво, если он здесь появит-ся. Меня чё-то пока на сковородку не манит. Скажи, Серый!

– Базара нет, – согласился с ним старший.

– Ну, вы как лохи! Это всё попы насвистели, ясно? На самом деле Сатана ваще конкретный мэн. И духи его, черти разные – тоже братва клёвая. Вот вызовем одного, сами увидите. Будете по своей деревне на гоночных Хондах рассекать!

– Ладно гнать, – сказал старший. – Ещё никого не вызвали. Да и твой Демон, он чё – Мерс у духов выпросил? Он, может, сам свистит.

– Не. Ему ничего не надо. Он за принцип, понял? Россия – чемпион, все осталь-ные – в жопе. Когда так будет, все на Мерсах и на Хондах ездить будем. – Клаус помол-чал. – Я, типа, тоже за принцип. Победа или смерть, поняли? Вот так.

– А я вспомнил, где чёрная кошка есть, – сказал вдруг Лёха. – В школе, в столо-вой!

– Точно, – поддержал его старший брат. – Постоянно мясо хавает да рыбу. Жир-ная, сволочь!..

– Тогда сегодня вечерком забуримся? – предложил Клаус.

– Базара нет, – сказал Серый, а Лёха кивнул.

В двенадцатом часу вечера по заднему школьному двору прошмыгнуло три маль-чишеских силуэта и растворилось в тени стены. Коротко вжикнула застёжка-молния на сумке, звякнуло железо.

– Дурак, нафига ломать? – громко и недовольно зашептал Серый. – У меня ключ есть. Не совсем подходящий, но маленько поковыряться, дак откроется.

– Вы чё, уже лазили? – спросил Клаус, пряча обратно в сумку небольшой гвоздо-дёр.

– Не раз, – сказал Серый, осторожно отворяя дверь запасного выхода. – В учи-тельской видик, и окошки хорошо зашториваются. Мы порнуху смотрели. Лёха вон все трусы обкончал.

– Сам ты обкончался, – вскипел Лёха. – Мне наоборот противно было. Фигню ка-кую-то смотрели. По баням подсекать и то баще.

– А сторож? – вдруг опомнился Клаус.

– А у сторожа дом через дорогу. Он как в десять уйдет, так только к пяти заявится. Дома-то спать всяко баще.

– И вы до сих пор ничего не стырили? – поразился Клаус. Братья отрицательно и с долей недоумения покачали головами. – Вы точно лохи! – вынес Клаус вердикт.

– Сам ты лох. Тебе хорошо, ты нездешний. А у нас если мамка узнает, что мы че-го-нибудь украли – палец отрубит, – пожаловался Лёха. – Скажи, Серый!

– Базара нет, – подтвердил с уверенностью в голосе старший. – А батя узнает – вообще убьёт.

Клаус завел глаза и резко выдохнул: «п-х!», выражая крайнюю степень изумления и презрения. Про себя он решил, что непременно воспользуется валящейся прямо в руки удачей. Чуть позднее. Например, на будущей неделе.

Из-за темноты никто из братьев его пантомимы не увидел и не оценил.

Быстрым шагом мальчишки добрались до столовой. Серый посветил зажигалкой. Возле двери, свернувшись калачиком, спала крупная собака. Клаус вздрогнул и замер, прикрываясь сумкой. Суки тормозные, думал он о братьях, медленно пятясь. Блин, сей-час нам всем хана!

Собака лениво подняла голову, насторожила острые уши, понюхала воздух. А за-тем устроилась в прежней позе и, кажется, снова задремала. Братья, мало обращая на неё внимание, действуя умело и слаженно, вынули из двери узенькую дощечку. Было ясно, что дощечка выполняет чисто декоративные функции. Лёха просунул внутрь руку, не-долго покопался, замок щёлкнул и дверь распахнулась. Старший присел к собаке и при-нялся поглаживать, трепать за ушами, что-то успокоительно нашептывая. Собака без особого энтузиазма постукивала хвостом по полу.

– Быстро проходи, – скомандовал Клаусу Серый. – Только не бегом.

Клаус повиновался. Стоило ему очутиться в столовой, Серый оставил собаку, в два шага догнал его, и захлопнул за собой дверь.

– Пересрался? – спросил он, внимательно изучая в трепещущем свете пламени за-жигалки лицо Клауса. – Здоровенная, да?

Клаус не ответил. Он немилосердно корил себя, что связался с этими придурками. Но Демон сказал: всех кошек надо кончить в Петуховке. Семь штук, одна в одну. Это – важно. Иначе никакое братство люциферитов Клаусу не светит. А светит петелька на шею. «Пусть она здесь и останется, – усмехнулся Демон, подёргав проволоку, что гото-вил Клаус для “заказанной” Мурки. – Как напоминание, что ты – мой должник. Во вре-мени не ограничиваю. Главное, чтобы ритуал был соблюдён. А поймают…» Он много-значительно посмотрел Клаусу прямо в глаза. Молча, щерясь широким тонкогубым ртом с дырой на месте одного из верхних резцов. Клауса продрала дрожь. Он совершенно чёт-ко понял, что попадаться нельзя ни в коем случае.

– Где она? – спросил Клаус. – Кис-кис, эй, топай сюда! Гляди, у дяди Клауса ва-лерьяночка для тебя! Кис-кис-кис! А вдруг её нету? – забеспокоился он. – Может, она гу-лять ушла?

Опровергая его слова, откуда-то из-за дальних столов показалась кошка. Видимо, запах валерьянки раздразнил её чуткие ноздри даже на таком солидном расстоянии. Чем меньшая дистанция их разделяла, тем быстрее двигался зверек. Последние метры до ду-шистой лужицы, растёкшейся на полу, кошка преодолела тяжёлой рысцой. Короткий, кривой на кончике – не иначе, сломанный и неправильно сросшийся – хвост торчал тру-бой. Она действительно была очень толста, короткая гладкая шерсть лоснилась. Сытая жизнь при кухне шла ей впрок.

Кошка противно мяукнула и начала лизать пол, ничуть не смущаясь присутствия мальчишек.

– Короче, чуваки, – сказал Серый задумчиво. – Облом. Она же, как налижется, сдуреет. Нам её не взять тогда, железно. Да и вообще, как мы её прибивать будем? Исца-рапает же в кровь. Надо чё-то типа мешка.

– Я могу курточку отдать, – с готовностью предложил Лёха.

– Новую-то? – пронзил его недовольным взглядом Серый. – Да ты офигенно крут, брателло! Ты ещё трусы свои отдай.

Лёха поскучнел. Серый не унимался:

– Клаус, ты чё молчишь? Ты об этом не подумал, что ли? Или мы её сначала кок-нем? А чем, гвоздодёром?

– Отставить кокать! – с ноткой превосходства сказал Клаус. – Я в валерьянку сно-творное добавил. Щас отрубится.

Кошка, досуха вылизав пол, принялась тереться об него мордой, смешно буксуя задними лапами, выгибаясь и перекатываясь через спину. Не прошло и минуты, как её движения сделались замедленными, неуверенными. Наконец она замерла, лёжа на боку, только передние лапы с растопыренными когтями чуть подрагивали.

Клаус тронул её ногой. Кошка не отреагировала. Тогда он взял её за хвост и под-нял высоко в воздух, демонстрируя братьям. Затем почти бережно уложил в сумку.

– Где пришлёпаем? – спросил он. – В учительской?

– Не, лучше на географии. Во, Георгин порадуется! – сказал Лёха. – Брателло, прикинь, на географии клёво будет?

– Базара нет! – сказал Серый, злорадно ухмыляясь.

Школа сделалась уже совсем тёмной, и идти по ней было жутковато. Спотыкаясь, подбадривая друг друга матерками и насмешками, они поднялись на третий этаж. В са-мой глубине рекреации, возле огороженной решёткой железной лестницы, ведущей на чердак, располагался кабинет географии. Тут, в тупике без окон, темень стояла запре-дельная, такая, что казалось, её можно черпать горстями. От чердачного люка припахи-вало пылью и голубиным жильём. Лестница, ведущая из тупика вниз, была заперта хлипкой двустворчатой дверью с висячим замком. Пожарная безопасность нарушалась прямо-таки вопиюще, зато уборщице не приходилось мыть дополнительные лестничные марши.

– Мрак – могильный, – попытался разрядить обстановку Клаус, но вышло только хуже.

– Ты думай, чё говоришь! – озлобленно набросился на него Серый.

Огонёк зажигалки, который он из экономии убавил до минимума, ругая себя за то, что не догадался прихватить фонарик, только усугублял положение. В зарешеченном углу метались тени и, кажется, что-то копошилось. Лёха вдруг запаниковал, отбежал к широкому центральному окну, из которого сочился кое-какой свет от луны и фонаря в школьном дворе, и звенящим голосом сказал, что всё, останется тут. А если его попыта-ются от окна оттащить, он так заорёт, что мало никому не покажется. Он вцепился в ба-тарею парового отопления как клещ и смотрел на товарищей огромными, блестящими от слёз глазами. Его было не узнать.