Сознание уплывало. Но оно успело еще вернуться памятью на Землю, прижаться к ней, родной, бесплотным телом, вспомнить и вобрать ее материнский запах и даже, кажется, потереться о нее щекой.
Глава 4
ОСТРОВ
Если принять на веру, что крепкий сон является маленьким подобием смерти, то выходит, что все мы преспокойно умираем каждый вечер сладкой смертью, а утром вновь рождаемся, с той только разницей, что помним до мелочей прошлую жизнь - то есть вчерашний день. Не исключено, что наша подлинная смерть также чередуется с жизнью, но только с большей амплитудой: мы просыпаемся к ней вновь и вновь, и каждое рождение равносильно пробуждению в новом теле, с абсолютно, ну просто вчистую стертой памятью. Словом - засыпай ли ты, умирай ли, но, пока вертится мир, тебя рано или поздно неизбежно настигнет новое утро. Говорят, что некоторые счастливчики даже припоминают кое-что из предыдущей фазы бытия вплоть до своего тогдашнего имени, а порой телефона и места жительства, то есть в буквальном смысле - паспортных данных! И, представьте себе, возвращаются иногда в прежнюю семью! Бросая, естественно, новую, уже порядком поднадоевшую и нищую к тому же. Но это уже тема для отдельного исследования, а может, и диссертации - не нам, увы, не нам!
А все к тому, что для Степана Ладынина, вроде как безвременно усопшего среди развалин чужой, совершенно не пригодной для его жизни планеты, через какое-то время вновь наступило утро. То есть пора просыпаться, что он и сделал - открыл глаза и протер их, с трудом соображая, где находится.
Кругом было зелено - куда ни глянь, взгляд натыкался на буйную растительность, прущую из каждой щели. "Где я?" - была первая мысль, а вторая: "Что-то с памятью моей стало?.." Да нет, с памятью у Степана был полный порядок: он хорошо помнил, в каком неприглядном месте они с драконицей "отбросили коньки", и все предыдущие события, вплоть до последних слов дракони-цы: "Это конец..." Ну, насчет конца это было спорно, а вот голова малость побаливала. Мозги, как пассажиры, колыхались в ней при каждом движении, больно ударяясь там о стенки, мешая обдумывать ситуацию. Но еще больше мешал сотрясавший окрестности рев чего-то похожего на вгрызающийся в породу экскаватор. Как и следовало ожидать, это оказался не экскаватор.
Источник звука - драконья туша - лежала у Степана под боком и спала, как дитя на пикнике, утопая в зелени и сладко всхрапывая. Никаким "концом" тут и не пахло, одно удивило Степана - он-то полагал, что драконы должны спать стоя, а эта вела себя запросто - где упала, там лежу. Зато согревала она знатно: исходившего от нее тепла хватило бы, наверное, на отопление гаража в зимний период. Для нее же гаража - если бы они все-таки попали на Землю и возникла бы проблема с ее размещением.
Степан решил драконицу не будить, да и мудрено ему б было ее растолкать. Поднявшись и набрав полную грудь свежего воздуха, он отправился по окрестностям - следовало осмотреться здесь в поисках какой ни на есть разумной жизни, ну и вообще для приблизительного уяснения обстановки.
Место, как он скоро понял, было то же самое, куда они вчера попали и где рухнули в беспамятстве, неясным только оставалось происхождение зеленых растений, обнаруживших вдруг феноменальный рост, совпавший с прибытием гостей на планету. Вероятно, их появление действительно с чем-то совпало - например со здешним восходом. Теперь в самом деле было куда светлее, хотя солнце совершенно не проглядывало сквозь застилающую небеса плотную дымку. По той же причине не просматривался горизонт. Надеясь все же обозреть близлежащие просторы, Степан стал взбираться на торчавший почти вертикально бетонный блок, цепляясь за лианы и оскальзываясь; с набором высоты он начал чувствовать боль в легких, словно покорял не руину, а Эверест. "Черт возьми, да на горном плато было легче дышать!" - подумал он, вскарабкиваясь наконец на вершину. Огляделся и тихо присвистнул.
Вокруг того места, где они с рептилией устроили спонтанный бивуак, развалины были сплошь покрыты зеленью (абсолютно сплошь), образуя почти правильный "садовый круг" диаметром мет
ров в сто. А со всех сторон этот оазис окружала, насколько хватало глаз, унылая помойка без малейших признаков растительной и какой-либо иной жизни, подернутая клочьями ядовитого, в чем не приходилось сомневаться, тумана.
Тут Степан почувствовал слабость - вроде той, что накатила сразу по прибытии, и побыстрее спустился вниз. Здесь дышалось, словно в оранжерее, и со всех сторон тихо шелестела листва, хотя ветра не было ни дуновения - просто она все еще перла. А он глядел и удивлялся: ну не "зверь" же в самом деле ее из земли вытягивает! И потом - выделенный растениями кислород должен был рассасываться, теряться в атмосфере. Так нет - в одном месте плотно держится. Загадок было предостаточно, но общий вывод напрашивался следующий: тут проснулась какая-то природная аномалия - сразу после того, как Степа с бргрдлом сюда угодили. Такие чудеса "зверю" по силам, хотя кто знает границы его возможностей? А может, так сказалось воздействие трансверсионного канала на участок здешней почвы? "Что толку гадать, - решил он, - от добра добра не ищут". Теперь главное было выяснить, имеется ли хоть какая-то возможность отсюда выбраться. "А то как бы не пришлось коротать век в этом садике, жуя травку", - думал Степан, направляясь обратно к драконице, чей храп незадолго перед тем прервался.
К великому изумлению и даже ужасу Степана, драконица тем временем предавалась тому самому занятию, которому он не хотел бы посвятить всю оставшуюся жизнь, то есть - с превеликим аппетитом паслась.
- С добрым утром! - сказал он, на время оторвав ее от дела: повернув шею, она уставилась на него левым глазом, рыкнула приветственно с набитой пастью и вновь зарылась мордой - то есть, пардон, своим миловидным личиком в недоеденный куст.
- Вы бы поосторожнее, вдруг они ядовитые! - предупредил Степа, подумав про себя, что все равно поздно: если так, то отравление ей уже обеспечено, судя по обглоданной площади.
- Грум, чавк, хр-руп-руп! - донеслось из куста нечленораздельное возражение.
- А-а, - сказал он, якобы понимающе, - ну тогда приятного аппетита!
