- На днях ее встретила. Она была какая-то не своя. Помоему, ждала, что ты придешь мириться. Не сердись, Левой, но ты ведешь себя по-свински. Говорю это тебе по-родственному и по-товарищески. Честное слово, нельзя так.

- Спасибо! - сказал я и надел пальто.- Пойду. Уже поздно. Спокойной ночи.

- Когда будешь свободен, заходи. У меня к тебе дело. Благо, теперь не далеко ходить.

- Зайду,- пообещал я.

И, не оглядываясь, спустился по темной лестнице.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Собираясь перейти улицу, я вдруг заметил Симоняна.

Он был еще далеко, и я решил притвориться, что не вижу его. Но тут же услышал:

- Левой!

Пришлось остановиться. Симонян, прибавив шаг, нагнал меня.

- Привет!

- Здравствуйте,- ответил я и, чтобы хоть что-то сказать, спросил: - Как поживаете?

Симонян, не отвечая, сказал: - Ты далеко живешь?

- Далеко.

- Очень?

- Пойдемте пешковд, - предложил я.

- Пошли,- обрадовался он.- Очень люблю ходить пешком.

На удице было безлюдно. Мы шли. мимо парка. Ветви деревьев поникли. Обещали, что зима в этом году и настоящие холода еще впереди, ждать их надо дней через десять - пятнадцать.

Мы долго шагали молча. Я начал злиться. И наконец не выдержал, спросил:

- Зачем вы меня окликнули?

- Люблю общество приятных людей,- ответил он.

- Это я-то приятный человек? С каких пор?

- С первого же дня, как знаю тебя. Я быстро распознаю людей.

Дошли до цирка. У киоска он остановился.

- Подожди, сигарет куплю. Ты какие куришь?

- У меля есть,- сказал, я.

Но он все-таки купил две пачки "Шипки" и одну протянул мне. Я попробовал отказаться, но он заставил взять, вдруг, говорит, пригодятся, ужасно ведь, если у.курящего человека нет ничего про запас и приходится маяться, скажем, целую ночь...

- Ведь уже тюд, как ты работаешь в институте? - спросил он.

- Чуть больше.

- А я уж пятнадцать лет на заводе,- сказал он.

- И столько же лет секретарем парткома?

Симонян засмеялся:

- Первый год я секретарем. А раньше был монтажником. Помню, вернулся с фронта, пришел на завод - пятый цех тогда строили. Тот, что возле котельной. В том цеху я и получил трудовое крещение.

- Вы долго были на войне? - спросил я.

Симонян цочему-то не ответил. И через минуту-другую задумчиво произнес:

- Странный ты какой-то, Левой!..

- Чем?

- Не знаю. Только вижу, чувствую - странный. Чудной малость.

- Это плохо?

- Нет. Сейчас нам таких очень даже недостает. Особенно среди молодежи. В голове у них все больше развлечения и ерунда. Не знаю, может, я ошибаюсь. Но так мне кажется. А может, я чуть от времени поотстал. Не знаю.

- Я тоже не очень вникаю и не знаю, что делается вокруг.

- А должен бы. Но это, наверно, потому, что ты сам себя еще не очень знаешь.

Я не стал возражать.

- У вас в институте там что-то не очень ладится, - переменил он тему разговора.

- Не знаю...

- Я все не могу понять, что происходит. Почему не дают людям работать во всю силу. В ком и в чем помеха.

- Не знаю.

- А может, никто никому ни в чем вовсе и не мешает?..

- Не могу сказать...

- Может, у вас просто маловато чудаков? - спросил Симонян.- Ты что, сегодня не в-духе?

- Есть малость.

Он не уточнял, отчего я не в духе. А если бы поинтересовался, я бы рассказал ему, как сегодня в полдень Джуля без лишних слов вдруг заявила мне: "Я хочу дать тебе добрый совет": "Слушаю тебя".

"Ты работаешь над какой-то темой".

"Да".

"И один".

"Один".

"Говорят, тема серьезная".

"Не знаю, возможно".

"Не скромничай,- сказала Джуля.- Наверно, и папа тебе помогает?" "Конечно, помогает".

"И ты один будешь работать над серьезной темой?" - с укором сказала она.

"Предпочел бы один. Если нельзя, не стану".

"Работай. До разве плохо, если, скажем, силами коллектива... Совместно... Ты понимаешь меня? У нас говорят: веник по прутику переломаешь, а весь, целиком, надвое не сломишь".

"Верно говорят".

"Я примерно о том же... Почему ты отказываешься работать с Рубеном? Если тема серьезная, в перспективе полезная делу, так надо по возможности быстрее довести ее и сдать производственникам!" "Я же сказал, дто предпочитаю пока работать один".

"Напрасно, Левой. Говорю тебе по-дружески,- Джуля нервно вертела в руках толстый синий карандаш.- Ты стремишься отколоться от коллектива".

"Ну разве у меня нет права самому заинтересоваться и заняться тойили иной темой?" "Дело твое! - сухо сказала Джуля.- Но если ты станешь упорствовать, мы будем вынуждены принять меры".

"Угрожаешь?" " П ре дупреждаю ".

"Спасибо, Джуля. Но знай, с Рубеном я никаких дел иметь не буду. И никто меня не заставит".

"Комсомол заставит".

"Не спекулируй. Ты, во всяком случае, не есть комсомол".

"Смотри какой философ!" "Может, ты потрудилась бы переменить, тон? А то некрасиво получится! Придется мне грубить двоюродной сестрице".

"Перед тобой не сестрица, а секретарь комитета комсомола!" - повысив голос, отчеканила Джуля.

Я опешил.

"Буду разговаривать с Айказяном". Джуля поднялась, давая понять, что разговор окончен.

"Не буду с ним работать",- сказал я.

" Будешь!" "Пристроила хахаля, да еще хочешь, чтоб с ним цацкались!" процедил я и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты...

Если бы Симонян спросил, я бы непременно рассказал ему, отчего я не в духе.

Мы подошли к остановке девятого троллейбуса.

- Дальше поеду,- сказал я.- Иначе до утра не доберусь домой.

- А я уже почти дошел. Сейчас придется давать жене объяснения за такое опоздание. Без этого она у меня не может. Ты женат?

- Даже успел развестись,- ответил я.

- Давно? - удивился он.

- Да уж недели две-три.

- Чепуха. Помиритесь. Прощай.

Он свернул направо, а я бросился к уже трогавшемуся троллейбусу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

- Мы решили сегодня съездить в Цахкадзор,- сказал Рубен.- Поедешь с нами?

- Зимой в Цахкадзор?..

- Конечно, дорогой. Неужто не слыхал, что в Цахкадзоре зимой прекрасно можно кататься на лыжах?

- И все же я не поеду.

- Ты, брат, консервативный мужчина... Тьфу, не то сказал! - Рубен усмехнулся и полушепотом добавил мне на ухо: - Если точнее, то ты сейчас вообще никакой не мужчина.

Я искоса глянул на него и, скрипнув зубами, проговорил:

- Человек я не агрессивный,, но в некоторых случаях не упускаю возможности расквасить рожу хаму.

Рубен попятился назад, отчего я предположил, что вид у меня был довольно грозный, а тон решительный.

- Бог с тобой, да ты совсем шуток не понимаешь! - пробормотал Рубен.Хоть бы выслушал до конца...

Я скрестил руки на груди.

- Говори.

- Не мужчина ты...

- Что?..

- Погоди... Дело есть. Обезьяна превратилась в человека не только для того, чтобы на ногах стоять, но и чтобы на лыжах тоже ходить,- скороговоркой выпалил Рубен.- Шучу, конечно. Такая привычка. Я постараюсь впредь, Левон-джан, раз обижаешься...

- Ладно, значит, отправляетесь походить на лыжах,уже спокойнее сказал я.- На меня не рассчитывайте. Я не охотник ноги ломать.

- Как знаешь...

- С понедельника начнем параллельные опыты,- входя в лабораторию, объявил Айказян.

Девушки и Рубен сделали вид, что поглощены процессами, происходящими в пробирках.

- Будем работать с двумя инициаторами,- Айказян взял листок бумаги и извлек из нагрудного кармана свои знаменитые авторучки.

Их было три. Красная, синяя и черная. И в каждой были чернила соответствующего цвета.

Он начертил на бумаге два круга, затем вписал в них красными чернилами химические формулы и начал пояснять. Точнее, он не объяснял, а давал указания. В завершение между прочим сказал:

- Напрасно ты мучаешься с жидким азотом. Мне кажется, и в простой воде можно дробить молекулы мономера. По-твоему, при температуре ниже нуля внутренние напряжения слабее? Подумай-ка над этим.