Натали покраснела. Сол удивился, увидав, как темнеет ее кожа, обычно цвета кофе с молоком.
— Это не мой пистолет, — призналась она. — Моего отца. Он держал его в своей студии. У него было разрешение, поскольку там произошло несколько краж со взломом. Я зашла туда в понедельник и взяла его.
— Можно мне посмотреть? — тихо попросил Джентри.
Натали пошла в прихожую, достала из шкафа плащ и вытащила из кармана пистолет. Она положила его на стол рядом с шерифом. Указательным пальцем Джентри легонько повернул его, пока дуло не оказалось направленным в пустую стену.
— Вы знакомы с пистолетами, профессор? — спросил Джентри.
— С этим — нет.
— А вы, миз Престон? Вы умеете обращаться с огнестрельным оружием?
Натали передернула плечами.
— У меня в Сент-Луисе есть друг, который показал мне, как стрелять. Надо прицелиться и нажать на спуск. Ничего сложного.
— А именно с этим пистолетом вы умеете обращаться?
Натали мотнула головой.
— Папа купил его уже после того, как я уехала учиться. Не думаю, чтобы он когда-либо пользовался им. Не могу себе представить, чтобы он выстрелил в человека.
Джентри поднял брови и взял в руку пистолет, осторожно держа его за предохранительную скобу.
— Он заряжен?
— Нет, — сказала Натали. — Я извлекла все патроны вчера, перед тем как выйти из дому.
Теперь настала очередь Сола Ласки изумленно поднять брови.
Джентри кивнул и нажал рычажок; из черной пластиковой рукоятки выскользнула обойма. Он протянул ее Солу, показывая, что она пуста.
— Тридцать второй калибр, да? — спросил Сол.
— Тридцать второй, — «лама» с уменьшенной рукояткой, — подтвердил шериф. — Милый пистолетик. Мистер Престон заплатил за него долларов триста, если покупал новым. Миз Престон, никто не любит, когда лезут с советами, но мне все же хотелось бы дать вам один совет, можно?
Натали коротко кивнула.
— Во-первых, никогда не цельтесь в человека из огнестрельного оружия, если вы не готовы им воспользоваться. Во-вторых, никогда не цельтесь из незаряженного пистолета. И в-третьих, если вам нужен незаряженный пистолет, убедитесь, что он действительно не заряжен. — Джентри ткнул пальцем в сторону оружия. — Видите вот этот маленький индикатор, мэм? Вот тут, где красная точка? Это называется индикатором зарядов, и красный огонек здесь не просто так. — Джентри оттянул затвор, из патронника вылетел патрон и со стуком упал на стол.
Натали побледнела. Теперь ее кожа приняла цвет мертвой золы.
— Это невозможно, — слабым голосом сказала она. — Я сосчитала патроны, когда вытащила их. Их было семь.
— Ваш папа, должно быть, вогнал еще один патрон в патронник, а потом опустил курок, — пояснил Джентри. — Некоторые носят оружие именно в таком виде. Так можно иметь в пистолете восемь зарядов вместо обычных семи. — Шериф снова вогнал в рукоятку обойму и щелкнул курком.
Натали слегка вздрогнула, услыхав сухой щелчок. Она глянула на то, что шериф назвал «индикатором зарядов»: красной точки больше не было видно. Она вспомнила, как вчера направила пистолет на Сола, будучи уверенной, что он не заряжен, и ей стало нехорошо.
— А что вы хотите сказать на этот раз, шериф? — спросил Сол.
Джентри пожал плечами и положил пистолет на стол.
— Я думаю, если мы решили охотиться за этими убийцами, тогда хоть кому-то надо знать, как обращаться с оружием.
— Но поймите наконец что оружие против этих людей бесполезно. Они могут заставить вас повернуть его к себе. Они могут превратить вас в оружие. Если мы станем охотиться за оберстом или за Фуллер, как одна команда, мы никогда не будем уверены друг в друге.
— Я все это понимаю, — сказал Джентри. — Но я понимаю и то, что если мы найдем их, они окажутся уязвимыми. Они опасны главным образом потому, что никто не знает об их существовании. И об их вампиризме. А мы знаем.
— Но нам неизвестно, где они скрываются сейчас, — возразил Сол. — Я думал, что подобрался к ним так близко. Я действительно был близок...
— У Бордена есть какой-то фон, окружение, — сказал Джентри. — У него есть легенда, есть кинофирма, друзья, коллеги. С этого можно и начать.
Сол печально покачал головой.
— Я считал, что Фрэнсису Харрингтону ничто не угрожает. Ему требовалось навести лишь несколько справок. Если это был оберет, он мог бы узнать меня. Я полагал, Фрэнсис будет в безопасности, а теперь он наверняка мертв. Нет, я не хочу, чтобы еще кто-нибудь оказался напрямую связан со всем этим.
— Но мы уже ввязались, — отрезал Джентри. — Мы уже по уши влезли во все это.
— Он прав, — заметила Натали. Мужчины повернулись к ней. В ее голосе уже не было слабости.
— Если вы не сумасшедший, Сол, — сказала она, — эти выродки убили моего отца ни за что ни про что. С вами или без вас, но я разыщу этих поганых убийц и найду способ воздать им по справедливости.
— Давайте прикинемся, что мы тут разумные люди, — вмешался Джентри. — Доктор, а эта Нина Дрейтон поведала вам что-нибудь во время ваших консультаций... нечто такое, что могло бы нам помочь?
— Нет, практически ничего. — Сол покачал головой. — Она все время упоминала лишь о своих снах и о смерти своего отца. Из этих разговоров я заключил, что она использовала свою Способность, чтобы убить его.
— А о Бордене или Мелани Фуллер?
— Не так прямо, но она упоминала своих друзей в Вене в начале тридцатых. Судя по ее описанию, это вполне могли быть оберет и Фуллер.
— Есть что-нибудь полезное для нас в этих рассказах?
— Нет. Лишь намеки на ревность и соперничество. И все.
— Сол, оберет ведь использовал вас? — сказал шериф.
— Да.
— И однако вы помните все до мельчайших подробностей. А разве вы не говорили, что Джек Руби и другие страдали чем-то вроде амнезии, после того как их использовали?
— Говорил, — подтвердил Сол. — Я думаю, что эти люди помнят свои действия как нечто, случившееся во сне, — если они вообще их помнят.
— Примерно так же, как психически ненормальные помнят насильственные эпизоды?
— Иногда, — кивнул Сол. — В других случаях обычная жизнь страдающего психозом — всего лишь сон, а по-настоящему он живет, только когда причиняет боль другому либо убивает. Но люди, которых использовали оберет и остальные, не обязательно страдают психозом — они могут быть просто жертвами.
— Но ведь вы помните в точности, что испытывали, когда оберет... владел вашим сознанием, — сказал Джентри. — Почему?
Сол привычным жестом снял очки и протер их.
— Это особый случай. Тогда шла война. Я был всего лишь евреем из лагеря, и он был уверен, что я не выживу в этой мясорубке. Ему не было никакой надобности тратить свою энергию и стирать что-либо в моей памяти. И потом, мне удалось бежать от оберста по собственной воле, когда я выстрелил себе в ногу и застал его врасплох...
— Я хотел вас еще расспросить об этом эпизоде, — произнес Джентри. — Вы сказали, что боль заставила оберста выпустить вас из-под его власти на пару минут...
— На несколько секунд, — поправил Сол.
— О'кей, на несколько секунд. Но все эти люди, которых они использовали в Чарлстоне, испытывали боль, страшную боль. Хаупт — он же Торн, бывший вор, которого Мелани Фуллер держала при себе в качестве слуги, потерял глаз и все равно продолжал действовать. Девочку Кэтлин забили до смерти. Баррет Крамер скатилась по лестнице, к тому же в нее стреляли. Мистера Престона... Ну, вы понимаете, о чем я хочу сказать...
— Да, — кивнул Сол. — Я много думал об этом. Так получилось, что когда оберет был... когда он был в моем мозгу — иначе это не передашь — я мельком ловил кое-какие его мысли...
— Нечто вроде телепатии? — спросила Натали.
— Не совсем. Во всяком случае, это не то, что обычно описывается в художественной литературе. Это больше похоже на попытку вспомнить утром обрывки сна. Но я уловил кое-что из мыслей оберста, когда он использовал меня для убийства того der Alte... старого эсэсовца... Достаточно, чтобы понять, что в его слиянии со мной в тот момент было нечто необычное. Он хотел прочувствовать все, что происходит, садистски просмаковать каждый оттенок чувственного восприятия. У меня сложилось впечатление, что обычно он использовал людей так, чтобы между ним и той болью, какую испытывала жертва, была какая-то прокладка, какой-то барьер.