Хэрод прибыл в Лос-Анджелес рано утром в среду, но ему потребовалось еще три дня, чтобы добраться до дому.

Став вдруг не в меру осторожным, он нанял машину и поехал на пляж Лагуна, где у Тары Истен был загородный дом. Он несколько раз ночевал у нее там в перерывах между ее любовниками. Хэрод знал, что Тара сейчас в Италии на съемках какого-то феминистского вестерна, но ключ по-прежнему на месте — в третьем горшке с рододендронами. Воздух в доме был застоявшийся, и его пришлось как следует проветрить, зато в холодильнике имелся импортный эль, а кровать с водяным матрацем была застлана свежими шелковыми простынями. Большую часть дня Хэрод проспал, вечером посмотрел старые ленты Тары по видео и около полуночи отправился на побережье в китайский ресторан. В четверг он надел темные очки и огромную широкополую шляпу банановой республики, принадлежавшую одному из дружков Тары, и поехал в город поглядеть на свой дом. Казалось, все было в порядке, и все же вечером он снова вернулся в Лагуну.

В четверг газеты на шестой странице опубликовали небольшую заметку о внезапной смерти таинственного миллионера К. Арнольда Барента, скончавшегося от сердечного приступа в своем поместье в Палм-Спрингс. Тело его было кремировано, и европейская ветвь его семейства заказала мемориальную службу в его честь. Четыре ныне здравствующих американских президента выразили свои соболезнования по этому поводу. Далее в заметке бегло перечислялись заслуги Барента в его многолетней благотворительной деятельности и обсуждалось будущее его акционерной империи.

Хэрод покачал головой. Ни слова о яхте, об острове, о Джозефе Кеплере, о преподобном Джимми Уэйне Саттере... Он не сомневался, что их некрологи появятся в ближайшие дни. Кто-то явно пытался все замазать. Огорченные политиканы? Многолетние приспешники этого трио? Какой-нибудь европейский филиал Клуба Островитян? На самом деле Хэроду вовсе не хотелось ничего знать, до тех пор пока это не касалось лично его.

В пятницу он самым тщательным образом осмотрел собственный дом, настолько внимательно, насколько это можно было сделать, не прибегая к помощи полиции. Все вроде бы выглядело нормально, и Хэрод расслабился. Впервые за несколько лет он вдруг почувствовал, что может действовать, не опасаясь обрушить себе на голову горы дерьма в случае неверного шага.

В субботу утром, в самом начале десятого, он подъехал к своему дому, кивнул сатиру, поцеловал испанскую горничную и сказал кухарке, что она может взять выходной сразу после того, как приготовит ему завтрак. Хэрод позвонил домой директору студии, потом Шу Уильямсу, чтобы выяснить, как идут дела с «Торговцем рабынями», — фильм находился на последних стадиях монтажа: из него вырезали двенадцать минут, когда публика на предварительном просмотре начала скучать. Затем он сделал еще семь-восемь звонков, поставив в известность своих абонентов о том, что он вернулся и работает, и связался со своим адвокатом Томом Мак-Гиром. Хэрод подтвердил, что определенно намерен переехать в старый дом Вилли Бордена, сохранив там службу безопасности. Еще он осведомился, не знает ли Том хороших секретарей. Мак-Гир не мог поверить, что после стольких лет Хэрод решился уволить Марию Чен.

— Даже сообразительные цыпки становятся со временем слишком навязчивыми, — пояснил Хэрод, — Пришлось ее уволить, пока она не начала штопать мои носки и вышивать свои инициалы на моих трусах.

— И куда же она отправилась? — спросил Мак-Гир. — Обратно в Гонконг?

— Откуда мне знать, да и какое мне дело! — оборвал его Хэрод. — Сообщи, если услышишь о ком-нибудь с хорошей головой и навыками стенографии.

Он положил трубку, несколько минут задумчиво посидел в полной тишине и отправился в джакузи.

Хэрод стоял обнаженным под горячим душем и размышлял, не окунуться ли еще в бассейн, потом лег в ванну и чуть было не задремал. Ему казалось, что он слышит на изразцовых плитках шаги Марии Чен, идущей к нему с утренней почтой. Хэрод сел, вынул сигарету из пачки, лежавшей рядом с высоким фужером с водкой, закурил и откинулся к горячей струе воды, расслабляя все свои напряженные мышцы. «Не так уж плохо, когда можно позволить себе думать о другом», — решил он про себя.

Он снова почти погрузился в сон — сигарета догорала уже у самых пальцев, — когда вдруг из холла донесся четкий стук каблуков.

Хэрод резко открыл глаза, вытащил из воды руки и приготовился встать, если возникнет необходимость. Его оранжевый халат висел на расстоянии шести футов от него.

В первое мгновение он не узнал привлекательную молодую женщину в простом белом платье, которая вошла к нему с почтой, но, вглядевшись в глаза нимфетки на миссионерском личике, пухлую нижнюю губку и походку фотомодели, воскликнул:

— Шейла! Черт побери, как ты меня напугала!

— Я принесла вашу почту, — без всякого выражения сказала Шейла Беррингтон. — Я не знала, что вы являетесь членом Национального Географического общества.

— Господи, малышка, а я как раз собирался позвонить тебе, — торопливо забормотал Хэрод. — Объясниться и попросить прощения за тот неприятный эпизод прошлой зимой. — Продолжая ощущать неловкость, Хэрод невольно подумал: не использовать ли ее? Но нет. Это означало бы начать все заново. Некоторое время он вполне может обойтись и без этого.

— Все в порядке, — ответила Шейла. Ее голос всегда был тихим и мечтательным, но сейчас она говорила и вовсе как сомнамбула. Хэрод задумался, не открыла ли для себя эта бедная мормонка наркотики в течение долгого периода вынужденной безработицы? — Я больше не сержусь, — с отсутствующим видом добавила Шейла. — Господь помог мне это пережить.

— Ну и отлично. — Хэрод стряхнул пепел со своей груди. — Ты была абсолютно права — «Торговец» не для тебя. Все это ерунда, твой класс неизмеримо выше этого дерьма, но я разговаривал сегодня утром с Шу Уильямсом — он запускает проект для Ориона, мы с тобой идеально подходим. Шу говорит, что Боб Редфорд и еще какой-то парень по имени Том Круз согласились переснять старый...

— Вот ваш «Нэшнл Джиографик», — перебила его Шейла, протягивая журнал и стопку писем.

Хэрод сунул в рот сигарету, поднял руку и замер. Серебряный пистолетик, вдруг появившийся в руке Шейлы, был таким крошечным, что показался ему игрушкой, и у пяти произведенных им выстрелов звук тоже был абсолютно игрушечным.

— Эй! — воскликнул Тони Хэрод, глядя на пять маленьких отверстий в своей груди и пытаясь смыть их водой. Он посмотрел на Шейлу Беррингтон, рот у него открылся, выпавшая сигарета завертелась в потоках воды. — О черт, — прошептал продюсер и медленно откинулся назад. Горячая вода поглотила сначала его тело, затем лицо.

Шейла Беррингтон с безучастным видом смотрела на то, как бурлящая поверхность окрасилась в розовый цвет, потом постепенно стала очищаться вследствие поступления свежих потоков из кранов и работы фильтров. Круто повернувшись на высоких каблуках, девушка неторопливой походкой, с высоко поднятой головой, прошла в холл, предварительно погасив везде свет. В занавешенном шторами помещении стало темно, и лишь случайные солнечные блики, отражаясь от водной глади бассейна, отбрасывали на белую стену замысловатые тени. Будто фильм уже закончился, но проектор еще работает, высвечивая странные узоры на пустом целлулоиде киноэкрана...