Сол тревожился за Натали и боялся за себя, как боятся лезвия опасной бритвы, приближающегося к глазам, вкуса холодной стали во рту. Однако ему был знаком этот страх, и он приветствовал его возвращение, позволял ему проникать в себя. Но не желал покоряться. Тысячу раз Сол мысленно повторял все пункты плана, которые ему предстояло выполнить. Анализируя возможные препятствия, он прикидывал различные варианты их устранения. Он размышлял над тем, как поступит Натали, если старуха согласится следовать их плану, и что ей придется делать в более вероятном случае, если Мелани Фуллер начнет вести себя с непредсказуемостью, обусловленной ее безумием. И решил, что все равно будет продолжать, даже если Натали погибнет. И даже если все их планы пойдут прахом, он тоже будет продолжать. Он будет действовать и в том случае, если не останется никакой надежды.

Сол лежал в темной расщелине на холодном камне и размышлял о жизни и смерти — своей собственной и других людей. Он анализировал все непредвиденные повороты событий, а затем начинал изобретать новые. И все же в тот момент, когда прутья решетки со скрежетом поползли вверх и остальные четверо заключенных зашевелились и начали выбираться из своих укрытий, Сол Ласки в течение целой минуты, которая, казалось, длилась бесконечно, не знал, что ему делать.

Он вылез из своей ниши и замер. Каменный пол обжег холодом его босые ноги. Тварь, именуемая Констанцией Сьюэлл, смотрела на него сквозь стальные прутья и спутанные волосы.

Сол последовал за остальными к дверному проему, ведущему во тьму.

Тони Хэрод сидел в Игровой комнате и из-под опущенных век посматривал на лица четверки, ожидающей начала ночного состязания. Лицо Барента выражало спокойствие и удовлетворенность, уголки его рта подрагивали в легкой улыбке. Кеплер, запрокинув голову, хмурился от напряжения. Джимми Уэйн Саттер сидел, наклонившись вперед и положив руки на стол, — его морщинистый лоб и верхняя губа были покрыты капельками пота. Вилли так глубоко зарылся в кресло, "то свет падал лишь на его лоб, острые скулы и нос. И нее же Хэроду казалось, что глаза у Вилли открыты и он не сводит с него своего пристального взгляда.

Сам Хэрод ощущал внутри нарастание паники, по мере того как осознавал всю абсурдность своего положения — он был лишен возможности видеть происходящее. Он даже не пытался прикоснуться к сознанию еврея, поскольку знал — кто бы им ни руководил, ему не дадут в него войти. Хэрод в последний раз окинул взглядом лица присутствующих. Кто в состоянии управлять двумя суррогатами одновременно? Логика подсказывала, что это под силу только Вилли, — в пользу этого говорили и способности старика, и цели, которыми он руководствовался, — но к чему тогда эта перепалка в саду? Хэрод чувствовал растерянность и страх. И его мало утешала мысль, что Мария Чен осталась внизу и спрятала револьвер в катере, ожидающем их у пристани на случай, если возникнет необходимость бегства.

— Черт побери! — вскричал Джозеф Кеплер. Все четверо открыли глаза и уставились на Хэрода.

Вилли подался вперед, его лицо побагровело от ярости.

— Что ты делаешь, Тони? — Затем он окинул ледяным взглядом остальных. — Или это не Тони? Так вот что, по-вашему, честная Игра?

— Постойте! Постойте! — воскликнул Саттер, снова закрывая глаза. — Смотрите! Он убегает. Мы можем... все вместе...

Глаза Барента широко распахнулись, как у хищника, поджидающего в темноте свою жертву.

— Ну, конечно, — тихо промолвил он, сложив пальцы под подбородком, — это Ласки, психиатр. Я должен был догадаться об этом. Меня ввело в заблуждение отсутствие бороды. Кто бы там ни додумался до этого, у него скверное чувство юмора.

— Какие, к черту, шутки! — рявкнул Кеплер, снова зажмуривая глаза. — Ловите его. Барент покачал головой.

— Джентльмены, по причине непредвиденных обстоятельств сегодняшняя партия откладывается. Я прикажу охране вернуть его.

— Нет! — взревел Вилли. — Он мой! Барент с улыбкой повернулся к нему.

— Да, он может быть и вашим. Посмотрим. А пока я уже нажал кнопку, оповещающую силы безопасности. Они видели на мониторе начало Игры и знают, кого искать. Вы можете помочь им в этом, герр Борден, только проследите, чтобы психиатр не погиб до допроса.

Вилли издал звук, поразительно похожий на рычание, и закрыл глаза. Барент посмотрел на Хэрода с убийственным спокойствием.

Сол вместе с остальными четырьмя суррогатами поднялся по пандусу и очутился в тропической мгле — в ожидании приближающейся грозы воздух был влажный, какой-то давящий. Звезд видно не было, лишь вспышки молний освещали деревья и пустое пространство к северу от зоны безопасности. Один раз Сол споткнулся и упал на колени, но тут же поспешно поднялся и пошел дальше. На площадке была выложена огромная пентаграмма, остальные суррогаты уже заняли свои места на концах лучей.

Сол подумывал, не побежать ли сразу, но при каждой вспышке молнии за пределами зоны безопасности вырисовывались фигуры двух охранников, вооруженных М-16 и приборами ночного видения. Нет, лучше подождать. Солу пришлось занять пустое место между Дженсеном Лутаром и высоким худым юношей с длинными волосами. То, что все они были голыми, казалось само собой разумеющимся. Из всей пятерки лишь физическое состояние Сола вызывало сомнения.

Голова Дженсена Лугара повернулась как на шарнирах.

— Если ты меня слышишь, моя маленькая пешка, я хочу попрощаться с тобой, — произнес он по-немецки голосом Вильгельма фон Борхерта. — Но убью я тебя не во гневе. Это произойдет быстро. — И Лугар задрал голову вверх, к небу, как и остальные, словно в ожидании какого-то сигнала. Всполохи молний омывали серебром мощный профиль негра.

Сол развернулся, поднял руку и швырнул камень размером с кулак, который он подобрал минуту назад, во время своего умышленного падения. Удар пришелся Лугару в висок, и великан тут же грохнулся наземь. Сол пустился бежать. Пока остальные суррогаты удивленно смотрели ему вслед, он миновал кустарник и скрылся под покровом тропического леса. Выстрелов не было.

Первые пять минут Сол бежал, не разбирая дороги, — сосновые иглы и обвалившиеся пальмовые побеги впивались в его голые ступни, ветви раздирали бока, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Затем он все же постарался справиться с собой, остановился и прислушался, присев у зарослей сахарного тростника. Слева плескались волны, вдоль берега ревели мощные сторожевые моторные лодки. Еще до его слуха донесся странный скрежет, который мог быть искаженным звуком мегафонов, но слов ему различить не удалось.

Сол закрыл глаза и попытался представить карты и фотографии острова, которые он так долго запоминал, сидя с Натали на кухоньке в мотеле. До северной оконечности острова было почти пять миль. Он знал, что лес скоро превратится в настоящие джунгли, которые за милю до побережья уступят место болоту и трясине, а затем снова начнутся густые заросли. Единственными строениями у него на пути будут развалины рабского госпиталя, заросший фундамент плантации Дюбуа у скал восточного побережья и поваленные надгробия кладбища.

Во время очередной вспышки молнии Сол оглядел тростник и ощутил непреодолимое желание просто спрятаться в нем, заползти внутрь, свернуться клубком и стать невидимым. Но он знал, что это будет означать лишь более скорую смерть. Чудовища в особняке — по крайней мере трое из них — в течение многих лет преследовали друг друга по этим джунглям. Во время допросов Хэрод рассказал Солу о «Пасхальной охоте», когда в последнюю ночь выпускались все неиспользованные суррогаты — дюжина, а то и более обнаженных беспомощных мужчин и женщин, и члены клуба начинали охотиться на них с помощью своих фаворитов, вооруженных ножами и ружьями. Баренту, Кеплеру и Саттеру известны здесь все укрытия, к тому же Сол не мог избавиться от чувства, что Вилли догадывается, где он находится. В любую секунду он ожидал отвратительного прикосновения старика к своему сознанию, понимая, что если им овладеют на таком расстоянии, это будет полный провал всех его планов и намерений, весь их многомесячный труд окажется напрасным, и все, о чем он мечтал целую жизнь, все сорок лет, пойдет прахом...