Теперь она остались с глазу на глаз. Мегрэ отослал Лапуэнта с поручением.
- Послушайте, Ван Хутте...
- Да я только и делаю, что часами вас выслушиваю, верно?
- Если это и затянулось, то исключительно из-за того, наверное, что вы не отвечаете откровенно на мои вопросы.
- Так что, сейчас, видимо, начнете третировать меня как лжеца?
- Я не обвиняю вас в том, что вы говорите заведомую неправду, но уверен: что-то вы утаиваете.
- А начни вдруг я расспрашивать вас о жене, детях...
- Понимаю, у вас было трудное детство. Много ли внимания уделяла вам мать?
- Ага, дошел черед и до моей матушки, да? Так знайте: она умерла, когда мне было всего пять лет. И что она была честной и порядочной, воистину святой женщиной, которая, если она смотрит сейчас на меня из небесных высей...
Мегрэ мысленно приказал себе не дергаться, оставаться невозмутимым и продолжил серьезным тоном:
- Вам отец после этого не женился вторично?
- Ну, папаша - это другое дело. Он слишком сильно закладывал...
- В каком возрасте вы начали зарабатывать себе на жизнь?
- Я уже говорил, что нанялся на судно в тринадцать лет.
- У вас есть ещё братья, кроме Хуберта? Или сестра?
- Сестра. И что с того?
- Ничего. Знакомимся...
- Но тогда, чтобы узнать друг друга поближе, я тоже должен был бы кое о чем вас спросить...
- Не возражаю.
- Вы это заявляете, поскольку сидите в собственном кабинете и считаете себя всемогущим.
С самого начала Мегрэ знал, что допрос будет долгим и трудным, потому что Ван Хутте не был умным человеком. Больше всего трудностей неизменно вызывали вот такого рода недотепы, потому что они тупо упрямятся, отказываюсь отвечать, не колеблясь, отрицают то, что утверждали всего час назад, ничуть не смущаются, когда их тыкают носом в явные противоречия в показаниях.
С толковым подозреваемым бывает часто достаточно отыскать брешь в его умозаключениях, в его системе защиты, как все возведенное им здание начинает сразу рушиться.
- Думаю, не ошибусь, сочтя вас работягой...
Жеф метнул искоса полный недоверия взгляд на Мегрэ.
- Два, я всегда много трудился.
- И некоторые хозяева, видать, злоупотребляли вашей доброй волей и молодостью. Однажды вы повстречались с Луисом Виллемсом, таким же выпивохой. как и ваш отец.
Застыв посредине помещения, Жеф смотрел на комиссара как зверь, учуявший опасность, но ещё не понимавший, каким образом на него сейчас нападут.
- Убежден, что не будь Аннеке, вы не остались бы на борту "Зварте Зваан" и быстренько бы поменяли судно.
- Мадам Виллемс тоже была славная женщина.
- Наверняка, не такой чванливой и надменной, как её муж...
- А кто вам сказал, что он был задавакой?
- А что, разве не так?
- Он был "боссом", хозяином и желал, чтобы все это знали.
- Готов поспорить, что мадам Виллемс, доживи она до вашей любви с Аннеке, не стала бы противиться вашему браку.
Может, Жеф и взаправду был человеком недалеким, но инстинкт хищника у него был развит отлично, ибо на сей раз Мегрэ явно переборщил.
- Ага, значит вот что вы удумали, не так ли? Тогда и мне будет позволено сочинять всякие там истории?
- Я ничуть не фантазирую, просто описываю вашу жизнь такой, какой я себе её представляю, рискнул сделать неверное суждение.
- И тем хуже для меня, если, ошибившись, вы упечете меня в тюрягу...
- Выслушайте меня до конца. Детство у вас было не из легких. Совсем молодым вы уже были выпущены трудиться, как взрослый. А потом вдруг встречаете Аннеке, и она смотрит на вас иначе, чем все остальные. Она считает вас не быдлом, оказавшимся на борту, чтобы вкалывать "по-черному", да быть тем, на ком срывают злость, а увидели в вас человека. Вполне естественно, что вы её полюбили. И наверное, мать, будь она живо, благословила бы ваши чувства.
Уф! Жеф, действительно, наконец-то сел, правда ещё не на стул, а всего лишь на подлокотник, но и это было уже продвижением вперед.
- И что дальше? Знаете, ч(дная у вас сложилась сказочка...
- Но, к сожалению, мадам Виллемс умирает. Вы остались на судне лицом к лицу с её мужем и Аннеке, общались с ней весь день и - уверен! - хозяин за вами следил.
- Ну, это вы так говорите...
- Владелец прекрасной баржи, он отнюдь не горел желанием, чтобы его дочь вышла замуж за парня без гроша в кармане. И когда по вечерам он упивался в стельку, то становился грубым и омерзительным.
Мегрэ вновь обрел нужную осторожность, ни на секунду не упуская из виду Жефа.
- Неужто вы допускаете, что я позволю кому-то меня ударить?
- Убежден в обратном. Вот только руку-то он поднимал не на вас. А на дочь. Спрашивается, а не застал ли он вас...
Теперь надо было выдержать небольшую паузу, наступила гнетущая тишина, Мегрэ мирно попыхивал трубкой.
- Вы недавно раскрыли мне одну любопытную подробность. Виллемс отлучался на берег по вечерам преимущественно в Париже, поскольку встречался с подружкой, с которой они вместе бражничали.
В других местах он предпочитал наклюкаться на борту или в какой-нибудь забегаловке неподалеку от места швартовки. Как и все моряки а вы сами сказали мне, что они встают ещё до зари - он должен был ложиться спать достаточно рано.
Но в Париже у вас возникала возможность побыть с Аннеке наедине и вы...
В этот момент раздались шаги, и в соседней комнате послышались голоса. Лапуэнт приоткрыл дверь.
- Готово, патрон.
- Сейчас.
И "песенка-шансонетка" продолжала назойливо крутиться в переполненном дымом кабинете.
- Вполне допустим вариант, при котором однажды Виллемс вернулся раньше, чем обычно, и застал вас в объятьях друг у друга. Если такое и впрямь случилось, то он безусловно разъярился. А в таком состоянии он, должно быть, становился ужасным. Возможно, он пытался вышвырнуть вас вон... Ударил дочь...
- Ну вы и сочинитель... - иронически повторил Жеф.
- Будь я на вашем месте, я бы, уверен, придерживался именно этой версии. Потому, что тогда смерть Виллемса выглядела бы чуть ли не несчастным случаем...
- Она и была таковой...
- Я сказал "чуть ли не". Я даже не утверждаю, что вы помогли ему свалиться в воду. Он был пьян. Шатался. Шел ли, кстати, дождь в ту ночь?
- Да...
- Вот видите! Значит, доски сходен намокли, было скользко. Вы допустили ошибку лишь в том, что не сразу бросились ему на помощь. А, может, произошло нечто более серьезное: вы толкнули его. Все это случилось два года тому назад, и в полицейском протоколе был упомянут несчастный случай, а не убийство...
- Ну и что? Почему вы так упорствуете в том, чтобы свалить это происшествие на мою голову?
- Я всего лишь пытаюсь найти объяснение. А теперь предположите, что кто-то видел, как вы спихнули Виллемса в Сену. И этот человек находился на набережной, вы его не заметили. Он вполне мог бы заявить полиции, что вы простояли на палубе достаточно долго, прежде чем прыгнуть в лодку, выжидали, пока хозяин не нахлебается вдоволь и не окочурится.
- А Аннеке? Она, выходит, тоже смотрела и ничего не говорила?
- Вполне вероятно, что в два часа ночи она уже спала. Как бы то ни было, но человек, видевший, как все это происходило, потому что в то время он ночевал под мостом Берси, ничего не сказал полиции.
Клошары не очень любят вмешиваться в чужие дела. Они воспринимают мир иначе, чем остальные люди и имеют свое, только им присущее, мнение о том, что такое правосудие.
А вы после этого смогли жениться на Аннеке, а поскольку вам был нужен помощник, чтобы управляться с баржой, вы вызвали из Бельгии своего брата. Наконец-то вы обрели счастье. Стали в свою очередь, как вы выражаетесь, "боссом".
С тех пор вы неоднократно проплывали через Париж, но - и я готов поспорить! - всегда избегали швартоваться у моста Берси.
- Нет, моссье! Я там причаливал по меньшей мере трижды.
