- Спасибо, Савелий Прохорович, спасибо! Поверьте, я ценю вашу искренность!

Радужинский покраснел. Только ли ему послышалось, или в голосе Дотова действительно прозвучала ирония?

- Думаю, эти материалы следует передать в прокуратуру. Там найдут, как ими распорядиться!

- Но, милый мой Савелий Прохорович! Вы, как юрист, должны понимать, что для возбуждения уголовного дела этого явно не достаточно! Да, здесь есть кое-какие документы, где Прокуроров фактически предстает в роли вымогателя, но доказать это будет очень и очень сложно. А другие факты лишь раскрывают его человеческую сущность.

- Я так не считаю. Всего этого вполне достаточно, чтобы привлечь его к уголовной ответственности!

- Давайте не будем дискутировать на эту тему! - раздраженно оборвал его Дотов. - Эта папка останется у меня. Ведь вы ее мне принесли, не так ли?

- Да, конечно, - Радужинский был разочарован. Он никак не ожидал подобной реакции со стороны своего шефа. Теперь он даже жалел, что сразу направился к нему. Возможно, Трущенко эти бумаги заинтересовали бы гораздо больше. Но, с другой стороны, Дотов вполне мог устроить ему проверку на лояльность. Придет - значит, свой человек, нет - значит, нет.

- Есть гораздо более простой и вместе с тем действенный способ, продолжал Дотов. - Мы передадим эти бумаги в прессу. Что скажете?

Радужинский едва не сказал, то, что он на самом деле думает: "Это безумие! Бумаги требуют тщательной проверки!". Но взгляд Дотова заставил его воздержаться от этого шага.

- По-моему, неплохая мысль, - пробормотал он.

Дотов улыбнулся.

- Вынужден вас поправить: это единственная правильная мысль!

Генерал-лейтенант Никоноров неспеша пересек комнату и остановился возле карты военной базы, затем, не глядя, ткнул в нее указкой.

- Основной удар мы нанесем по седьмому и четырнадцатому блоку. Отвлекающие удары - по КПП и казарме, после чего зажмем террористов в кольцо, и следующим ударом покончим с ними!

- Но в ответ они могут убить заложников! - заметил Пустырский.

- Заложников они могут убить в любом случае! - раздраженно возразил Никоноров. - Не сидеть же нам из-за этого сложа руки?

- Но ты забываешь о том, что все предыдущие удары террористы без труда предугадывали!

- А ты забываешь о том, что мы наконец-то избавились от общества этого паршивца! - Никоноров кивнул в сторону двери.

Пустырский заерзал в кресле.

- Не подозреваешь же ты на самом деле, что именно Львов доносил террористам?

- Если он может подозревать нас, то почему я не могу? К тому же кто-то действительно сообщал террористам о каждом нашем шаге. Если ни ты, ни я к этому не причастны, то тогда кто же?

- По-моему, ты спешишь с выводами. Возможно...

- О том, что возможно, а что нет, мы можем с тобой дискутировать до бесконечности! Нужно действовать! Таким образом мы сразу убьем двух зайцев! Если операция увенчается успехом, Дотов волей-неволей вынужден будет закрыть глаза на то, что мы действовали без его ведома, а если проиграем - подставим Дотова и тем самым поможем Трущенко прийти к власти. И в первом, и во втором случаях наши шансы остаться при своем достаточно высоки. В отличие от того, если мы будем сидеть сложа руки.

- Ох, не знаю, что и сказать! - пробормотал Пустырский. - Так-то оно так. Вот только не покидают меня сомнения.

Никоноров небрежно махнул рукой.

- Меня тоже они не покидают! Как же без этого! Только в случае чего мы всегда сможем оправдаться. Была провокация со стороны террористов. Или они пытались пойти на прорыв. Да мало ли что можно придумать! В крайнем случае, отделаемся отставкой. А в нашем положении, как ни крути, отставки все равно не избежать!

Пустырский покачал головой.

- Как сказать, как сказать! Перемен никто не любит. Может, еще все и обойдется.

Никоноров пожал плечами.

- В любом случае, я уже отдал соответствующий приказ. Все готово к штурму.

Николай Николаевич Зорин, поддерживаемый с обеих сторон телохранителями, вышел из лифта и направился к своей квартире. После нескольких безуспешных попыток открыть дверь он передал ключ телохранителю.

- Похоже, эти твари испортили мне замок! Попробуй, Паша, может, у тебя что-нибудь получится.

Телохранитель вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.

- Проходите, Николай Николаевич!

Зорин бросил на телохранителя удивленный взгляд, затем тяжело переступил порог и, не раздеваясь, направился в кухню.

Жена Зорина выглянула из спальни и настороженно посмотрела на него.

- Милый, с тобой все в порядке?

- Все хорошо, - при этом "милого" слегка качнуло, и, чтобы не упасть, он вцепился в плечо телохранителя. - Занимайся своими делами, солнышко! Я выпью кофе и спать.

- Ты не хочешь ужинать? - что-то в поведении супруга насторожило ее.

- Спасибо, я уже поужинал, - Зорин вошел в кухню и плюхнулся на стул. Телохранитель помог ему снять плащ.

Через секунду в кухне возникла жена. Как обычно, на ней был только полупрозрачный пеньюар, но на этот раз Зорин не обратил на это внимания.

- Интересно, где?

- Что "где", дорогая?

- Где ты успел поужинать?

- В буфете, милая. Перехватил на скорую руку.

Супруга Зорина бросила на телохранителей выразительный взгляд, и те поспешили ретироваться.

- Значит, в буфете? Так-так! Пока я, как дура, стою здесь у плиты, ты где-то там развлекаешься и еще отказываешься есть то, что я приготовила?!

- Милая, у меня болит голова. Поговорим в другой раз.

- А больше у тебя ничего не болит?

Зорин издал стон отчаяния и обхватил голову руками.

- У меня все болит! Ты просто не представляешь, в каких условиях сейчас приходится работать! Трущенко фактически самоустранился от дел, Потапчук сбежал, как крыса с тонущего корабля, и вся нагрузка легла на мои плечи!

- Ах ты, бедненький! И с горя ты решил напиться?

- Я выпил совсем немного. Всего две рюмки. Просто я плохо переношу алкоголь. Ты же знаешь.

- Зачем же ты пил?

- Если бы ты видела столько насилия и крови, сколько довелось видеть мне за последние дни, ты бы не задавала подобных вопросов!

- Но ты ведь сам выбрал свой стиль жизни! На что же ты теперь жалуешься?

- На свою судьбу! А сейчас дай мне побыть одному!

Жена Зорина придвинула к себе стул и села.

- Дорогой мой, когда ты женился на мне, ты постоянно твердил, что умираешь от одиночества. Так вот, я не позволю тебе умереть!

Зорин издал нервный смешок.

- Хорошо, я согласен съесть все, что ты приготовила. Ты удовлетворена?

- Нет, вы только посмотрите на него! Он делает мне одолжение тем, что соглашается съесть мою еду! - жена Зорина сложила руки и возвела их к небу.

- Я могу и не есть, - оскорбленно заметил Зорин.

- Естественно, ты можешь и не есть! Ничего другого я и не ожидала от тебя услышать! Что еще можно услышать от мужчины, который позволяет себе разговаривать с женой подобным тоном!

- А каким тоном я должен с тобой разговаривать?

Она посмотрела на него взглядом, полным сочувствия.

- Бедняга! К шестидесяти годам ты, наконец, задался этим вопросом?

- Мне нет и сорока! - резонно возразил Зорин.

- Не имеет никакого значения, сколько тебе лет!

- Как это не имеет? А что, в таком случае, имеет?

- Моя жизнь. Я не позволю тебе ее ломать!

- И в чем, интересно, это проявляется?

- Я вынуждена стоять у плиты, сама мыть посуду и еще выслушивать после этого от мужа, что ему не нравится моя еда!

- Я не сказал, что мне не нравится твоя еда!

- Хорошо, ты это не сказал. Почему же тогда ты отказываешься ее есть?

- Мне кажется, я уже ответил на твой вопрос!

- Это обычные отговорки! Наверняка домработница уже успела тебе обо всем доложить! Но, уходя, эта идиотка даже не предупредила меня, как пользоваться плитой!

- Но это же твоя плита, а не ее. Кому, как не тебе, знать, как ей пользоваться?